Об "убогом русском языке" и КГБэшнике Путине – интервью с профессором, из-за которого вспыхнул скандал в РФ

29 октября российский профессор и доктор филологических наук Гасан Гусейнов в своем Facebook написал, что "в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, киргизов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского". Этот пост взорвал все российское информационное пространство, профессора обвинили в русофобии и требовали публичных извинений.

После этого за русский язык вступился даже президент РФ Владимир Путин. Почему – профессор рассказал в первой части интервью OBOZREVATEL.

– Российские СМИ и путинские активисты устроили настоящую травлю из-за ваших высказываний относительно русского языка. Чем все закончилось?

– Надеюсь, все заглохло. Хотя были произнесены сотни каких-то жутких ругательств, обвинений, но ведь была и поддержка со стороны многих студентов и коллег. В личном плане неприятнее всего были те, кто под шумок решил свести со мной свои счеты. Для меня это, конечно, стало большим испытанием, ведь я никогда не был в таком фокусе внимания со стороны масс-медиа. Но я на это смотрю как на часть большего социального процесса.

– Вас удивила такая бурная и агрессивная реакция общества?

– Да, меня это изумило, в том числе и в позитивном смысле. Меня поддержали студенты, коллеги. С другой стороны, изумило, как много людей распрощались за последние 20 лет со всеми остатками сталинского интернационализма. Многие увидели во мне выходца из Баку, который должен вернуться "в свой аул", к своим "овцам". Причем, все это писали не какие-то анонимы, а иногда вполне конкретные люди из разных городов бывшего Союза. Один человек из Ташкента даже предлагал мне поменяться с ним квартирами, ведь я, по его словам, просто "чуркистанская свинья". А он, как русский, переедет к себе на историческую родину. Хотя его историческая родина как раз Ташкент. Похожее письмо я получил из Бишкека. Почему у них в голове именно такой ход мыслей, это предмет для исследования.

– Как вы считаете, почему?

– Тут есть несколько объяснений. За последние 30 лет советская история не стала предметом публичной истории. Очень мало изучают советскую идеологию и ее последствия в школе. Очевидно, что и политика, и идеология была очень противоречивой, и под конец внутри ее победило вовсе не то, что декларировали идеалисты конца XIX века. И вот, например, из-под маски интернационализма всплыл шовинизм.

Вторая вещь еще более трагическая – это отсутствие навыка "практиковать сложность", как называл это М.К.Мамардашвили. Столкнувшись с какой-то сложной ситуацией, люди стараются ее упростить. Вместо того, чтобы попробовать описать и объяснить себе и другим всю ее сложность.

Роспуск Союза ССР и возникновение на его месте нескольких государств, одним из которых является Российская Федерация, не единственная наследница СССР, это предмет, прежде всего, для обсуждения и анализа. Это очень сложная проблема, которую нужно понимать в ее сложности, а не стараться упрощать ее, как делают многие люди, разделив постсоветский мир на своих и чужих, на наших и не наших. Одно из следствий этого упрощения – как раз примитивное чтение моего злосчастного текста: якобы я назвал "русский язык клоачным и убогим". Но вместо того, чтобы попытаться опровергнуть эту придуманную моими оппонентами мысль, они сами, средствами своего убогого и клоачного языка, подтверждают, даже материализуют свою собственную неверно понятую мысль. Начинают разоблачать меня, придумывая мне биографию и "русофобию".

Иначе говоря, они самими своими выступлениями подтверждают мой же искаженный ими тезис, обливают меня словесными нечистотами, визжат на поистине убогом языке, считая меня виновником того, что мой оппонент это и есть носитель убогой и клоачной версии собственного языка. Особенно поразительно услышать это от людей, которых никак нельзя было заподозрить в отказе от логического мышления. Но произошло именно это.

Выходит, правдой оказалось не только то, что я сказал, но даже и то, как неправильно меня поняли мои хулители.

– Агрессивная российская пропаганда тоже сыграла свою роль, мол, как же так, профессор обидел великий и могучий русский язык!

– Россия – очень многоукладная страна. Здесь много разного. Есть много хороших вещей в области литературы, искусства, но основная нынешняя государственная линия – это все-таки пропаганда ради пропаганды. Вот уже 20 лет она форматирует мозги телезрителей. Все эти киселевы и соловьевы, шейнины и скабеевы, ведущие многочасовки ненависти – политические ток-шоу, добились в конце концов своего, вырастили человека кричащего. Конечно же, СМИ ответственны за такое положение вещей.

Читайте: Зеленского в РФ быть не может, это путинская Россия – российский оппозиционер

– С помощью пропаганды многие россияне услышали в ваших словах тезис, что русский язык убогий и нищенский, а не проблему притеснения языков нацменьшинств в России.

