"С женой за год виделись только раз". Мирослав Кувалдин, находящийся на войне – о взрослых сыновьях, маме-россиянке и коллегах-предательницах

Мирослав Кувалдин – певец нигерийского происхождения, лидер группы The ВЙО, телеведущий. После начала полномасштабной войны встал на защиту Украины. Находился в Донецкой области, южном направлении – в Николаеве, Херсоне, Запорожье, а год назад присоединился к "Культурному десанту".

В интервью OBOZ.UA Мирослав Кувалдин рассказал о службе во время войны. А также раскрыл страницы жизни своей семьи до полномасштабного вторжения. И после: сейчас жена артиста с младшим сыном, 18-летним Булатом, нашли временное убежище в Германии; старший сын, 21-летний Корней, уже несколько лет учится в Ирландии.

– Мирослав, на днях у вас вышел клип на щемящую песню "До свидания", пронизанную тоской по собратьям, которых потеряли. Как родилась эта композиция?

– Это очень тяжелая песня, она о принятии потерь. И я почему-то думал, что ее надо будет петь уже после победы. Писал ее, в принципе, для себя, как такою лечебную, можно сказать, терапевтическую песню. Потому что сложнее всего, с чем сталкивается человек на войне – это смерть близких. А мы потеряли очень много хороших людей, эти боли переживают не только военнослужащие, но и гражданские украинцы. И объем трагедии настолько велик, что порой не знаешь, что с этим делать.

Лучшее, что придумали, чтобы облегчить бремя – минута молчания. Но лично мне, когда она длится, все равно стоят перед глазами лица погибших побратимов, слышатся их голоса. В принципе, ничего внутри все равно не успокаивается. И я вот пытался найти художественный прием, чтобы как-то с этим принятием поработать. А поэзия и музыка – это такие вещи, которые человек легко воспринимает. Действуют на все – тело, душу. Вот так, собственно, и возникла песня.

Почему я считаю, что она актуальна сейчас? Ныне как военный я служу в "Культурном десанте". Работаем с морально-психологическим состоянием военнослужащих. Есть несколько мобильных групп, которые ездят вдоль линий столкновения с выступлениями. Приезжая к бойцам, стараемся их обрадовать, немного вернуть силы, снять усталость чем-то веселым. Но иногда во время выступлений я понимаю, что песня "До свидания" – это то, что сейчас нужно. Она – как лекарство, и если вы замечали, наиболее действенные из них – горькие. Вот, собственно, и с этой песней так же. Она тяжелая, но и помогательная.

– Расскажите больше об этих выступлениях. Что вы делаете, чтобы выступления удавались? Как вы находите контакт с военными? Какие, по вашему мнению, им нужны концерты?

– Это трудно назвать концертами. Я бы скорее охарактеризовал это так: встречи со своими. Мы тоже военнослужащие, и это сразу убирает дистанцию. Потому что когда приезжают гражданские артисты, особенно если это мужчины, то первый вопрос, который у солдата возникает: "Почему я здесь, а ты приезжаешь ко мне на полчаса, а потом обратно в Киев пить свой кофе на кокосовом молоке?" Поскольку мы тоже служим, эти вопросы автоматически снимаются.

И еще мне кажется, что наши выступления больше напоминают психологические тренинги с элементами арт-терапии, чем простые концерты. Очень часто мы приезжаем в подразделение, а нас встречают всего несколько человек, потому что все остальные – на боевых. Иногда бывают большие мероприятия, когда приходят около полусотни военных. Но это скорее исключение. Обычно собирается небольшая часть бойцов, не занятых по делам, и мы общаемся. И так, между прочим, можем песню спеть, кукольный спектакль показать. У нас в подразделении есть актер-кукловод. Его театральный реквизит умещается в чемодан, но сам спектакль – действо просто мирового уровня, без преувеличения. И оно понятно даже без слов. Шикарная вещь – такое можно увидеть где-нибудь в Париже, например. Сначала он играл его сам, а затем перевели к нам в подразделение еще несколько актеров-кукольников.

– Что лично вас поражает в этих встречах?

– Изменение, которое происходит за полтора часа, пока мы общаемся. Мы приезжаем часто к уставшим людям, видим глаза, в которых отразилось очень много страшного, о котором им не хочется говорить. Но выражение глаз меняется, появляется снова огонь. Кроме того, мы помогаем им посмотреть на службу с другой стороны. Я, например, к этому отношусь, как к большому приключению. Понятно, что оно страшное и непростое, но те, кто переживут, будут вспоминать это как самое интересное и яркое приключение в своей жизни. Вот примерно такой месседж я несу. В нашей мобильной группе пять человек, у каждого свой угол зрения на армию, и из этого складывается оптимистический пазл, помогающий людям дальше служить, жить.

