"В Москве украинских оборотней немало". Вадим Крищенко – об освистанном в Киеве Кобзоне, жесткости Ротару и споре с Кудлай о языке
Народный артист Украины Вадим Крищенко с начала войны продолжает жить и работать на Родине. Легендарному поэту-песеннику 89 лет. Он очень активен в общественной жизни – его можно встретить в Киеве и на премьере фильма, и на творческом вечере кого-то из коллег.
В интервью OBOZ.UA Вадим Крищенко рассказал о работе с известными украинскими певцами: Раисой Кириченко, Софией Ротару, Назарием Яремчуком. А также вспомнил артистов, которые родились и выросли в Украине, однако предали ее.
– Вас называют одним из самых плодовитых авторов в Украине. Как вам удалось не написать ни одной песни на русском?
– Я всегда таким был и этим вызывал у советских властей осторожность к своей персоне. Мне предлагали за песни на русском большие гонорары, но я находил причины, чтобы отказаться. Говорил, что не умею, не знаю – всякое придумывал. А написал я действительно много – почти тысячу песен. Выпущены 57 книг стихов. У десятка моих песен есть миллионные просмотры на YouTube. Я, наверное, больше всего сделал творческих вечеров во дворце "Украина". И там ни разу не звучали песни на русском. К моим коллегам часто приезжали на выступления гости из соседнего государства. Ко мне – композитор Александр Морозов из Москвы, сотрудничавший со многими нашими артистами.
Морозов у меня пел на украинском. Александр родился в селе Окница на границе тогдашних Украинской и Молдавской республик. И на самом деле его фамилия – Мороз. Отцу-украинцу изменили, когда мобилизовали на войну. "Как вас зовут?" – "Сергей Мороз". – "Значит, будете Морозов". Переиначили на русский манер. К слову, отец впоследствии восстановил настоящую фамилию. Мама Александра долгое время обитала в Украине, они были разведены с мужем. И сам Александр, уже будучи известным, несколько лет тут жил, переехав к жене, которая родом из Черкасс. Здесь родился один из его сыновей. Поэтому у Морозова абсолютно украинская кровь. Он и покойному Белоножко писал. И Алле Кудлай. "Красива жінка незаміжня" – помните такую песню?
– А правда, что вы как-то поспорили с Аллой Кудлай из-за того, что она имела в репертуаре несколько песен на русском?
– Да, было такое. Спросил: "Алла, чего ты поешь по-русски?" А она: "Да на украинском сейчас ничего не заработаешь". "Знаешь, ты, пожалуй, и на русском не заработаешь, – говорю. – Твое произношение – украинское". Расскажу еще одну историю. Когда молодой Виталий Белоножко, царство ему небесное, обратился с просьбой помочь поехать на гастроли в Канаду на фольклорный фестиваль. Я попросил за него, мол, хороший парень.
А мне говорят: "Да нет, он поет песни на русском, а там нужны исключительно украинские". Я пересказал ему разговор. А он: "Клянусь, что не буду больше петь на русском". И взяли его с нами. Через лет десять вижу, что снова поет на русском. Говорю: "Виталий, ты же обещал". Он растерялся, а потом: "Да я всего на семь лет клялся". Отшутился. Знаете, мне кажется, нельзя категорически винить в этом исполнителей. Потому что времена для них были непростыми. Кроме всего прочего, они ездили, например, с выступлениями в тот же Афганистан, где находилось немало украинцев среди солдат. А поэтому требовали от них для концерта песни на русском.
– Были артисты, которые никогда не пели на русском?
– Я думал, что не пел Павел Дворский. Но, когда спросил, он сказал: "Вадим Дмитриевич, у меня грех – одну песню таки исполнял". Когда я об этом сказал, Оксана Билозир заявила: "Я не пела". Но потом мне сказали, что она тоже имела песню на русском.
– Ваши песни есть в репертуаре Софии Ротару. Расскажите, какая она в обычной жизни.
– У меня есть песня "Белые нарциссы" – сначала ее спела Лилия Сандулеса. Ротару услышала и говорит: "Я буду ее петь". Композитор песни Геннадий Татарченко, автор музыки, говорит: "Ее уже поют". Она: "А мне все равно, кто ее поет!" Я присутствовал на записи этой композиции. И хочу сказать, что Ротару – очень жесткая к себе в работе. Она записывала эту маленькую песню два дня. Вот казалось, что все уже прекрасно, заканчиваем: "Соня, все нормально". Она: "Нет!" Еще раз и еще проходит все сначала. Я думаю, что один из секретов ее популярности – она никогда не относилась к работе как-то слегка.
А позже я как-то поехал в Крым, вышел вечером прогуляться, и с каждой танцевальной площадки неслись "Белые нарциссы" в исполнении Ротару. Было приятно еще и потому, что в Крыму украинский можно было услышать не так часто. А потом София Ротару записала "Лаванду", и она уже перебила немного "Белые нарциссы".
