Блог | Педагогические приемы, которые разрушают психику ребенка
Круговая порука и другие "педагогические приемы".
Все мы помним, как благородно звучал прекрасный девиз "советских" мушкетеров, который, по-видимому, должен был провозгласить основные принципы верной дружбы, преданности и взаимовыручки.
Но символ солидарности и братства, и в какой-то мере метафорический символ надежды, стал для многих современных детей олицетворением несправедливого наказания, ложного коллективизма и причастности к чужой вине, пишет Екатерина Гольцберг для "ЗН".
Ко мне стекаются истории про то, как применяются коллективные наказания в школах, когда учитель, например, лишает весь класс перемены за проделки кого-то одного, как болезненно дети переживают такую несправедливость, как исступленно пытаются бороться за свои права.
Читайте: Не сексом единым?
Как же так получилось, что огромное количество педагогов считают нормальной практику коллективного наказания? Почему круговая порука стала способом публичной порки неугодных?
Признаюсь, что в своем советском детстве я тоже помню многочисленные эпизоды привлечения меня к ответственности вместе со всем классом за проступки одного из учеников: "Ну что, раз Сережа не выучил стих/таблицу умножения/формулы, то будем все сидеть и учить вместе с ним в классе, пока он не выучит". Я прекрасно помню, как заставляли стоять весь класс за то, что кто-то из учеников разговаривал на уроке, или принуждали "досиживать" пропущенное время после уроков. Вообще эта практика в виде воспитательной меры была настолько распространена, что я даже не могу вспомнить все поводы, которые были озвучены учителями.
Читайте: Взрослые дети: как родителям не испортить будущее ребенка
Самое печальное, что педагогам удалось тогда убедить меня и большинство детей в том, что это абсолютно нормально и приемлемо — отбывать наказание всем классом за то, что совершил кто-то один. Но спорить с учителем решался далеко не каждый, хотя в поиске способа улизнуть многие вполне преуспели: "опаздываю на урок в музыкальную школу" или "мне в художку"… Но хитрых "дезертиров" тоже недолюбливали, поэтому не каждый решался рисковать, и многое зависело от того, кого больше ребенок боится — родителей или порицания класса. Честно признаюсь, что я трусливо выбирала класс, в страхе стать изгоем, на что видимо и рассчитывал педагог. Перспектива стать "Чучелом" дамокловым мечом висела над всеми, кто хоть раз ощутил, что такое "бойкот" или коллективная ненависть одноклассников. Вот они — порочные основы буллинга.
Читайте: Эпидемия буллинга в школах: что делать?
Печально то, что в современных школах, оказывается, живы и довольно неплохо процветают все те же методы коллективного воздействия, и никакая "декоммунизация" их не берет. Точно так же, как в советской армии применялись методы "воспитания коллективом". Все, кто служил в армии, знают, как мог пострадать взвод за то, что кто-то один, в силу своих физических возможностей, бежал медленнее других, а доставалось всему взводу. Это и был повод устроить "темную" и без того слабому солдату. Процветала дедовщина, которая своим корнями проросла из энкавэдэшной лагерной системы.
И тут важно объяснить, что методы коллективных наказаний были позаимствованы педагогами не из трудов Януша Корчака и Марии Монтессори, а возможно из методов воздействия на преступников и беспризорников. И что уж лукавить — отчасти из трудов Антона Макаренко, идеи которого прижились в советском тоталитарном обществе, целью которого было подавить в ребенке личность и воспитать стойкого "строителя коммунизма". Да, Макаренко надолго определил способ педагогического мышления в XX веке в стране советов, но важно понимать, что его педагогический опыт основывался на воспитании беспризорников и малолетних преступников в колониях, а сам он работал в центральном аппарате НКВД УССР на должности помощника начальника отдела трудовых колоний.
Читайте: Недолюбленные дети лихих 90-х
Антон Макаренко известен тем, что создал не одну трудовую колонию для несовершеннолетних правонарушителей, был одним из руководителей детской трудовой коммуны ОГПУ им. Ф.Дзержинского в пригороде Харькова, а также руководил педагогической частью трудовой колонии №5 в Броварах под Киевом, где на практике продолжил воплощать разработанную им воспитательно-педагогическую систему.
Возможно, к потенциальным преступникам и допустимо было применять коллективные наказания и даже аресты, как это было принято в тюрьмах и колониях для взрослых и в колониях у Макаренко, но лично мне ближе идеи Януша Корчака и Василия Сухомлинского.
Януш Корчак видел и создавал коллектив как общество личностей. И постоянно искал ответ на вопрос, в чем же тайна личности ребенка. Он осознавал и понимал, что теряла личность в коллективе, от чего приходилось ей невольно избавляться, и что личность в коллективе приобретала. Насильственное объединение детей в коллективы Корчак отвергал, считая, что коллектив должен быть свободным, творческим, созданным на основе общих интересов, с учетом возможностей каждого. Корчак считал, что есть только нравственная солидарность и нравственное единство. Он полагал, что если ребенок, развиваясь, не научится подчинять чувства здравому рассудку, не научится обуздывать их, то он никогда не станет нравственно свободным, а будет рабом своих инстинктов.