– Возможно, хотя у меня была совсем другая конструкция. Но СМИ интерпретировали это в традиционном для себя духе. Ведь обычный человек даже не вник бы в это: какие-то газеты на каких-то языках – кого это вообще интересует? Люди тут же начали крутить пальцем у виска: "Ну кто в наши дни читает газеты?" Между тем почему-то этот вопрос не задают распространители множества русских газет в Европе.

– Такое могло произойти только в России? Или в Германии и Франции тоже?

– Да там постоянно такое пишут о своих и чужих языках. Там обсуждается любое высказывание политика, какое-то слово или фраза немедленно берется под микроскоп. И могут употребить еще более грубые слова, чем "убогий" и "клоачный". Российская реакция уникальна в том смысле, что обычная процедура критики политического языка воспринимается как подрыв устоев, критика "всего народа", "великого и могучего языка". Хотя это нормальная филологическая дисциплина, она так и называется – критика политического языка. Она занимает свое место как раз в ежедневной печати, в газетах Европы и Америки.

И тут совершенно неважно, из какой страны вы это пишете. СМИ многократно усиливают отрицательный эффект какого-то высказывания. Так вышло и со мной. Отреагировали на одно проходное высказывание, а то, что было предметом моего 30-летнего исследования, не увидели, просто пропускали мимо ушей.

– Почему в России нет школ для нацменьшинств? Вот в Москве, например, украинской школы нет, хотя там живет больше 150 тысяч украинцев.

– Такие школы все-таки есть, хоть их и очень мало. Здесь нет единой линии поведения. Тут продолжается двойственность советской языковой политики. С одной стороны, за т.н. буржуазный национализм могли упечь на десятилетия в лагерь, а с другой стороны, внедряли так называемую коренизацию в Украине, а для других народов создавали с нуля письменность для миноритарных языков. Вот такая двойная была политика.

Читайте: Поэт Орлуша: Зеленский должен избавиться от ФСБ в СБУ. Это они сдали Донбасс

И когда советская власть кончилась, многие решили: "А зачем нам нужны эти миноритарные языки? Зачем мучиться и как-то специально их поддерживать? На это ведь уходит много денег, все это дорого, а так есть русский язык – один на всех. Ну будет у них в паспорте написано, что они татары или калмыки, а зачем им их бесперспективный язык учить? Ведь все равно всякий, кто хочет хорошее образование получить, получит его на русском языке". Вот такая логика у людей. В отличие от политического преследования и подавления украинского языка в царской России, тут не было какой-то специально враждебной цели подавлять другие языки. Но все-таки за почти что целое столетие выросло два-три поколения людей, для которых двуязычие или второй язык, родной язык, язык их бабушек и дедушек, стал важной частью их идентичности.

Для меньшинств это вопрос их существования, в котором они были бы счастливы как меньшинство в окружении иноязычного, инокультурного большинства. Кому-то такое сосуществование разных культур и языков кажется подрывающим единство страны. Но это – ошибка примитивного сознания. И вот на поводу у этого сознания отменяется обязательное изучение языка нацменьшинств в местах компактного проживания. А раз так, изучать его не будут не только приезжие, но и сами представители местной этно-культурной общности. И дальше есть две концепции. Первая – упрощающая. Ну и Бог с ним, с этим языком. Люди как-то свыкнутся, ну не будет у них этого языка. Ничего особенного с этим языком мир не потеряет. Такая логика. На этот счет могут быть разные мнения. Мое мнение, что существующий язык, как бы мало ни было людей, которые на нем говорят, это базовый признак идентичности таких людей. И отказать им в этом на том основании, что это все слишком дорого поддерживать, это довольно странный шаг, с моей точки зрения.

Опаснее всего люди, которые смотрят на это с другой точки зрения. Мол, если мы будем поддерживать эти языки, это может привести к расколу страны, меньшинства захотят независимости и т.д. Это – болезненная тема, которую надо обсуждать. Никто же не знает, какие потери несет российское государство от издания газет и журналов на русском языке, которые продаются в Европе. Ясно, что они там не окупаются. Покупателей для всего этого не так уж и много. Но все это идет под соусом поддержания "русского мира", и тут будем расширять, будем влиять. Чтобы оставить "наших" в орбите политического влияния. А вот чтобы у нас такое было с другими народами и их языками, тут нет, такого нельзя. Такая, я бы сказал, неоколониальная политическая подоплека.

– После вашего поста с реакцией выступил даже Владимир Путин, который заступился за русский язык и пообещал усилить его защиту от "пещерных русофобов".

