Бог танца Серж Лифарь: я украинец, до конца

Сержу Лифарю мировая культура обязана прежде всего тем что именно благодаря ему балет перешел из вспомогательного и второстепенного в полноценный художественный жанр. До Лифаря балет показывали в финале оперных спектаклей, чтобы продлить вызванный ими зрительский восторг, он же добился их равноправия. Украинский балетмейстер основал в Париже Институт хореографии и поставил около двухсот спектаклей в знаменитой Гранд-опера. Его вклад во французскую культуру высоко оценил Шарль де Голль, распорядившийся оформить ему официальное гражданство и паспорт. Серж Лифарь отказался, заявив: "Я никогда не был и не буду французом, моя родина –Украина".

OBOZREVATEL продолжает публикацию серии материалов о выходцах из Украины, добившихся невероятных успехов.

Баловень судьбы

Сержа Лифаря, родившегося 2 апреля 1905 года в Пирогове под Киевом, с полным правом можно называть баловнем судьбы: ему многое давалось легко и без особых усилий. Балетом он начал заниматься довольно поздно – в шестнадцать лет, посещая "Школу движения" Брониславы Нижинской. Мальчик обладал еще и прекрасным голосом, поэтому родители считали, что их Сережа должен сделать карьеру певца. Именно с этой целью – заинтересовать его оперным искусством – они впервые привели сына в двенадцать лет в Киевский театр оперы и балета, но его наваждением с тех пор стало не пение, а танец. Он мечтал о карьере знаменитого танцовщика, которому покорятся сцены известных мировых театров, и его мечты сбылись.

Правда, путь к их воплощению был непростым. В Париж, куда он отправился не только вслед за переехавшей туда Нижинской, но и спасаясь от ужасов большевистского режима, Лифарю пришлось добираться через Иран, а границу он пересек нелегально. Большего страха он, по его словам, в жизни не испытывал, в него даже стреляли, но в конце концов все обошлось. Однако новая – счастливая и успешная – жизнь будущей звезды всегда была омрачена разлукой с близкими, которых он никогда больше не видел живыми. Свою жизнь они прожили с клеймом родных "изменника родины". Деда от расстрела спасло только чудо, младший брат Леонид вынужден был бежать на Запад в 1932 году, а родители, оставшиеся жить в Киеве, находились под постоянным надзором НКВД, а затем и КГБ, поэтому выйти на связь с ними у детей не было никакой возможности.

"Свободный гражданин Вселенной в самой свободной из столиц"

Лифарь прибыл в Париж 13 января 1923 года. По его воспоминаниям, он шел по Елисейским полям прекрасным зимним утром, когда солнце едва пробивалось сквозь туман. Впервые в жизни юноша наслаждался тем, что ему ничто не угрожает, и чувствовал себя "свободным гражданином Вселенной в самой свободной из столиц".

На берегу Сены ему назначил встречу человек, который кардинально изменил его судьбу – Сергей Дягилев. Выступление Лифаря произвело на знаменитого антрепренера благоприятное впечатление – в своих воспоминаниях он впоследствии писал, что после его танца лицо Дягилева посветлело, а в глазах появился огонек. Он искал замену Вацлаву Нижинскому и нашел его в лице Лифаря. Его вердикт был положительным: "Я верю в этого мальчика, он будет танцором". Похвала Дягилева, который был для него недосягаемым божеством, благотворно повлияла на молодого человека, придав ему уверенности, и уже очень скоро он дебютировал на сцене, превратившись из Сергея в Сержа Лифаря. Считая, что молодому танцору не хватает техники, и стремясь разжечь искру его таланта, Дягилев отправляет его в Турин – на обучение к Энрико Чекетти, которого называли "создателем звезд".

Этот период стал для него временем постижения искусства и знакомства с выдающимися людьми. В Париже Лифарь открывает для себя Лувр, в залах которого он проводил все свободное время, и Версаль с его Зеркальным залом, который произвел на Сержа грандиозное впечатление. Он знакомится с Пабло Пикассо, Марком Шагалом, Кассандром и Коко Шанель – они стали его друзьями на всю жизнь.

"Мастер" Гранд-опера

Иногда таланту, чтобы пробиться, нужно хотя бы немного везения, и Серж Лифарь сумел оказаться в нужное время в нужном месте. Когда директор Гранд-опера решил поставить балет по мотивам бетховенского "Прометея", он собирался доверить хореографию Джорджу Баланчину, но тот слег с тяжелой пневмонией, и эту работу поручили Лифарю. "Творения Прометея" ожидал оглушительный триумф, и с тех пор именно Лифарь становится руководителем балетной труппы Гранд-опера – сам он называл себя "мастером". После смерти Дягилева в 1929 году Лифарь окончательно перешел из его труппы в Гранд-опера в качестве премьера и балетмейстера, хотя ему в то время не исполнилось еще и 25 лет.

