Блог | Самоотторжение России – от цивилизации, культуры и реальности
Россия быстро погружается во тьму. Свежий пример: из учебника для четвертого класса убрали упоминания о Киеве в разделе о Киевской Руси. В старом издании "Повесть временных лет" написана монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. В новой версии Нестор стал просто монахом, без уточнения монастыря. Ранее писали, что князь Владимир крестил весь народ в Киеве, теперь "в столице". Фразу "После смерти Олега в Киеве стал править князь Игорь" изменили на "Русью стал править князь Игорь" и т.д.
После этого россиянам грех жаловаться на кэнселинг их культуры, они сами отторгают ее. Напрасно Киев принес культуру в дикую Московию, она упорно возвращается в самобытное состояние.
Киев... Не раз писал о решающем влиянии его культуры на становление московской, в том числе и весной 2020 года, помогая киевлянке Ольге Пугач (преподавала физику в КПИ и ее перу принадлежит книга "Репер Нобеля" о нобелевских лауреатах с Украины) в создании книги "Неожиданный Бунин", посвященной тесным связям Бунина с Украиной. Осенью того года она вышла в электронном виде в "Издательстве Стрельбицкого" (Киев), аккурат к 150-летию нобелевского лауреата по литературе. Была надежда на скорое появление бумажного издания с множеством фотографий, на трех языках, но помешала сначала пандемия коронавируса, а затем нападение России на Украину.
Мой вклад благосклонно отмечен автором во вступлении. Я вычитывал, предлагал, советовал, а главное, привлек к делу д-ра Максимилиана Каммерера и Гари Голдберга, лингвиста-криптолога (его дед родом из Кременчуга). Макс предложил по образцу Розеттского камня дать текст на украинском, русском и английском, сам же перевел на английский и написал послесловие. Гари помог выверить перевод.
Книга о той стороне жизни и творчества Бунина, которую обходили и в царской России, и в Советской империи и сейчас. О тесных связях писателя с Украиной. Наиболее ярко и емко выразил суть дуальности Бунина (да и самой России) именно д-р Каммерер, чей эпилог венчает книгу. Привожу его.
Литературоведческий эпилог
Reversusdomum
Что можно добавить в заключение, прощаясь с нашим героем и нашей темой? Необходимо поставить один важный литературоведческий вопрос. Он касается не манеры письма Бунина, не особенностей его творчества, нет, это принципиальный вопрос генезиса русского искусства изящной словесности, то есть литературы как культурного феномена — и как инструмента утверждения и экспансии государства. Какого? Российской империи!
Как стало ясно благодаря этой книге, влияние Украины на Бунина было безусловным и значительным, но всё же не настолько большим и очевидным, как в случае Гоголя. Однако и того никак нельзя назвать сугубо украинским писателем, как бы кому-то этого не хотелось, несмотря на происхождение гения и тематику многих (и, вероятно, лучших) его произведений. В силу известных обстоятельств с недавних пор идёт жаркая полемика по этому поводу, но мы в неё вступать не будем, считая более интересным обратить внимание на характер данных обстоятельств.
А заключаются обстоятельства в том, что великая русская литература, к которой справедливо относят как Гоголя, так и Бунина, выросла из имперской шинели, что и подчёркивал Достоевский. Да, да!
Обратите внимание, когда, собственно говоря, сия литература появляется? Во второй половине XVIII века, когда Российская империя начинает вести одну из главных партий в концерте сильнейших держав мира. Нетрудно заметить, что французская и английская литературы прошли тот же путь и тоже расцветали во время становления империй, что позволяет сделать следующее обобщение: индикатором величия державы являлись большая армия, флот и… литература! Можно даже считать это триединое сочетание аксиомой теории строительства империй. Их создавали флоты и армии, а литература оправдывала и обосновывала экспансию, подводя идеологическую базу. То есть она — одна из опор империй, вид оружия. Это оружие интеллектуального обаяния и превосходства, что весьма важно, как мы увидим.
Однако русская литература довольно долго оставалась провинциальной, не имела своих тем, коренной почвы, не имела главного — развитого языка. Усилий Кантемира, Тредиаковского, Сумарокова и даже Ломоносова с Державиным оказалось мало как для придания величия и блеска литературе, так и для обретения великодержавного шарма. И так было, пока не явились Пушкин, создавший современный русский язык, и Гоголь, давший ему цвет и вкус, рельефность и яркость, краски, их тона и оттенки!
За что надо сказать спасибо Украине — в этом смысле Гоголь таки украинский писатель. А поскольку Достоевский недаром говорил о его шинели, из которой вышла вся русская литература, то логическое заключение вы можете сделать сами. Таким образом, и о Бунине можно говорить в этой связи: он восхищался ненькой, её землёй и народом, поэзией Шевченко — и неплохо знал украинский язык, раз переводил с него.
