"Это плохая новость". Андрей Джеджула – о визите в ТЦК, разводе экс-жены Санты Димопулос и судах за дочь
Популярный актер, телеведущий и шоумен Андрей Джеджула рассказал, как война изменила его жизнь и отношение к коллегам в шоу-бизнесе. А также поделился новостями из своей богатой на события личной жизни.
В разговоре с OBOZ.UA артист признался, как часто видится с сыном от певицы Санты Димопулос, проживающей с детьми за границей. А также рассказал, удается ли ему общаться с дочерью от брака с блогером Юлией Реус, которая тоже с семьей нашла временное убежище от войны в другой стране.
– Андрей, вопрос, как говорится, на злобу дня: вы уже обновили свои учетно-военные данные в ТЦК?
– Сейчас как раз в процессе – на этой неделе планирую закрывать вопросы. Пройти ВВК и все необходимое. Я офицер запаса, старший лейтенант. Но никогда не служил, только в университете Шевченко учился на военной кафедре. По профессии – военный юрист.
– Как изменилась ваша жизнь во время войны?
– Я с первого дня вторжения не покидал Киев. Искал, чем могу быть полезный. Пытался достучаться до своей русскоязычной аудитории в соцсетях. Мне казалось, что люди не до конца понимают, их ввели в заблуждение, не доносят правильную информацию. Но потом, когда столкнулся с непростой действительностью, перестал что-то доказывать. В начале марта был среди защитников аэропорта "Жуляны", несколько раз прошел курсы парамедицины и тактической подготовки. Все, что необходимо, – бронежилет и прочее, у меня было с собой с 2014 года, когда ушел на войну мой двоюродный брат. Но было и довольно забавное в этой одежде – защитные наколенники от роликов, яркие кроссовки – этакий покемон.
Я понял, что ребятам много всего нужно, и когда оккупанты отошли от Киева, пошел в волонтерскую деятельность. Возили помощь из Польши и других уголков Европы. Я до сих пор езжу в горячие точки. Вот только вернулся из Харькова и Изюма. Второе направление моей работы – благотворительные аукционы. Считаю себя чемпионом по проведению такого рода мероприятий. Я умею продавать даже воздух – этим славлюсь. Кроме того, не так много в Украине осталось ведущих моего уровня. Первое мероприятие провел в марте 2022 года. Из последних – украинский благотворительный вечер на Каннском кинофестивале.
Что изменила во мне война? Очень серьезно поменялось отношение к нашему шоубизу. Я помню разговоры перед самым вторжением. "Ну что будешь делать, если начнется война?" – "Буду защищать страну с оружием", – отвечали. Но как только все началось, я звонил по телефону некоторым из этих коллег. "А я уже на западе Украины, семью вывожу", – объясняли, почему не могут помочь нам. Выходит, до того было много людей, которые готовы были что-то делать, но все это, как оказалось, – просто слова.
Честно говоря, у меня нет плохого отношения к людям, уехавшим из страны. Все по-разному реагируют на опасность – давайте будем откровенными. Но у меня очень изменилось отношение к людям, которые притворяются военными, волонтерами, но на самом деле не имеют к этому никакого отношения. Таких у нас много вылезло во время войны. И наоборот, у многих были хорошие качества, но мы как-то не замечали, а теперь увидели. Знаю людей, которые со своей профессией спокойно могли найти хорошую работу в любой стране мира. А они с начала войны развозят обеды в места, которые больше всего обстреливаются врагом. Есть и другие знакомые, которые сдали в Киеве квартиры и поехали за границу пользоваться всеми благами, которые сейчас предоставляются украинцам. При этом ничего не делают для Украины.
– А что вы скажете, например, об Олеге Виннике, который выехал с войной из страны и с тех пор пропал из публичной жизни?
– Я так и не понял, что с ним произошло. Странная ситуация, поклонники этого певца – люди из Украины. А он почти ничего еще не сказал о войне. Почему? Он никогда не был популярен в России, там о нем не знают. Его главная аудитория здесь, а он хотя бы "стоп – войне!" из себя выжал. Что-то рассказывали о том, что он в депрессии и так далее. В одном-единственном интервью с начала полномасштабной войны сказал, что он находится "на своем фронте". А какой это фронт? И, к сожалению, у нас очень много людей, которые любят так говорить.
