Волонтер Ольга Башей: сотні гідних хлопців досі не представили до нагород

За пару минут до наступления нового 2015-го года в поселке Пески, что в паре километров от Донецкого аэропорта, становится жарко. Террористы перехватили радиосигнал наших раций, и во все горло орут, что уже, якобы, вошли в село. "Укры! Мы идем за вами! Всем пиз*а! Готовьтесь дохнуть, твари!" - кричит пьяный голос кого-то по ту сторону баррикад.

Відео дня

В подвале дома-позиции, который военные называют "Купол", содрогаются стены. "Ого! Что-то немаленькое прилетело! Какая-то неведомая х*йня пробила нам крышу - так сильно гупнуло, что все стекла вылетели", - говорит кто-то из военных. Десантники из 81-й аэромобильной бригады надевают бронежилеты и разгрузки, на плечи навешивают автоматы. "Кажется, началось. Все - на выход!" - обращается к солдатам их командир. В суматохе войны я начинаю неслабо нервничать, бегу в соседнюю комнату за своей броней и каской. Спешно напяливаю родное "железо" с надписью "Пресса" и жду, что будет дальше…

Вокруг праздничного стола в подвале того самого дома в том самом поселке Пески, тем временем, бегает миниатюрная женщина. Парамедик Оля Башей, известная на фронте под позывным "Кроха", в отличие от меня, сохраняет спокойствие. Она нарезает праздничные салаты, изо всех сил пытаясь создать новогоднее настроение. Еще летом прошлого года, вместе со своим наставником Ильей Лысенко ("Хоттабычем"), чтобы вывезти раненных, Кроха прорывалась к окруженным под Шахтерском десантникам из 25-й воздушно-десантной бригады. В Песках Башей еще не знает, но через несколько недель после Нового года, она же будет спасать бойцов возле взлетки Донецкого аэропорта.

О том, почему генералы не ездят на передовую, и что хрупкой женщине делать на войне, "Обозревателю" рассказала обладатель Ордена княгини Ольги, советник замминистра обороны Юрия Гусева, парамедик и волонтер с большой буквы Ольга Башей.

Как Вы попали первый раз на фронт? И почему решили заняться волонтерством?

Первый раз на фронт я попала со своим наставником и, теперь уже, другом Ильей Лысенко (Хоттабычем). До войны я работала помощником нотариуса, но судьба распорядилась так, что у меня был и опыт работы с медициной и врачами. Когда началась АТО, я просто не смогла стоять в стороне, стала думать, чем могу быть полезной, и решила, что больше всего помощи принесу, как раз, в медицине. Тогда через Фейсбук вышла на Таню Рычкову (известный волонтер, "мама" 25-й бригады. – Авт.), а после, тоже через Фейсбук, связалась с Хоттабычем. Написала ему, мол, так и так, могу быть медсестрой. Он предложил встретиться. Встретились, стали говорить. Хоттабыч глянул на меня, и стал объяснять, что там не просто стреляют – там и минометы работают, и вообще прилететь может такое, что от моих "метр в кепке" и мокрого места не останется. Я ответила, что все осознаю и ни капельки не боюсь. Договорились, что будем смотреть, смогу ли я быть медсестрой, по результатам моей работы. Так и началось.

Из всех позывных, которые мне приходилось слышать в АТО, Ваш, наверное, самый милый и подходящий именно Вам. Кто впервые сказал: "Оля Башей – это Кроха"?

Так меня стал называть Хоттабыч. Это из-за небольшого роста! Потом все стали замечать, что, несмотря на телосложение, я молчать не буду: справедливость и честь – выше всего! Тогда военные прозвали меня "полтора метра ярости"! Но все равно, чаще всего меня называют Кроха.

Куда Вы поехали первый раз в АТО? И помните ли, кто был первый раненый, которому Вы оказывали помощь?

Первая поездка была в июле прошлого года. С Хоттабычем мы ездили на реанимобиле. Ехали через Славкурорт и Славянск на Дабельцево и его окрестности. Первый день с Дебальцево мы вывозили беженцев, а уже на второй день моего пребывания на фронте – начался поток 300-х (раненых. – Авт.). Первый, кому я оказывала помощь, - боец со львовской Нацгвардии по имени Любомир. У парня было осколочное ранение – рассечение переносицы. Слава Богу, все обошлось, и Любомир, кстати, до сих пор служит. После уже были тяжелые – ребята с минно-взрывными травмами, с ранениями ног, рук, животов…

Помните, когда был первый тяжелый выезд?