– Руководитель Театра Франко, а в прошлом – ушедший на фронт солдатом министр культуры Евгений Нищук признавался нам в интервью, что должен был привыкать к тому, что нужно спрятать в себе управленческие амбиции. А Александр Печерица, актер этого же театра, находившийся в ВСУ полтора года, вспоминал, что остро ощущал утрату личной свободы. Актер Олег Иваница, который служит сегодня, рассказывал нам, что за время войны стал значительно чувствительнее. Удивлялся: война должна бы делать нас более жестокими, и в некоторых моментах так и есть, потому что готов делать вещи, которые раньше на голову не налезали. К примеру, стрелять в людей. Но вместе с жестокостью появилась сентиментальность. Как у вас?

– Так получилось, что я никогда не готовил себя к армии. Когда должен был служить в 90-х, меня признали непригодным. Был, как сейчас говорят, белый билет. А когда мобилизировался на службу в феврале 2022 года, решил относиться ко всему этому как к жизни в монастыре. Забываешь свою гордыню, собственно, даже о своем "я", опускаешь смиренно голову и выполняешь приказы, которые тебе дают старшие по званию. Так, в принципе, оно и было, здесь я не разочаровался (смеется). Но понял и другое: в армии можно найти себя.

Здесь есть множество профессий, о которых люди даже не подозревают. К примеру, понтонеры, слышали о таких? Это военные, которые проходят службу на воде – переправляют технику, людей. Нравятся собаки, можешь служить кинологом. Любишь технику или компьютерные игры, пожалуйста, овладевай дронами. Я первые полтора года служил в штабе, нравилось работать с документами, прекрасно знаю Word, Excel. Встречал людей, которые просто ненавидели возиться с бумагами. Я и им помогал. А сам не люблю тяжелое носить – они мне с этим помогали (улыбается). Обращаюсь к тем, кто боится идти служить или сомневается: чем раньше пойдете, тем быстрее себя найдете здесь.

– А почему, на ваш взгляд, сейчас столько отрицательной информации в публичном пространстве о ТЦК?

– Это очень просто объяснить: работа вражеской армии. Их задача ясна – прилагать максимум усилий, чтобы как минимум меньше украинцев шли в армию. Так появляются в соцсетях видео, где кого-то "вяжут" где-нибудь на вокзале. Эти ролики разлетаются, люди перепосчивают, не подозревая, что это враждебное ИПСО, и их используют как полезных идиотов – есть такой термин. Не слушайте, что вам нашептывает Путин.

– Удается видеться с родными? Сложились ли за это время у вас в семье новые ритуалы? Телеведущая Маричка Падалко, муж которой тоже находится в ВСУ, рассказывала нам в интервью, что начали правило: каждый день в определенный час они и трое их детей выходят на видеосвязь и рассказывают о своем дне.

– Классная традиция, надо взять на вооружение! У нас обязательны ежедневные созвоны с женой. А с сыновьями пару раз в неделю. Они сейчас уже в таком возрасте, когда не сильно ощущают недостаток отца. Почему мне так кажется. Жена Лилия с младшим сыном Булатом нашли временное убежище от войны в Германии. Старший сын Корней учится в Ирландии, уехал туда задолго до полномасштабного вторжения. Хочет стать компьютерщиком, колеблется между программированием или кибербезопасностью. Младший учится в училище, грызет немецкий. С профессией пока не определился. Полгода назад говорил, что хочет быть звукорежиссером. Мне приятно, что планирует соединить свое будущее с музыкой. Правда, не исключительно, что его планы могут измениться, потому что он тоже, как и старший брат, интересуется компьютерами.

За этот год я виделся с ними только один раз – я ездил в Германию. Кстати, это тоже преимущество военнослужащих: во время отпуска ты спокойно можешь уехать за границу. Нам удалось пожить нормальной, семейной жизнью две недели в Баварии.

– Когда вы приехали за границу, не было ощущения, что попали в другой мир, который сочувствует нам, но спокойно продолжает жить своей жизнью?

– Признаюсь, что поначалу был немного удивлен. Все расслаблены, самолеты летают. Триггерило, что слышал много украинского языка от казаков – крепких, упитанных. Конечно, злился. Но потом придумал себе такую психологическую защиту. Я же и в Украине вижу гражданских мужчин, которые спокойно попивают в кафе лате, поэтому договорился с собой: давай лучше думать, что это военнослужащие в отпуске, чтобы не раздражаться. Но, конечно, странно, что одни люди вгрызаются в землю, умирают за нее, а другие делают вид, что им это безразлично.

– Творческим людям место на фронте?