Продолжим обобщение. Великие литературы не только рождаются синхронно с империями, но и угасают вместе с ними, и Бунин — это свет погасшей звезды. Советскую художественную словесность уже никак не отнесёшь к великим, а новую российскую и подавно, невзирая на Сорокина и Пелевина. И вот что любопытно в нашем контексте: зададимся ещё одним вопросом, а велик ли вклад колоний в английскую или французскую литературы? Ответить на него нетрудно: вклад практически нулевой, что естественно — метрополии в культурном развитии стояли намного выше. А как с этим у русской литературы? Ведь понятно, что на пустом месте подобный культурный феномен появиться не может, поэтому копнём до корней, взглянем на базис.
Нет, времена былинные, "Слово о полку Игореве" и "Моление Даниила Заточника" ворошить не будем, их влияние не надо преувеличивать. Хотя бы потому, что литература начинается не только с писателей, но и с читателей. Известны переживания Пушкина по поводу малого спроса на его книги, но объясняется он не тем, что солнце русской поэзии сияло недостаточно ярко и мало привлекало читателей, — Пушкина любила и ценила вся Россия! — а тем, что в огромной стране не имелось достаточно читателей.
Главным кузнецом и поставщиком каковых всегда и всюду было студенчество. Увы, в этом славном деле восток Европы отставал: первая православная славяно-греко-латинская школа открылась в 1576 году — и отнюдь не в Москве. Её основал князь Острожский. В 1615 году православная школа появилась в Киеве, в 1632-м она стала коллегией (на четыре года раньше основания американского Нового колледжа в Кембридже, штат Массачусетс, будущего Гарварда!), а в 1658-м — Киево-Могилянской академией. И только в 1687 г. в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия. Между прочим, в проекте её устава ректору и преподавателям вменялся высший контроль над делами веры и образования, борьба с ересями — и за многие преступления перед православием полагался костёр…
Кто же преподавал в этих школах и академиях? В XVI-XVII веках все лекторы, все православные учёные, теологи, философы и религиозные деятели обучались в католических (часто иезуитских) школах и в европейских университетах. Так, Арсений Грек, сподвижник патриарха Никона, учился в Венеции и Риме, затем в Падуанском университете. Ректор Киевской академии Пётр Могила, восстановивший православие в Украине (возобновил богослужение в Софийском соборе, добился признания прав православной церкви в Речи Посполитой), учился в католических университетах. И сама его академия, как и Славяно-греко-латинская в Москве, была точной копией школ иезуитов, начиная с организации и заканчивая названиями классов, предметов и языком обучения — оно шло исключительно на латыни и греческом. Даже церковнославянский, рабочий язык православия на Руси, в ней практически не изучался!
Мелетий Смотрицкий, автор первой церковнославянской грамматики, закончил Виленскую иезуитскую гимназию, учился в европейских университетах: Лейпцигском, Виттенбергском и Нюрнбергском! Кассиан Сакович, соратник Могилы, учился в Краковской католической и Замойской иезуитской академиях. Именно киевские выпускники затем составили костяк преподавателей Московской славяно-греко-латинской академии. Учёность шла из Киева!
С этими двумя академиями и вступила Россия в имперское XVIII столетие — чтобы за весь этот век суметь открыть лишь ещё одно высшее учебное заведение — Московский университет. При Пушкине в ней имелись университеты Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Варшавский, Виленский, Дерптский и Хельсинский. Итого восемь, причем непосредственно к самой России относились всего четыре, да и то если считать Казань русским городом. Для справки: в бездуховных и ещё недавно колониальных США их было уже 13, тогда как Киево-Могилянскую академию имперские власти в 1817 г. заботливо закрыли.
Какой же вывод следует из нашего небольшого анализа? Он очевиден: dieu est toujours pour les gros bataillons, то бишь литературный бог на стороне больших батальонов. Мало университетов — тонок слой культурных, образованных людей, мало читателей и писателей.
Ergo: в отличие от Англии и Франции, метрополия Российской империи не могла похвастать интеллектуальной мощью и поэтому базис будущей русской литературы формировали более развитые и образованные колонии, в том числе Украина. Повторю: именно киевляне составили костяк преподавателей Славяно-греко-латинской академии в Москве. Златоуст Симеон Полоцкий, выпускник Киево-Могилянской коллегии, писатель, богослов, поэт, искусствовед, драматург и переводчик был наставником детей царя Алексея Михайловича, а первопечатник Иван Фёдоров бежал из Москвы в Русское воеводство Речи Посполитой.
Вот и шляхтич Семён Буникевский, в XV веке выехавший с литовской Волыни на Полтавщину, имел, по-видимому, какое-то образование и знал латынь, как многие из шляхты и казацкой старшины, недаром Бунины дали стране столько славных имён в сфере культуры и науки. Нет, не случайно Бунина тянуло на юг, его путешествия по Украине были в какой-то мере возвращением к истокам, корням, домой и, подводя итоги, можно даже сказать, не слишком погрешив против истины, что Украина дала ему крылья, поставила на крыло!