Я радуюсь, что так много украинских исполнителей брали мои песни – Дмитрий Гнатюк, Раиса Кириченко, незабываемый Назарий Яремчук, Соня Ротару, Василий Зинкевич, Алла Кудлай. Даже Кобзон у меня пел на украинском языке. Однажды на одном из концертов в Киеве почему-то решил исполнить "Украина мама – матушка Россия". А это уже было в годы независимости. Его освистали и долго кричали "позор!". Он ушел со сцены оплеванным, однако потом вернулся и спел мою песню "Одна-єдина". И это немного сгладило провальное выступление. Но, как мне рассказывали, режиссер-постановщик официальных концертов во дворце "Украина" Борис Шарварко больше Кобзона не приглашал.
Как я отнесся к тому, что он оказался предателем? Таких очень много, он только один из них. Я всегда к нему отрицательно относился, в основном из-за его огромного высокомерия. Человек он талантливый, ничего не скажешь, но не украинец. Это наш недруг.
В свое время я работал с одним таким певцом – Александром Серовым, который тоже родился и вырос в Украине. Мы многое сделали, чтобы его перевести в Киев, когда он был солистом в Черновцах и Луцке. А сейчас он говорит, что лично видел, как по Крещатику ходили украинцы со свастикой. Где ты это видел? После этого я сказал: "Вычеркиваю эту фамилию из своей памяти. Как и Таисии Повалий и Ани Лорак".
Я даже стих об этом написал: "Ну що сказать – ганьба завжди зухвала. Ми знаємо: в гадючнику Москви перевертнів вкраїнських є чимало, хто почепив орла до голови. Не називаючи усі словесні хиби, сказати хочу про майстрів октав, хто, вирощений на українськім хлібі, талант і совість недругу продав. Ви співом солодили ту країну, що отчий край ваш хоче спопелить. Все нищить і ґвалтує без упину. Хто поєднавсь з гидотою – сам гидь. Мені паскудно згадувать ці лиця. Для виправдання не стачає слів. Покара не мине тих – сокошиться, хто зрадив рід і заповідь батьків. Ми власні рани правдою загоїм. Хай озориться гідністю доба. Й напише на знаменах: "Честь Героям! А зрадникам й перевертням – ганьба!".
– Между тем еще один певец, который был очень популярен в России и с которым вы работали, наоборот, публично обвиняет Кремль в развязывании войны в Украине, а Россию называет "безобразной страной". Это Ярослав Евдокимов – народный артист Беларуси и заслуженный в РФ.
– Ярослав родился в Ривне, его мама – украинка. Позже она перевезла его в Россию, но до семи лет он разговаривал исключительно на украинском. Впоследствии жил какое-то время в Украине, а затем переехал в Беларусь, откуда родом его жена. А оттуда – в Россию, даже получил их гражданство. Когда жил в Беларуси, мы с ним записали очень хорошую песню "Украина-мать", где есть такие слова: "Україно-мати, ми твої сини, перед лютим боєм ти нас пригорни. Україно-нене, в радості, журбі на синівську вірність клянемось тобі". Но на художественном совете ее не приняли. Сказали, что это призыв к межнациональной розни. Говорю: "Нет, это призыв беречь свое – страну, независимость".
– Вы многое написали для еще одной прекрасной певицы Раисы Кириченко. Судьба подарила ей несравненный голос, но непростую судьбу.
– Когда мы с ней познакомились, кажется, она еще не была даже заслуженной артисткой. Она записала больше десятка моих песен. Так случилось, что из-за болезни у нее начали отказывать почки, приходилось постоянно проходить процедуру гемодиализа. Впоследствии обе почки удалили, она стойко выдержала пересадку донорского органа. Чтобы собрать деньги на эту операцию, артисты организовали благотворительный концерт. Немного помогло государство. Раису оперировали в Германии. Она вернулась и еще семь лет радовала нас своим пением. Единственное – ее не очень слушались ноги, потому очень боялась упасть на сцене. Поэтому, когда мы выступали вместе, придумали такой ход: она поет, я выхожу и приглашаю ее на танец. И таким образом поддерживаю во время выступления.
– В интервью нашему изданию, вспоминая Назария Яремчука, боровшегося с раком, вы рассказывали, что тоже имели онкологическое заболевание…
– Мне еще не было 50 лет. В какой-то момент стал чувствовать: болит и болит. Провели исследование – опухоль кишечника, нужно резать. Я был знаком с Александром Шалимовым – это блестящий хирург, у него ювелирные руки. Он меня и прооперировал, и, как видите, до сих пор я жив. Как когда-то сказал о нем Николай Амосов, ученый он нулевой, человек такой себе, а хирург – от Бога. Известно, что между ними всю жизнь было своего рода соперничество. Любопытно, что Амосов всю жизнь себя берег: следил за здоровьем, придерживался диет, бегал. А Шалимов мог выпить в удовольствие, ел все, что желал, – и оба прожили одинаково.
– Вадим Дмитриевич, как вам живется во время войны?
– Я живу один, а учитывая, что мне уже пошел 90-й год, разумеется, непросто. Если доживу до первого апреля следующего года, то буду отмечать юбилей. Я недавно как-то оглянулся вокруг – так художников, особенно тех, кто рядом с песней, такого возраста и нет в Украине. Из писателей, наверное, Лина Костенко, может, еще несколько.