– Можно предположить, что ему положили на стол сводку, мол, посмотрите, какие страшные вещи говорят про русский язык. Это было действительно поразительное совпадение: мой пост появился буквально за несколько дней до заседания совета по русскому языку. А поскольку теория заговора действует, они там задались вопросом, не было ли слива информации, не нарочно ли я приурочил свой подрывной пост к этому мероприятию. Хотя я и понятия об этом не имел.

Но в целом я очень доволен, что многие герои моего поста тут же узнали себя и откликнулись, и Жириновский, и Киселев, решивший, что я спьяну все это написал, и Соловьев, и Кашин, и литераторы вроде С.Лукьяненко и З.Прилепина, и главред "Литературной газеты", поставивший мне диагноз Чаадаева. В общем, я получил неожиданное профессиональное удовлетворение. 30 лет описываю и изучаю язык этих людей, их речевой этнос. И они узнали себя. Это дорогого стоит.

Читайте: В Москве за украинский флаг нападали. Был массовый психоз – Рубинштейн

– И о чем говорит реакция "киселевых"? Какую формулу можно вывести?

– Мне бы не хотелось упрощать, но если прийти к какой-то одной формуле, то можно сказать, что эти люди попытались сохранить советскую пропагандистскую риторику после того, как советская идеология умерла. Они думали, что под советскую риторику можно подтянуть любое содержание. Но эта начинка – превращение нынешней части РФ в страну советского типа – не держится на советской риторике, устроенной несколько более хитроумно.

– Это возвращение в Союз? Воссоздание из РФ страны советского типа?

– Только в том отношении, что в Российской Федерации постулируются примерно такие же глобальные интересы в мире, какие были у СССР. Но советские интересы, по крайней мере на уровне идеологии, предполагали интернационализм, антиколониализм и т.п. А тут обнажено совершенно аполитичное содержание – страна большая и сильная, значит, можно и нужно давить слабых. Советская начинка "дружбы народов" исчезла, и вам говорят: "Так вы – это мы и есть, просто пока еще не поняли этого!"

У нас в руках палка, значит, мы сильные, а у вас такой палки в руках нет, значит, вы дураки и слабые. Сильный может насильничать, а слабый должен терпеть и кланяться. Никаких других представлений за современной пропагандой нет. Может, у этих людей и есть какие-то ценности, но о них не говорят. Они говорят так: у нас есть возможность превратить вас в радиоактивный пепел, вот мы можем это сделать. Почему мы будем это делать – это уже другой вопрос. А вы нам в ответ ничего сделать не можете, вы бессильны, у вас нет атомной бомбы. Вот вам примерная логика пропагандистов – она работает по старой советской схеме, не имея советской идеологии. Поэтому все выглядит так совершенно обнаженно и прозрачно.

– Но сейчас XXІ век, и казалось бы, такие вещи должны остаться далеко в прошлом.

– Нет, все это актуально и насущно, в прошлом вообще ничего не остается. Смысл истории не в том, что это произошло давно и с другими, а в том, что это происходит с нами сегодня. Так что никаких уроков истории не существует. В данном конкретном вопросе я пессимист. После Первой мировой войны люди думали, что это так страшно, что ничего страшнее произойти больше не может. Но прошло 20 лет, меньше жизни одного поколения, и все началось сначала. Кто развязал эту войну? Люди, которые активно участвовали и в Первой мировой войне. В общем, я пессимист.

– Что вы думаете о языке Владимира Путина?

– Это довольно сложно организованный язык, который держится на нескольких подтекстах. Возможно, главный подтекст – это угроза всем чужим и привет своим, но своим где-то далеко внизу, таким своим, которые понимают и ловят только сигналы насилия, угрожающего чужим. Это – язык угрозы, адресованный разным людям по разным поводам. Двадцать лет назад это был агент КГБ, попавший на высший государственный пост. Но речевой габитус у него остался прежним. Такой парадокс: за двадцать лет он остался самим собой, верен себе, т.е. в нем не президент, политик и бизнесмен вырос из бывшего сотрудника спецслужб, а бывший сотрудник спецслужб победил президента, политика и бизнесмена. Вот почему он оставил под собой только оказавшихся совершенно бесплодными в политическом отношении ораторов своей молодости – Жириновского и Зюганова. А бедность внутриполитического контекста и самой политической повестки приводит к крайней эмоциональной взвинченности под видом холодного расчета. В общем, это очень сложный речевой габитус, хотя и собранный вроде бы из простых элементов.

Во второй части интервью, которая выйдет в ближайшие дни, читайте, о чем на самом деле говорит президент Украины Владимир Зеленский, почему в царской России целенаправленно уничтожали украинский язык и что из этого получилось в итоге.