Я перестал в публичной плоскости вообще общаться по-русски. Могу – с друзьями, но в соцсетях, видео, постах всячески культивирую идею, что люди должны общаться на украинском языке. Но не осуждаю тех, кто этого до сих пор не сделал. И уверен, что не нужно заставлять, потому что иногда это вызывает наоборот обратный эффект. Откровенно признаюсь, мне многое не импонирует из острых заявлений языковеда Ирины Фарион. Особенно, если эта нетерпимость к русскоязычным людям касается военных. Во многих местах, куда мы приезжали – Часов Яр, под Бахмутом, – встречали немало военных, говоривших на русском языке. Но от этого они не меньше патриоты, чем другие. И пусть эти ребята пока не умеют красиво разговаривать на украинском, но все это придет со временем – не надо давить.
– Вы вспомнили о своем брате, комбриге Юрии Синьковском, где он сейчас?
– Это мой двоюродный брат, наши мамы – родные сестры. Он был командиром 129-й отдельной бригады территориальной обороны. Сейчас по состоянию здоровья уволился в запас. Работает советником главы Криворожской госадминистрации. Внутри, в душе – он полностью военный человек.
– Что он вам говорит о сроках окончания войны?
– А военный о таком не говорит. Кто бы ты для него ни был, всегда отвечает на вопросы общими фразами. Никогда не будет пугать. Мой брат обо всем говорит контролируемо: "Нормально, держимся". И больше из него ничего не вытащишь. Никогда не жаловался, когда было даже очень тяжело. У него всегда все нормально. А те, кто рассказывает, что все плохо, – это или паникеры, или люди, не имеющие доступа к информации. Дают оценку исключительно по какой-нибудь локальной ситуации, не зная общей картины.
Мое мнение – события могут развиваться по двум сценариям. Это будет долгая война. А второй вариант – в следующем году все закончится. Говорят, что может произойти все внезапно. Я как-то, правда, не понимаю, как это: бойцы с обеих сторон – стали и разошлись? Что-то не сходится. Единственное, что вероятно, на мой взгляд, устранение Путина – умрет он или еще что-нибудь произойдет. А окружение запоет: "Мы этого не делали, были заложниками ситуации". Такой вариант – возможен.
Я не склонен думать, что все россияне сошли с ума. Есть люди со здравым смыслом в оппозиции, которые покинули эту страну. Россияне, которые здесь с оружием защищают нас. Поэтому во многом именно ради них не могу позволить себе называть всех россиян дерьмом. Еще мне кажется, что многие из тех, кто публично поддерживает кремлевскую агрессию, действительно хорошо знают, что неправы. Понимают, в какой беде оказалась их страна. Но нужно быть сильным человеком, чтобы уметь признавать ошибки. А это не о них. Поэтому нет шмоток западных? Будем носить отечественное. Не надо нам доллар – сядем на юани. Но ведь это абсурд, любое ограничение – это плохо.
– Андрей, а остались у вас друзья там?
– Лучшая подруга моей мамы, которая водила меня в детстве в детский сад, россиянка. Она всю жизнь прожила в Киеве, но имеет российский паспорт и в этом году уехала в РФ. Общаться с ней становилось все труднее – она упрямая патриоткой своей страны. Но ее переезд в Россию, скорее всего, не связан с политической позицией. Она заболела тяжелым заболеванием – поехала к сестре, которая вызвалась за ней ухаживать. Еще у меня есть друг там. Когда мы с ним общались в начале вторжения, он говорил: "Андрей, это скоро закончится, вот увидишь". Но с течением времени риторика разговоров начала меняться – мозги там серьезно всем промывают. Когда он впоследствии начинал свое, что все не так однозначно, я говорил: "Дай мне ответ на один вопрос: "Кто начал эту войну? Кто напал на соседей?". Какое-то время мы старались даже не говорить обо всем этом, чтобы сохранить отношения. А сейчас уже год не общаемся вообще.
– Расскажите, как часто видите сына, который с мамой – певицей, экс-солисткой группы "ВИА Гра" Сантой Димопулос – с начала вторжения переехал от войны за границу?