Конечно, война – это беда. Но я думаю так: это большое испытание, из которого мы должны выйти и выйдем полноценной украинской нацией. Так судьба распоряжалась, что мы на самом деле полноценным государством и не были. А вот сейчас наконец-то станем европейским, большим украинским государством. И это меня вдохновляет. Ну а с чем могу помочь в таком возрасте Украине отстаивать свою государственность? С тех пор как началась война, я почти каждый день пишу. В прошлом году вышли поэтические репортажи кровавой войны с московскими захватчиками под названием "Непоборність". Написал около десяти песен. Одну из них "Украинской армии слава и хвала" исполняет Павел Дворский с сыновьями. Так что я не смолкаю.
– Нынешняя война – не первая на вашем веку. В детстве вы были свидетелем Второй мировой.
– Когда началась та война, мне было шесть лет, так что я уже сознательный был. Помню, как в нашу деревню на Житомирщине вошли немцы. Как они сначала были ласковыми с нами – шоколадки раздавали детям. А когда наши партизаны начали активно действовать, стали жестоко относиться. Но такого, что сейчас творят российские оккупанты, не было. Немцы не насиловали наших женщин, не воровали детей, не убивали на улицах мирных жителей. Не было такой зверской жестокости. Я думаю, что даже самый жестокий зверь не додумается до того, что делают оккупанты.
– Вы автор многих украинских шлягеров. Скажите, состояние заработали?
– У меня обычная двухкомнатная квартира, автомобиля – нет. Мы с женой многие годы собирали деньги – думали, будут детям. А потом на сберегательных книжках сгорели 70 тысяч рублей. Уже позже я еще собрал, но банк, где держал сбережения, лопнул. Но это жизнь. Знаете, как я говорю: Бог забрал деньги, но продлил жизнь.
У меня, к сожалению, есть проблемы с младшим сыном. Он имеет зависимость, но я не хочу выносить подробности всего этого на широкую общественность. Много лет и по сей день я помогаю ему бороться, а это недешево. Сыну – 46 лет. Старший сын (между ними разница – 10 лет) с семьей живет за границей. Жена моя ушла из жизни очень рано – в 48 лет. Произошла трагическая история. Она поехала на экскурсию в Польшу, а когда возвращалась – автобус попал в аварию. Водитель погиб, пассажиры получили разного вида травмы. Жена сломала руку и сильно ударилась животом. Рука со временем зажила, мы успокоились.
А потом начала жаловаться, что плохо себя чувствует. Сделали анализы: опухоль. Знаете, сейчас врачи не исключают травм в качестве причин появления злокачественных новообразований – мы думаем, что в нашем случае именно так и произошло. Оперировал жену Шалимов, я ждал возле операционной. Когда он вышел, сказал, что надежды нет – пошли метастазы. Я попросил его жене ничего не говорить. Он пришел в палату, когда она вышла из наркоза, сказал, что будем скоро потихоньку выходить гулять. Она так обрадовалась! А потом очень скоро ее не стало.
– В свое время очень громко прозвучала история о том, что польский режиссер Ежи Гофман в своем фильме "Огнем и мечом" незаконно использовал вашу песню "Наливаймо, браття". Чем это все закончилось?
– Мне юристы сказали тогда: это выигрышное дело, нужно подавать в суд. Мол, придется вложить 5 или 10 тысяч долларов, а выиграете очень многое. Но дело не в деньгах, которые нужно было вложить. Надо было ехать в Польшу на судебные заседания. Для меня это было тяжело. Кстати, в то время мне звонил по телефону даже Богдан Ступка, который играл в этой картине. Наверное, попросили, не знаю. Говорит: "Вадим Дмитриевич, Гофман – наш друг". Я говорю: "Богдан Сильвестрович, вы же не бесплатно работали в его картине? Так почему так относитесь к моей работе?"
– Когда у вас спрашивают о секретах долголетия, что отвечаете?
– Я думаю, что это генетика. У меня бабушка была такая крепкая. Интересно, что в детстве я много болел. Прожил интересную, но непростую жизнь. Есть проблемы с младшим сыном, жена умерла. Много всяких жизненных перипетий было. Но меня постоянно спасало творчество. Еще одно: я никогда не выпивал (ну может, рюмку – не больше) – такова особенность организма. И честно говоря, даже завидую тем, кто может с помощью алкоголя расслабиться. Также я никогда не курил. Отец был директором школы. Говорил: "Как увижу с сигаретой – держись!" Ребята бегали курить за туалет на улице, я – нет. Даже когда стал студентом факультета журналистики университета Шевченко, друзья предлагали: "Закури". Но как-то это не мое, не тянуло.
Также читайте на OBOZ.UA интервью с фронтменом группы "Мандры" Сергеем Фоменко (Фомой) – о самой громкой фамилии героя на фронте и пиарящихся на войне артистах.
А еще на OBOZ.UA интервью с телеведущим и актером Геннадием Попенко – об известных коллегах на фронте и своей работе в ВСУ.
Только проверенная информация у нас в Telegram-канале OBOZ.UA и Viber. Не ведитесь на фейки!