Новатор балета

Лифарь был новатором балета – в своих спектаклях он ставил на первый план хореографию, отодвигая на второй музыку и декорации. Более того, на его взгляд, движения танцоров далеко не всегда должны совпадать с музыкой, к чему в то время оказались готовы далеко не все зрители: одни горячо приветствовали творческие поиски Лифаря, другие – так же пылко негодовали. Известна история, когда эскизы сценографии для спектакля "Икар" создал сам Сальвадор Дали, но его воображение, которое Лифарь назвал "переполненным", не совпало с представлениями самого балетмейстера, который исполнял в спектакле главную партию. Для этой роли Лифарь сам сделал себе крылья. Без использования каких-либо спецэффектов – одной только силой своей хореографии – Серж создавал для зрителей иллюзию настоящего полета, правда, для этого вынужден был дополнительно тренировать руки, поскольку вес смещал баланс тела.

Наряду с новаторскими балетами Лифарь танцевал и в классических, самым любимым среди которых было для него творение Адольфа Адана "Жизель". Роль принца Альберта была для Сержа идеалом, символом которого, по его собственным словам, является "смерть во имя любви". Увидев Лифаря в этой партии, Пабло Пикассо и Жан Кокто разрыдались на премьере. "В тот вечер, – вспоминал Лифарь, – я одержал одну из величайших побед в своей жизни". Спустя много лет, в декабре 1956-го, именно этим балетом он попрощается со сценой в качестве танцора, а затем и вовсе оставит Гранд-опера.

Лифарь выступал за жесткую дисциплину не только для артистов, но и для зрителей: по его распоряжению после третьего звонка двери в зрительный зал закрывали. Лифарь считал, что тот, кто не смог правильно распределить свое время и приехать в театр вовремя, недостоин спектакля. Для публики, которая приходила в театр не ради искусства, а для того, чтобы других посмотреть и себя показать, это было неожиданно, но она довольно быстро приняла новые правила игры. Благодаря таким "реформам" в Гранд-опера пошли истинные ценители музыки и хореографии, а не любители в антрактах фланировать по фойе, блистая бриллиантами, и устраивать пирушки с шампанским в буфете. Также Лифарь, считающий, что все участники спектакли – от солиста до артиста кордебалета – равны, запретил вызывать исполнителей главных партий на бис и приносить в театр цветы.

Пятно на биографии

В 1939 годы после начала Второй мировой войны Гранд-опера закрылась, а часть труппы, в том числе и Лифарь, отправилась на гастроли в Австралию. На обратном пути они посетили Бали и Индонезию, где балетмейстер пришел в восторг от местных танцев – эти впечатления найдут свое выражение в его творчестве.

Оккупированный немецкими войсками Париж встретил артистов новой реальностью: над Триумфальной аркой развевался флаг со свастикой, по улицам курсировали патрули. Городские власти попросили Лифаря возглавить Гранд-опера, и он, подумав, согласился. За время оккупации он поставил два балета – "Сюиту в белом" и "Ромео и Джульетту", и лично встречал Гитлера, когда тот захотел посетить театр. После окончания войны Лифарь, как человек, сотрудничавший с нацистами, вынужден был оставить свой пост. Более того, он попал под суд и чудом избежал смертного приговора. И только спустя годы стало известно, что, будучи руководителем театра, Лифарь был, как сказали бы сейчас, двойным агентом: пользуясь многочисленными подсобными помещениями Гранд-опера, он прятал и тем самым спасал от смерти тех, кого разыскивали оккупационные власти.

Белые лилии принца Альберта

На "пенсии" главным занятием Лифаря стала педагогика – ему просто необходимо было передать свой колоссальный опыт другим. Он преподавал в Сорбонне и основал Институт танца, в котором слушатели изучали историю и теорию балета.

В 1961 году ради Лифаря ненадолго приоткрыли пресловутый железный занавес – он приехал в родной город Киев, по которому всегда скучал. "Прекрасный Париж, – писал он, – не может заставить меня забыть о моем городе и моем Днепре". В те дни ему показалось, что время не имеет над ним власти: он снова увидел свой дом, колледж, в котором учился, походил по любимым улицам и предался воспоминаниям о родителях – в общем, ощутил все, кроме "запаха той – былой – жизни, которая ушла навсегда". На кладбище он упал на колени перед могилой родителей, сказав с горечью и болью: "Это я, ваш Сергей, ваш Сергунчик. Я танцевал с большим успехом по всему миру, но вы, мои родные, этого и не увидели". Он не хотел, да и не смог бы остаться в городе своего детства, ему бы этого просто не позволили, но о своих корнях никогда не забывал. В письме к жене, графине Альфред, он однажды написал: "Я украинец. До конца".

В последние годы жизни Лифарь начал заниматься живописью, причем не на любительском, а на высоком профессиональном уровне. Уже как художнику ему рукоплескали Канны, Монте-Карло и Венеция. На комплименты своих именитых друзей, которые восхищались его творчеством, Лифарь скромно отвечал: "Я не художник, я – хореограф, который рисует". Великий танцовщик ушел из жизни в швейцарской Лозанне в возрасте 81 года. Говорят, что незадолго до смерти он, чувствуя, что уходит, попросил принести ему букет белых лилий – как память о самой любимой своей партии принца Альберта из балета "Жизель".