В целом, поддерживая идею Антона Макаренко в том, что "коллектив — опора воспитателя", Василий Сухомлинский все-таки спорит с ним и делает совершенно другие выводы: "Каким бы сильным инструментом ни было воздействие коллектива на личность, этот инструмент не является всемогущим. Больше того, именно потому, что этот инструмент сильный, острый, — зачастую он оказывается очень опасным не только в руках невежды, но и в руках опытного педагога. Чем удачнее он применяется, чем глубже проникает он в сердце, тем больше опасность "перегнуть палку", превратив общественное мнение коллектива в средство расправы над человеком. Но бывают и совершенно противоположные явления. Этот острейший инструмент вдруг отказывает, коллектив становится на сторону того, на кого хотел бы воздействовать воспитатель.
Это бывает нередко в тех случаях, когда, стремясь подвергнуть поведение или проступок одного ученика коллективному осуждению, воспитатель не учитывает каких-то очень тонких душевных движений, каких-то побудительных мотивов, а коллектив видит, чувствует это. Так, для того чтобы воздействовать на личность через коллектив, воспитатель нередко стремится достигнуть полной откровенности личности перед коллективом, он настаивает: расскажи все, коллектив должен знать все. Но подростки, юноши и девушки как раз и не хотят "выворачивать душу", и в этом их коллектив поддерживает".
Тут сложно не согласиться с Василием Сухомлинским, и он в какой-то мере предвосхитил понятие буллинга, о котором так много мы сейчас говорим, и для борьбы с которым принят целый закон, предусматривающий ответственность педагогов за насильственные действия в отношении учеников. В законе действительно есть немало огрехов и непонятных вещей, но то, что он принят, — это важный шаг к пониманию того, что же все-таки важно осознать и признать как насилие. И навязывание коллективной ответственности как раз и есть одна из форм психологического давления и насилия на ребенка.
Но есть еще немало психологических нюансов, которые педагоги не могут не учитывать. Скажите, какой смысл себя хорошо вести, если все равно есть отдельный Миша, и ему абсолютно все равно, что за него будет наказан весь класс? Более того, наказание коллектива за одного ученика вполне можно признать формой организации буллинга, так как вся деструкция и агрессия класса непременно будет направлена на этого самого Мишу, который совершил недостойный поступок. А весь класс, при регулярном использовании подобных "воспитательных мер", копит ненависть и неприязнь к конкретному члену коллектива, часто ища способы расправы с ним. Есть риск и для учителя — он небезосновательно может быть обвинен в несправедливости и организации травли.
Мы, взрослые, также должны понимать, что все дети разные, у особо тревожных такая форма наказания может вызывать чрезмерную ответственность за чужую жизнь и поведение, и они будут стараться контролировать то, что вообще лежит вне сферы их контроля. Как правило, это значительно повышает уровень и без того высокой школьной тревожности, что вполне может приводить к нарушению сна, беспокойству, транзиторным тикам, потере аппетита и смене настроения у ребенка вне зависимости от того, с ним случилась эта неприятность или с кем-то из его одноклассников. Просто потому, что уровень эмпатии у детей гораздо выше, чем у некоторых педагогов.
К тому же, при коллективном наказании виновнее всех себя чувствуют как раз те, кто ни в чем не виноват. Повлиять на истинных виновников они не могут. Это мерзкое ощущение, что ты, независимо от того, прав или неправ, можешь оказаться виноватым и крайним, тоже ни к чему хорошему не приводит. Принцип "один за всех и все за одного" в коллективе не самых близких людей может привести, как мне кажется, именно к формированию круговой поруки и взаимному укрывательству. И тогда реальных виновных уже не получится найти никогда, потому что круговая порука — это не способ распределить ответственность, а скорее способ ее избежать. Это путь к безответственности.
Да, групповое наказание может быть попыткой уйти от унизительного выяснения, кто виноват, но это также и реальное признание педагогом своей беспомощности, некомпетентности и неспособности найти пути решения возникшей проблемы. На мой взгляд, это типичное перекладывание ответственности со взрослого на детей, что однозначно приводит к потере авторитета и дальнейшего контроля над ситуацией.
К тому же лично мне кажется, что любая система должна существовать в психологическом равновесии. Если есть общие наказания, есть ли общие поощрения? Допустим, учитель даже может озвучить тезис, что "мы не сможем двигаться дальше, пока Лена не найдет себе пару и не встанет в колонну" или "Ване и Саше нужно навести порядок на парте, тогда мы сможем не только уйти гулять, но и вернуться в чистый класс". Но есть один нюанс: детям всегда необходимо предложить оказать помощь отстающим, не важно об уборке идет речь, об успеваемости или конфликте.
И только после того, как абсолютно все оказались не готовы помогать, возможно, и последует общее порицание в виде, например, ожидания: не хочешь помочь или позаботиться об однокласснике — стой, жди. Как правило, дети охотно откликаются и помогают своим друзьям быстрее собраться, найти утерянные вещи или пару для занятий. Ну и, конечно, нужны общие поощрения: если мы сообща с чем-то быстро справились, мы можем чуть больше вместе поиграть. Самое большое достижение этого метода я вижу в том, что дети учатся внимательно относиться к потребностям и особенностям друг друга, оказывать своевременную помощь, не подвергаясь унижению.
Нам еще много придется поменять в современной школе, но начать все-таки важно с пересмотра принципов педагогической этики в отношении наказаний.