– Мы каждый день с ним на видеосвязи – бывает по несколько раз в день. Он сейчас живет в Дубае. Первый раз с февраля 2022 года мы увиделись с ним только через год, когда я приехал по волонтерским делам за границу. Двое суток добирался во Францию, где он жил тогда, чтобы побыть с ним чуть больше одного дня. А в следующий раз мы увиделись, когда он уже приехал ко мне в Киев почти на месяц в декабре прошлого года. Мы много занимались его здоровьем, сделали операцию по коррекции искривленной носовой перегородки – он аллергик. Сейчас все прекрасно, контролирует самочувствие в случае необходимости лекарствами, которые ему подобрали. Планирует еще приехать ко мне вот сейчас, летом.
– На каком языке с ним общаетесь?
– Общаемся – тремя языками. Говорим и на украинском, и на русском, и на английском. Он еще изучает сейчас испанский. В школе общается на английском. Я иногда ловлю себя на мысли, что бывает пишу ему по-русски, и тогда говорю себе: "Так, чувак, стоп!"
– А общаетесь ли вы сейчас с его мамой?
– Давайте откровенно: с его мамой мы расходились спокойно. Это уже дальше пошли какие-то неприятные вещи, но не я начинал первым. Поэтому так случилось, что на протяжении многих лет у нас не было никаких контактов. Связь я держал только с сыном. У него есть карта, подвязанная к моему счету. Мы договорились о сумме, которую он имеет на месяц от меня на личные расходы. А с его матерью мы начали общаться 1 января этого года. Она сама мне написала по поводу вопросов, касающихся Даниэля. Но не могу сказать, что у нас сейчас тесное общение – разговоры исключительно о том, что является зоной интересов сына. Ну так в принципе и должно быть, я считаю.
– Когда в апреле она рассказала в соцсетях о разводе с бизнесменом Игорем Кучеренко, как вы отреагировали?
– Я считаю, что это плохая новость. Мой сын жил в среде, к которой привык, а сейчас это все меняется. Откровенно хочу сказать, что я с мужем Санты очень легко находил общий язык. Мы общались с ним время от времени, когда требовали этого какие-то вопросы, связанные с сыном. А сейчас снова потребуется выстраивать отношения с кем-то другим, сыну привыкать. Но я, в отличие от бывших жен, желаю им только счастья. И хочу, чтобы мужчины, которых они выбирают, были хорошими людьми, потому что с мамами находятся мои дети.
– Со второй женой, блогером Юлией Реус вы тоже разведены. С дочерью Аделиной, живущей с мамой, общаетесь?
– Сейчас я с Аделькой общаюсь дважды в неделю по телефону благодаря решению суда. Потому что прежде я даже не знал, по какому адресу она проживает. Мама вывезла ее в Польшу, когда у меня на руках было решение попечительского совета, что имею право забирать ребенка к себе на трое суток в неделю. У мамы были претензии, что должен быть переходный период, чтобы ребенок привык. Поэтому я начал ходить в детский сад каждый день. Но не забирал Адель с ночевкой, хотя имел на это право, чтобы не травмировать, работал с психологами. Однако ее мама в один момент собралась и уехала с ребенком, просто предупредив меня, чтобы какое-то время не приходил к дочери. Мол, едем к родителям на запад Украины. А через два дня она мне написала, что решили не возвращаться, а ехать в Варшаву.
Сейчас с мамой моей дочери у нас нет практически никаких отношений, переписываемся чисто официально. Я не имею никаких намерений без желания матери вернуть Аделину в Украину. Но, как только бы она вернулась, предпочел бы участвовать в ее воспитании. Это не то, когда люди делят какой-нибудь отель, какую-то землю. Это не финансовый вопрос, а моральный. Я добросовестный отец, который не лишен никаких прав, никаких судебных ограничений не имею. Я хочу участвовать в воспитании ребенка.
– Андрей, а может, стоит дождаться, пока дочь подрастет и уже сама примет решение, что общение с папой для нее важно?