Я веду бортовой журнал, но многие даты знаю на память. Первый тяжелый выезд тоже помню очень хорошо. Это было 30 августа 2014 года. У нас было четверо 300-х и двое 200-х (погибших. – Авт.). Ребят мы забирали недалеко от Дебальцево, на выезде на трассу в Ростов-на-Дону. У двоих были тяжелые ранения живота и бедра, еще двое были легкие с осколочными ранениями.

А как парамедики получают сигнал о том, что кто-то ранен? Как вообще удалось наладить коммуникацию с бойцами?

Коммуникацию налаживали сами. Мы просто объезжали блокпосты, оставляли ребятам свои телефоны, показывали машину и говорили, что в любой момент будем готовы подскочить. Вот и тогда, в наш первый тяжелый выезд, ребята нам позвонили так, авось, что-то получится. И получилось! Парни набрали, и уже в течение 10 минут мы были у них. Тогда и остальные бойцы узнали о нашей оперативности, стали передавать друг другу мой телефон и телефон Хоттабыча.

Знаю, что прошлым летом, чтобы вывезти раненных бойцов, Вы прорывались через окружение. Расскажите, где и как это было?

В конце июля-начале августа 2014 года в окружении под Шахтерском находилась 25-я днепропетровская воздушно-десантная бригада. Их начмед и раньше говорил Хоттабычу, что, возможно, понадобится помощь с вывозом раненых. Но никто не думал, что все сложится именно так. Сначала, мы забирали легких и 300-х средней тяжести недалеко от Ольховатки – туда ребят привозили сами военные. У десантников не было реанимобиля, и они своими силами сделали места для носилок в "Форде" - два места для лежачих и столько же для сидячих.

Дорогу, по которой мы прорывались, когда вокруг наших ребят замкнулось кольцо, Хоттабычу уже раньше показывал начмед 25-й бригады. Мы ехали с военным конвоем, нас прикрывали парни с позывными "Волонтер" и "Койот". Должны были прорваться до обеда, но прямо перед нами лег миномет, стали обстреливать, и ребята с конвоя скомандовали разворачиваться и прятаться в посадке. Там мы и переночевали, а ранним утром все-таки прорвались под Шахтерск. Мы тогда, к сожалению, не всем успели помочь. Одного из раненных солдат прооперировали и поддерживали ребята из медроты 25-й бригады, но до нашего приезда он скончался.

Тогда Хоттабыч решил рискнуть и эвакуировать ребят без прикрытия. Действовать надо было срочно, так что он забрал двоих тяжелых и двоих раненых средней тяжести, и помчался под обстрелом сквозь окружение. Слава Богу, повезло! Я, в свою очередь, забирала шестерых легких 300-х с конвоем в бронированной технике. Ехали в БТРе, когда по нам стали стрелять. Честно скажу, и нам, и Хоттабычу тогда под Шахтерском просто повезло.

Знаю, что нередки случаи, когда специально обстреливают медиков. Часто ли стреляют и стреляли по Вашему реанимобилю?

Разное бывало: и просто под обстрелом прорывались, и прицельная стрельба по нам была. Как-то под той же Ольховаткой, куда медики из 25-й бригады привозили нам легких и средних раненых, начался обстрел. Тогда Хоттабыч выжимал из реанимобиля все силы – мы мчались, чтобы эвакуировать ребят. Да, порвали сцепление… И что? Зато сделали свою работу. Кстати, тогда, тоже мне запомнилось, что ребята из Краматорска, освобожденного, на тот момент, буквально пару недель как, очень оперативно отремонтировали нам машину. Они знали, что мы – парамедики, и сделали сцепление буквально за день.

Вы – очень хрупкая и добрая, но, при этом, сильная личность. Тем не менее, война не может не поражать. Что Вас по-доброму и по-плохому удивляет в АТО?

