Конкин – вооружен и очень опасен! (Эксклюзивное интервью)

На днях Владимир Конкин, которого большинство зрителей знают как Павку Корчагина и Шарапова из знаменитых советских телесериалов, оказался в центре скандала. Актер случайно выстрелил в родного сына. Слава Богу, ранение оказалось несерьезным да и уголовное дело не стали открывать: сын отказался написать заявление на отца. Интересно, что раньше артист всегда рассказывал, что в их семье царит взаимопонимание. Предлагаем нашему читателю эксклюзивное интервью, взятое незадолго до трагических событий.

- После выхода фильма на экраны «Как закалялась сталь» вы сразу же стали звездой. Говорят, на одной из встреч со зрителями вас буквально завалили цветами. Кстати, а как вы тогда букетами распорядились? Домой довезли-то?

- Разумеется. Тем более, что они мне оказались весьма кстати - нужно было замолить свой грех перед женой, если уж говорить откровенно. Полностью загрузили букетами «Волгу» да еще такси в придачу. Получилось два огромных стога из цветов. Подъехал к дому, посигналил. Супруга вышла на балкон (мы тогда жили на третьем этаже). И я, как Ромео, стал перед ней на колени и читал стихи. К слову, с того памятного вечера сохранилась фотография - ее сделал болгарский корреспондент, который тогда был со мной.

- Рассказывали, будто в Болгарии вас особенно любили, и все крупные тамошние начальники почитали за честь вас принимать у себя дома.

- Да разве только там! Картина имела колоссальный успех у зрителей. На киностудию Довженко и в театр Моссовета, где в одно время я работал, письма приносили целыми мешками! Они приходили из ГДР, Болгарии, Чехии, Кубы, я уж не говорю про Советский Союз. По-моему, это доказательство того, что там было еще что-то, кроме идеологии. Недаром зрителям так полюбился образ Павки. Например, один немецкий артист получил звание только за то, что озвучивал роль Корчагина! Представляете?

- Но и вас же, наверное, не обидели?

- Мне дали двухкомнатную «отселенческую» квартиру в Киеве.

- Роль Павки мешала вашей дальнейшей актерской судьбе?

- Мешала. Должен признаться, из-за этого я прожил довольно сложную жизнь. Во мне видели только Павку и еще долго тащили только на эти кожанки. Но вы видели когда-нибудь Конкина в роли второго Корчагина? Я отбрыкивался от этого, как только мог. И тогда на меня повесили ярлык, что, дескать, Конкин капризный, у него звездная болезнь. А в те время подобная характеристика могла оказаться приговором. Тем не менее, я не шел на компромисс и постепенно доказал, что могу делать разные роли.

- Я слышала, что режиссер НиколайМащенко прибегал на съемочной площадке к еще более зверским мерам. Например, попросил артиста Льва Перфилова прилюдно оскорбить вас, чтобы вы хорошо сыграли какой-то эпизод.

- Было такое. Этого я никогда не забуду! Мы снимали тогда в селе под Переясловом -Хмельницким. Лева приехал накануне вечером. Мы познакомились с ним, выпили пива. Такой замечательный, очаровательный человек оказался! Он сразу пришелся мне по сердцу. Ну вот, а на следующий день мы должны были играть эпизод с межами (Перфилов играл кулака, с которым сцепился Корчагин). Начали репетировать. Смотрю - Мащенко хмуреет и хмуреет. Уже тучи сгущаются, Николай Павлович начинает искать стрелочника, которого сейчас укусит за глотку, потому что не хрена не получается. А мы вроде как и делаем-то все по науке! Но нет этого конфликта и все тут. Короче говоря, Лева, то ли по собственной инициативе, то ли по наущению режиссера, вдруг говорит мне: «Да какой ты артист! Ты же ничего не умеешь делать! Я никогда не думал, что ты такой бездарь!» (Ну, на самом деле, он выразился куда крепче). Елки-палки! Я обалдел. Вся группа замолчала. А Мащенко махнул рукой: «Снимаем!»

- А что было потом?

- Лева извинился. А вечером опять пиво пили. Мы с Левой дружили до самой его смерти.

- Это ведь не последний случай, когда вас так поддерживали коллеги. А еще говорят, будто артисты завистливы...

- Ну, например, если бы не Витя Павлов, то я, может быть, никогда бы не сыграл Шарапова. Только благодаря нему остался в этой картине. А ведь был момент, когда хотел уйти. Не буду сейчас из этических соображений говорить, почему. Во всяком случае, я человек крепкий, меня сложно довести до ручки, но тогда все-таки удалось.

Малодушие, сидевшее где-то глубоко внутри, вылезло наружу, и я начал собирать чемоданы. Но тут ко мне пришли Евгений Шутов и Витя Павлов. Шутов начал уговаривать: «Володя! Да ты что, все нормально! Просто ты накручиваешь себя!» А Павлов спросил: «У тебя сценарий есть?» А я уже все - собрался на вокзал ехать. Достал сценарий. «Пойдем погуляем! До поезда еще долго». Мы вышли из гостиницы. Там рядом находилась Академия ВКП(б). Перед ней стояли два бюста - черный Ленина и белый Маркса. Витька залез на один из них и начал читать сценарий. Это было так смешно! Я подыхал со смеху! Он все-таки выдавил из меня мою болячку. На следующий день я внутренне собрался, и дело пошло.