– Скажите, у вас есть дети? Две девочки, говорите? Вы можете отдать сейчас просто так кому-то своих детей? Отказаться от них лет на восемь, ну пусть на пять, не знаю? Вот почему такая дискриминация? Мы двигаемся в Европу, к либеральному обществу. С какого перепуга кто-то решил, что статья семейного кодекса, предусматривающая равные права родителей, и самое главное, равные права ребенка на получение всестороннего воспитания от обоих родителей, не должна действовать? Ребенок может вообще забыть, что у него папа есть.
Сына я воспитывал до пяти лет после развода. Он жил от года до пяти с моими родителями. А дочь (также после развода) с семи до девяти ее месяцев брал на сутки во вторник, четверг и субботу. Три раза в неделю она, будучи младенцем, была со мной, и у мамы не возникало никаких вопросов. Почему сейчас могут возникнуть вопросы, что я не могу справиться с трехлетней дочерью? Единственное, что отличает папу от мамы, это возможность кормить грудью. Все остальное могут делать пополам – что мужчина, что женщина. А у нас так – за рулем могут все ездить, на работу ходят все одинаково, а вот если брать воспитание ребенка – то право мамы приоритетно.
Можно расспросить соседей – меня отрицательно как отца не характеризует ни один человек, даже сама Юлия. Сам факт того, что она мне раньше отдавала ребенка трижды в неделю, говорит лишь о том, что она признает, что я добросовестный отец. Я хочу иметь возможность передать дочери все, что вложили в меня мои родители – отношение к жизни, к деньгам, к людям. Все ценности, которые должны вкладываться в нее с детства. Знаете, когда мы жили вместе с Юлией и я слышал, как она говорила старшей дочери безразлично: "Твой отец звонит", не придавал этому значения. Думал: ну, наверное, там какая-то история своя. А теперь я оказался в такой же ситуации.
– Со старшей дочерью Юлии, которая стала женой бывшего динамовца, защитника сборной Украины Ильи Забарного, общаетесь?
– Нет, никоим образом. В свое время они с мамой жили на Соломенке, она ходила там в школу. А потом я устроил ее в школу, куда было очень тяжело попасть, но она находилась прямо у дома, где мы уже жили вместе. Ангелина на меня очень обижалась, мол, там остались все ее друзья. Но именно в этой школе она познакомилась с Ильей Забарным. Они с 15 или 16 лет стали встречаться.
– Чем вы зарабатываете сейчас на жизнь?
– Работаю на телеканале "Киев". Веду частные мероприятия, гонорары за которые стали меньше, и это понятно. Людям сейчас тяжело. Некоторое время выручали сбережения – собирал до вторжения на новый автомобиль. Но эти деньги быстро разошлись по волонтерским делам, а новые доходы не появлялись. Первые полторы года были откровенно страшными в индустрии. А у меня нет киоска с жевательными резинками в Гидропарке, который меня страховал бы. Сейчас немного легче. Но, когда слышу, что какие-то мероприятия сейчас, дескать, не ко времени, то хочется ответить: в таком случае не время печь пирожки и их продавать, не время лечить зубы. Жизнь идет, главное, чтобы люди помнили, в каком тяжелом периоде мы сейчас находимся. И сколько мы не сделаем добрых дел, этого недостаточно, пока гибнут наши воины. Мы должны что-то делать все время.
– Как о каждом публичном человеке, о вас ходит немало слухов. Правда, что у вас был роман с Катей Бужинской и вы даже хотели пожениться?
– Нет, это было в рамках записи видео с Катей, когда она снимала клип. Я там сыграл как актер ее любимого, что признается ей в любви и делает предложение. Все по сценарию. Но в современной журналистике любят придумывать сенсационные заголовки. Сейчас у нас с Катей дружеские отношения, у нее – прекрасный муж-иностранец.
Также читайте на OBOZ.UA интервью с телеведущим Славой Соломкой – об известных друзьях, выбравших Россию, зарплате на телевидении и встрече с сестрой, которую никогда не видел
Также на OBOZ.UA интервью с актрисой и телеведущей Талой Калатай – о переезде в Норвегию, хейте украинок за границей и уроках истории для российских "братьев".
Только проверенная информация у нас в Telegram-канале OBOZ.UA и Viber. Не ведитесь на фейки!