– Ну, разговоры, типа "не стоит выбрасывать дельфинов в песок" (певец Михаил Хома в одном из интервью, отвечая на вопрос, как относится к призывам, чтобы звезды шли воевать, заявил, что каждый должен быть на своем месте, профессиональные военные – воевать, певцы – зарабатывать деньги на помощь: "Нельзя бросать дельфинов в песок, а антилоп в море". – Ред.) это позор. И вообще, для мужчины не встать на защиту дома – это бесчестие. Неважно, ты творческий человек или какой-то технарь. Не имеешь права делать вид, что это не твое дело.

Если мы проиграем, то оккупанты очень быстро поставят к оружию всех "дельфинов" и отправят куда-нибудь в Польшу. Петь при москалях "дельфины" не будут точно. Я горжусь коллегами, которые пошли служить. Вот вчера виделся с музыкантом Женей Галичем. Он после контузии, видно, что ему тяжело, но держится. Гарик Бирча, знаю, служит. А другие… Я за ними не слежу.

– В свое время вы, вероятно, встречались на совместных выступлениях с певицами Ани Лорак и Таисией Повалий, которые предали Украину и ныне живут и работают в РФ. Как вы думаете, почему они приняли такое решение?

– Ответ очень прост: деньги. И не надо далеко ходить и что-то придумывать. Это первое, чем сатана обольщает слабые души. А совесть? Родственники? Украинские корни? Родина? Все это просто перекрывается этими бумажками. Ну, есть такие люди, ничего не поделаешь. Принесло ли это решение счастья этим двум женщинам? Уверен, что нет. Говорят так: когда ты с сатаной заключаешь договор, проигрываешь уже с самого начала.

– Ваша мама по национальности – россиянка, живет на Полтавщине. Общается ли с родственниками из РФ?

– Несмотря на то, что моя мама родом из Калуги, она большая патриотка Украины. Да, у нас есть родственники в Москве, но перестали с ними общаться еще в 90-е, когда умерла бабушка, которая очень хотела, чтобы мы родились. Сейчас нет никаких контактов. Мама полностью занимает проукраинскую позицию. Правда, ленится учить украинский. Я много лет разговаривал с ней на русском, сейчас – на украинском, увидим, какой это будет иметь эффект.

– У вас прекрасный украинский.

– Спасибо, это потому, что меня били (смеется). Шучу! Я учился в украинской школе, мне всегда нравился язык, легко давался. А когда в какой-то момент решил писать украинские песни, понял, что это прекрасная идея, потому что имел немного конкурентов на этом поле. И сейчас, когда кому-то из коллег нужно перестраиваться, я нахожусь там, где был всегда. Писал и пишу не только для себя (Кувалдин является автором песен для многих исполнителей, в частности для Оли Поляковой, он создал хиты "Бывший" и "Первое лето без него" – Ред.). Иногда возникает песня, и уже примерно знаешь, кто ее мог бы спеть. Пишу, предлагаю, идем в запись.

Иногда приходит заказ от самого артиста. И тогда, садишься, "натягиваешь шкуру" этого исполнителя, думаешь, о чем он хочет сказать – мне это нетрудно делать. Последние два года пишем огромное количество подразделениям, бригадам, отдельным родам войск. Считаю, что в каждом подразделении, даже самом маленьком, должна быть своя песня. Я призываю коллег: если вы служите или есть друзья на войне, напишите для их подразделения. Это очень сплачивает коллектив.

– Расскажите, когда вы решили сменить имидж и избавились от своих шикарных дредов?

– Это было давно. Если честно, просто начал лысеть. А дреды – это как львиная грива, которая должна выглядеть пышной, живой. Я уже начинал выглядеть как старый облезлый лев. Подумал, лучше буду молоденьким, но лысым (смеется). Пусть уж мои дети мудрствуют с причудливыми прическами.

– Когда узнают где-нибудь на улице, вам это нравится?

– Узнаваемость мне не мешает, но и не нравится настолько, чтобы кайфовал от этого. Поскольку на меня с детства обращали внимание из-за цвета кожи, никогда не испытывал в этом недостатка. Не всегда конечно это внимание было приятным. И когда я начал заниматься музыкой, получил приглашение работы на телевидении (Мирослав Кувалдин был ведущим программы "Министерство премьер" на М1. – Ред.), говорил себе временами, что на меня показывают пальцем не только потому, что черный, но и уже узнают, как артиста. Встречаю ли я на войне таких бойцов, как я? Пиксель всех делает одинаковыми. Да, есть чернокожие парни, которые служат. Цвет кожи – это не повод не защищать свой дом.

– А когда вы почувствовали себя украинцем?

– Когда попал на фестиваль "Червона Рута", это было в Запорожье. Там собралось просто невероятное количество украиноцентрических людей. И я собственно там понимал, что в какой прекрасной стране мы живем. Хотя, честно говоря, никогда не думал, что русские и украинцы – один народ, как нам вталкивали это в мозги даже уже во время независимости. Но надо сказать, что многие люди поняли это только после российской агрессии. А некоторые до сих пор продолжают думать, что мы братья.