Сейчас на каждом канале идут бесконечные сериалы, уже наши, российские, поделки. Посмотришь - ужас! Никакого смысла, одно пиф-паф. Актеры неинтересны до безобразия. А вот у нас был букет индивидуальностей.

- А не сложно было в этом букете?

- Нет. Единственная сложность - работа с Высоцким. Кстати, ведь это он был инициатором картины. Он прочитал роман братьев Вайнеров «Эра милосердия» и предложил Говорухину, с которым дружил еще со времен фильма «Вертикаль», экранизацию.

- В чем заключалась сложность работы с Высоцким?

- Дело в том, что Владимир Семенович к тому времени давно избрал круг людей, которые его устраивали по жизни. Не могу сказать, что у него было много друзей. Это после его смерти их почему-то столько развелось. Он, по-моему, все-таки был малодоступным человеком. И теперь мне, мягко говоря, странно слышать заявления некоторых людей, будто они дружили. Наверное, когда-нибудь им за это будет очень стыдно.

Поэтому я не имею права называть наши отношения дружескими - это слишком высокая оценка. Но товарищескими - да. Потому, что невозможно оставаться в кадре на протяжении пяти серий и только изображать дружбу. Такое вранье обязательно где-нибудь вылезет. Но это вовсе не означает, что мы с ним не ссорились, не гавкались. Всякое случалось.

Иногда он придумывал какой-то ход и настаивал, что этот эпизод нужно вот так сыграть. Но ведь и я не терял времени даром и тоже работал над ролью! Я предлагал свой вариант, Владимир Семенович не соглашался. А между нами был молчащий Говорухин... Вот мудрец! Он выслушивал оры Высоцкого, мои истошные стенания (я, как правило, в споре проигрывал, и не потому, что мне не хватало аргументов. Просто он меня перекрикивал - глотка-то луженая. Как откроет ее, разве перекричишь?). Ну, вот. Когда все доходили до точки кипения, внедрялся Станислав Сергеевич Говорухин. И вот за ним было последнее слово. Он из наших предложений брал то, что его устраивало, а результат вы видите на экране.

Такой творческий симбиоз необходим. Вот я уже более тридцати лет живу с супругой, у нас трое детей, внуки. Что, у нас все эти годы тишь да гладь была? Иногда бывает, я не с той ноги встал или, извините, гульнул где-то - всякое случается. Но главное достоинство нашей семьи - уважительное, любовное терпение друг к другу. Вот по прошествии стольких лет я понимаю, что все наши перепалки с Высоцким были любовными.

- Вас сразу пригласили на роль Шарапова?

- Насколько я знаю, пробовали многих артистов. Тем не менее, Говорухин четко знал: Жиглов - это только Высокий, а Шарапов - Конкин. Но телевизионное руководство сказало: либо один, либо другой, но никак не вместе.

- Почему?

- Да поди узнай почему! Ну, работа у людей такая - собачья. Наверное, причину знает только Говорухин, потому что он все давление испытал на своей лысине. До нас же доходили только какие-то отголоски. И Говорухин на свой страх и риск (а рисковал он многим) решил, пока высшее руководство Гостелерадио куда-то уехало из страны, начать съемки. За две недели было готово достаточно много материала. И тогда чиновники от телевидения махнули рукой: мол, все равно у вас ничего не получится. Но, слава Богу, все стало на свои места, когда фильм вышел на экраны. И то, что он не сходит с экрана уже двадцать три года и его называют народным сериалом, о многом говорит.

- А Говорухин тоже очень жесткий режиссер?

- О! У него, по-моему, вообще уникальная манера руководить процессом. Например, делает вид, что спит на съемочной площадке. Глазки закрывает - че-то там происходит, че-то там снимается, а он вроде как спит. Шляпа низко надвинута на глаза. В общем, глубокий сон. Как только что-то не то - раз и встанет на голову. Значит, все, сморозили какую-то глупость. Он же мужик крепкий, спортивный, ему такое сделать - раз плюнуть. Разные штучки выделывал, чтобы дать понять нам, что недоволен.

А вообще, по-моему, каждый актер должен смиренно принимать, что дирижер всего этого хора - режиссер. Как угодно неси свою индивидуальность, терпи, глотай слезы, но работай. Потому, что ты многого просто можешь не знать. Но должен сказать, что мне всегда везло с режиссерами.

- Почему же из театров уходили? Вон сколько их у вас было - аж одиннадцать!

- Я уходил по другим причинам. В театре есть свое «закулисье». И оно, к сожалению, порой определяет климат. Зависть ведь вызывает подлость. И если человек выпивает водку за твой счет, это еще не значит, что он тут же не побежит докладывать: «А Конкин там выпивает!» И такое случалось. Как у Чехова: «Когда актер объясняется вам в любви, не очень-то обольщайтесь!» К сожалению, многие мои коллеги не выдерживают напора чужой славы.

Мне, к счастью, повезло в жизни. Так случилось, что буквально через несколько месяцев после окончания училища начал сниматься в «Как закалялась сталь». То есть у меня не было того унизительно периода актерского существования, когда ты на сцене говоришь только «Кушать подано!» или еще что-то в этом роде. Другое дело, что какая на меня сразу же свалилась ответственность. Ведь картина Мащенко - третья экранизация романа Островского. Первая - фильм Марка Донского сорок второго года. Вторая появилась в пятьдесят шестом. Там Корчагина сыграл Вася Лановой. А наша картина вышла на экраны через пятнадцать лет. И зрители, естественно, все это сравнивали.