М.Г. Каммерер
Генезис российской интеллигенции и культуры
Надо заметить, что доктор Каммерер довольно деликатен. Я хотел написать резче, но подумал, что к непосредственно к Бунину такая инвектива отношения иметь не будет, а сейчас жалею о том, что не предложил ее пани Ольге. Ибо как раз Бунин, потомок выходца с Украины, является блестящим подтверждением лелеемых мною тезисов. Вот они.
Интеллигенция явление для Московии новое. До Петра I ее определенно не было, но и он, созидая "регулярную" державу, заимствовал из Европы лишь технологии, внешний антураж, да армейский стиль управления. С этим багажом и с беспримерной жестокостью он и создал империю. Но жизнь быстро показала, что для обучения специалистов, развития тех же военных технологий нужна наука, а в ней вчерашние сержанты разбирались неважно. Искусства, опять же, заводить пришлось для политесу, кунштюки насаждать. Дабы соответствовать. Империи ведь ежели и создаются силой оружия, то скрепляются обаянием метрополии. Чем Москва похвастать не могла.
Быстро выяснилось, что собственных Невтонов она рождать малоспособна. Ее почва отторгала интеллектуалов, это была девственная целина, политая ядом агрессивного невежества. Даже первопечатник Федоров несмотря на протекцию царя, был затравлен и сбежал во Львов. Конечно, примеряя на себя шапку Мономаха и величие Третьего Рима, белокаменная старалась и на этом поприще, принимала меры, но весьма самобытные.
Как известно, римские библиотеки составлялись поначалу из захваченных, купленных и скопированных книг эллинских, а впоследствии делились на две секции, римскую и греческую. Москва же, оказавшись в схожей ситуации, начала развитие своей книжности с уничтожения более развитых конкурентов.
Так, в 1626-1628 гг. в ней была запрещена украинско-белорусская книжность, а в 1627 г. указом царя и патриарха было велено собрать книги украинской печати и сжечь. В 1690 г. Московский собор проклял и осудил на уничтожение произведения украинских писателей, так как "киевцькие кніги прельсти латинськия утверждают", наложив на них "проклятство и анафему, не точію сугубо и трегубо, но и многогубо". В 1693 г. патриарх запретил привозить украинские книги в Москву и послал письмо в Киево-Печерскую лавру о запрете издания книг на украинском языке.
Однако сии решительные меры результатов почему-то не дали, московская книжность и учёность не расцвели, и тогда за дело взялся Петр I. Но и усилия царя-реформатора к успеху не привели. Видимо, армейская модель в сем тонком деле не годится, умные люди строем не ходят и из вертикали власти выламываются. В общем, сама по себе Москва оказалась интеллектуально стерильной, и пришлось завозить умников с запада, с Украины и Белоруссии.
В 1709 г. царь приказал сократить число студентов Киево-Могилянской Академии с 2000 до 161, а лучшие научные силы перевести в Москву. Среди них были Иннокентий Гизель, Иоанникий Галятовский, Лазарь Баранович, Дмитрий Ростовский (Туптало), Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Симеон Полоцкий и много других. Они-то и сыграли главную роль в развитии культурной жизни России.
"Украинцы принесли с собой всю свою большую культуру, ее влияние отразилось на Москве на всей жизни: зданиях, рисовании, одежде, пениях, музыке, обычаях, на праве, литературе и даже на самом московском языке. Вся жизнь составлялась тогда так, что становилось невозможным прожить без украинца. Всяких ремесленников доставали из Украины" (И. Огиенко, "Украинская культура").
Князь М. Трубецкой писал: "…Старая московская культура во времена царствования Петра умершая; и культура, которая с того времени живёт и развивается в Московии, является органическим продолжением не московской, а киевской, украинской культуры".
Вообще, всегда все новое и передовое шло в Москву с запада! И никогда наоборот. Примеров значительного интеллектуального влияния России (не стоит переоценивать величие "великой" русской литературы) на Европу не имелось вплоть до дягилевских сезонов и большой эмиграции. Плюс тот неоспоримый факт, что интеллектуальная репутация России во многом держалась на талантах более развитых покорённых стран. Метрополия уступала в развитии колониям, и стоило обвалиться гранитной имперской облицовке, стоило пресечься импорту мозгов, как началась деградация, ускоряющаяся по мере ухода в мир иной старых зубров и ставшая особенно очевидной сейчас, во времена поздней путинщины.
Нескрываемая ненависть к Украине и нападение на нее объясняется, в частности, и этим: вместе с ее государственностью Путин хочет уничтожить саму мысль о первичности ее культуры и о решающей ее роли в становлении культуры московской.
