Видео дня
Политбайка. Как "Интер" продавали
- Все-таки, почему ты его продаешь?
Костерок потрескивал, распространяя вокруг себя дымное, едкое тепло, от которого из глаз текло, будто таял где-то в голове серый лёд. Поросшая чагарником балочка надежно скрывала огонь от чужих глаз - да и где им было взяться, чужим-то глазам - сырой да туманной ночью, посреди Черниговского Полесья, вдалеке от богом забытых сел - да и в селах тех, застроенных по дедовскому обычаю ветхими деревянными срубами, доживали свои невеселые годы по нескольку десятков стариков и старух.
- Почему "Интер" продаешь, Валера? - спрашивал небритый мужчина, в котором только очень хорошо знакомый с ним человек узнал бы Фирташа. Олигарх был в теплом пуховике, капюшон затенял почти все лицо, и только глаза быстрыми оранжевыми точками отражали мятущееся пламя костра.
Хорошковский молчал. Он аккуратно, чтобы не выпустить в небо вслед прозрачному дымку сноп предательских искр, подкладывал в огонь новые сучья, и пламя аккуратно касалось сырого дерева и тут же отдергивало свои щупальца. Одетый в зимний камуфляж-"цифру", с накладными усами и бородой, он мало походил на себя - но Фирташа это не волновало. Он ждал ответа на свой вопрос, не спуская с Хорошковского цепких глаз.
- При сложившихся условиях у меня нет возможности обеспечивать развитие канала, и именно эти обстоятельства стали моей главной мотивацией при продаже, - наконец проговорил Хорошковский, наблюдая, как охватывает огонь брошенную ему пищу. - Знаешь, сколько Безулик запросила?
Он выдернул из снега лыжную палку и нацарапал прямо по насту несколько цифр. Подождал, пока Фирташ прочитает и рифленой подошвой зимних берц стер цифры.
- Я думал, она в гривнах просила, потому и контракт подписал, а это оказалось - в евро, - пояснил Хорошковский в ответ на недоуменный взгляд Фирташа. - Я ей говорю: где же справедливость? А она мне: вся справедливость в ток-шоу ушла!
Фирташ качал головой. Хорошковский помолчал, потом отвернулся в темноту верховий балки и проговорил:
- Просьба у меня. Обещай, что выполнишь. Я Киселева выгнал. Ток-шоу его закрыл. Нехорошо вышло, в общем. Ты сделай Киселева генеральным продюсером, хорошо?
Фирташ поморщился, но кивнул, подумав: "Ладно, посмотрим... Киселев так Киселев, раз уж просишь. А вот чтобы он был Евгений, а не Дмитрий - об этом ты меня не просил, да..." Потом встал, поднял прислоненный к стволу засохшего вяза 120-литровый рюкзак и передал его Хорошковскому.
- Два с половиной миллиарда... Долларов, долларов, сразу говорю - я не Безулик. - Фирташ коротко засмеялся, - Пересчитывать будешь?
Хорошковский шутки не оценил, молча взвалил рюкзак на плечи, застегнул поясной ремень и подогнал ремни. Потом закрепил на берцах беговые лыжи, выдернул из снега лижные палки, кивнул Фирташу и, оттолкнувшись, легко заскользил вниз, туда, где балочка расширялась и выравнивалась. Там, в ночной тьме, в каких-то двух верстах среди прибитых морозом берез и осин незримой чертой пролегала российская граница.
Фирташ смотрел вслед удаляющемуся в сторону России Хорошковскому. Фигура на лыжах все уменьшалась и вскоре растаяла в глубокой и вязкой ночной тьме. Ночь лежала над Черниговским Полесьем и над всей Украиной - глухая, слепая, холодная, злая и безлюдная.
- Безлюдная... - пробормотал Фирташ. - А что? Безлюдная - это идея!
Он достал мобильный и, набрав номер, проговорил:
- Алло, соедините с Анной Безлюдной!.. Анюта? Привет! Дело есть...
Фирташ говорил по телефону и одновременно затаптывал костер. И по мере того, как гасли в мокром снегу головешки, над балочкой, над Черниговским Полесьем и над всей Украиной сгущалась вязкая, холодная тьма...