Если говорить о территориях, которые находятся на линии столкновения, то за эти пару лет я лишь несколько раз встречался там с откровенно агрессивным отношением. Где-то под Марьинкой отказывались продавать хлеб, сказали: это не для вас. И еще у нас возникла конфликтная ситуация с одной бабушкой в Донецкой области. На вид, ей было лет семьдесят, не меньше. Подошла с иконой, тыкала ею, кричала о бандеровцах. Но подавляющее большинство людей помогает нам и переживает за победу Украины.

– Несколько лет назад вы оставили с семьей Киев и переехали жить на Закарпатье.

– Из-за пандемии коронавируса. Концертов не было, а сидеть закрытым в небольшой квартирке не хотелось. А там у меня было поле деятельности. Как раз положил начало новому проекту, выступал в образе гуцульской музыканта по имени Джоныч, который по легенде живет на Закарпатье. "Спроси у любого в Квасах, кто такой Джоныч и тебе скажут, что Джоныч – это душа всех компаний", – писали тогда в медиа. Куда мы должны поехать жить? Конечно, в Квасы. Жили два года, а потом началась великая война. Я пошел в военкомат, попал в батальон ТРО Закарпатья. И у меня появилось шестьсот собратьев, до сих пор знающих, что есть такой Джоныч.

В Киеве нас ничего в то время не держало: квартиру снимали, одну и ту же уже лет двадцать. У меня никогда не было позиции, что нужно обязательно иметь свое жилье. Больше нравится американский подход, когда в любой момент можешь сложить чемоданы и уехать, куда хочется. А с другой стороны, и средств не было таких, чтобы мы могли купить жилье. И надо сказать, что Лиля никогда мне не "капала" на голову на этот счет.

– В своих интервью вы рассказываете, что виделись со своим папой до пяти лет, а потом он вернулся в Нигерию.

– В принципе, мы с ним и до моих пяти лет виделись раз в квартал. Сказать, что были моменты, когда только папа мог мне помочь советом или помощью – не помню такого. Когда уехал на родину, наши дороги разошлись. Уже во взрослом возрасте мне предложили журналисты BBC его найти. И они таки нашли всю мою семью по папиной линии. И программа заканчивалась тем, что я звоню ему, говорю: "Привет, я в Лагосе, давай встретимся". А он отвечает, что уже живет на Фиджи, перенес туда врачебную практику.

С тех пор мы поддерживали отношения через интернет. Звонили на праздники, поздравляли с днем рождения друг друга. А перед вторжением он умер, я так с ним и не встретился. Но виделся при поездке в Нигерию с семьей – они классные, их много. Это был интересный опыт, потому что долгие годы кругом моих родных были только мама и сестра, которая, к слову, тоже медик, как мои отец и мама. Я также в свое время поступал в мединститут, но не прошел по конкурсу. Пошел в пединститут на биофак. А потом началась музыка.

Мама никогда не была против моего выбора, всегда поддерживала. Когда в шесть лет захотел научиться игре на пианино, купила в кредит инструмент. А это стоило 700 рублей, почти полавтомобиля с пробегом. Мы в то время жили в маленькой комнате в общежитии. Пианино занимало более половины крошечного дома, для двух кроватей места почти не оставалось. Но я учился музыке на собственном инструменте. Второе дело, что позже с ее стороны не было никогда каких-то особых восторгов по поводу того, что я стал известным музыкантом. Она даже не знала, какую музыку я делаю. Просто не очень эмоциональна у меня. Может сухо сказать "я тебя люблю" – и все. Но и не давила никогда. У меня комфортная мама (улыбается). Вот недавно имел еще один отпуск, повез его в санаторий в Закарпатье. Скажу вам, лечение – это как вторая работа (смеется). С восьми утра – от кабинет до кабинета.

– Мирослав, на ваш взгляд, как долго будет продолжаться война? Что прогнозируют военные из вашего круга общения?

– Военные тоже понимают, что никто не знает ответа на этот вопрос. Я настраиваю себя, что это может длиться очень долго. И лучше распределять силы на длинную дистанцию. И если ты будешь думать, что эта война никогда не закончится, а произойдет иначе, то радость от этого увеличится многократно. А если будешь мечтать, что вот-вот, еще какой-то месяц, а между тем ничего не будет происходить, то только будешь усиливать уныние в душе. Я нстривю себя, что до 60 лет буду служить. Если уйду раньше, то будет лишний повод порадоваться.

Также читайте на OBOZ.UA интервью с актером Олегом Иваницей – о коллегах, скрывающихся от мобилизации, буднях пулеметчика на войне и промахе снайпера.

Только проверенная информация у нас в Telegram-канале OBOZ.UA и Viber. Не ведитесь на фейки!