Конечно, я не могу не восхищаться работой ребят. Они такие умницы, что это невозможно передать словами! Вот, к примеру, тот же Шахтерск. Представьте себе, одни терриконы и поля. Все, глушь всюду, открытая ладонь – стреляй, прости Господи, - не хочу! Медики из 25-й бригады делали в этих полях невозможное. Вся медрота работала, как один организм – хирург Саша Зеленюк, анестезиолог Ярослав Левченко, Андрей Комнатный, Антон…Все ребята-медики делали такое, что у врачей в красивых операционных от удивления глаза бы на лоб полезли! Представьте себе, непрекращающийся обстрел с минометов. В открытом поле под палящим летним солнцем. Кунг. В кунге с тем, что есть, а нет практически ничего, бойца оперируют врачи. Прямо на передовой проводят сложнейшие операции, спасают десятки жизней. Потом эти же врачи, фельдшеры или санитары, прикрывая собой раненного, кладут его в блиндаж.

Только за это, за это окружение под Шахтерском, на мой взгляд, ребят нужно наградить. Но ни один из них, никто из достойных ребят медроты 25-й бригады не получил от государства даже грамоту за заслуги перед Украиной. Я уже молчу про реальные ордена и медали, на которые они заслуживают. В прошлом году на день ВДВ 25-я бригада все еще была в окружении под Шахтерском. И ни один генерал не приехал им вручить награды. Но ведь это же было делом чести – наградить десантников в их праздник там, где нужно награждать героев – в боях на передовой.

Знаю, что кто-то из штабных генералов приехал тогда награждать бойцов в глубокий тыл – в Изюм. Тогда я и сказала, что было бы неплохо ребят в Шахтерске наградить. После этих слов меня спросили, кто я вообще такая… Ответила, что я – медсестра Хоттабыча. А потом еще ему передавали, что я, мол, сильно разговорчивая. Илья улыбался и отвечал, что, да, так и есть.

Осенью ожесточенные бои начались в районе донецкого аэропорта. И Вы, насколько мне известно, стали дежурить в поселке Пески. Расскажите, что было там?

После выхода из Шахтерска, 25-я бригада заняла лагерь под Дебальцево. Пробыла там до октября, если не ошибаюсь, и потом на их место заехала 128-я мукачевская горно-пехотная бригада. У этих ребят были свои машины, так что они уже могли вывозить раненых своими силами. Тогда мы приехали в Пески, где стоял второй батальон 95-й житомирской аэромобильной бригады. У десантников своего реанимобиля не было, мы стали им помогать. Правда, никто не рассчитывал, что в Песках и окрестностях будет столько раненых. Первый, кто погиб тогда из 95-й – это командир второго бата Сережа "Гризли". Очень порядочный был парень, настоящий воин. "Гризли" с ребятами выехали на задание, в их машину попал снаряд…Он буквально сгорел. На Сереже сгорел даже броник. После этой потери наш реанимобиль уже полностью прикрепился к Пескам – мы помогали военным, которые заезжали на задания в район донецкого аэропорта.

На счет донецкого аэропорта. За судьбой киборгов следила вся страна и, не побоюсь этих слов, весь цивилизованный мир. Помню, когда в январе были подрывы в терминале, а у нас было много раненых и погибших, Вы принимали участие в эвакуации ребят. Еще мне хорошо запомнился пост Юрия Бирюкова о тех днях. Он написал о Вас что-то вроде: "Хоттабыч, не знаю, где ты ее нашел, но Оля Кроха – настоящий профессионал". Расскажите, что в те дни происходило в аэропорту?

Бои в средине января в донецком аэропорту сами военные назвали вторым Сталинградом. Всего за 4 дня у нас было 120 раненых и около 30-ти погибших. Причем, 30 – это те, кто погиб в терминале. Еще приблизительно десятерых, к сожалению, просто не успели довезти. Все началось с того, что ребята поехали забирать раненых, подвозить воду и медикаменты. И тут же завязывались бои. Они не успевали заехать на подмогу 300-м, как сами становились 300-ми. 14 января, после работы в Песках, я приехала на несколько дней домой в Киев. Уже 15-го числа мне позвонил Шаман (еще один парамедик из команды Хоттабыча. – Авт.) и сказал: "Крошечка, тут все очень плохо". Я позвонила Бирюкову и в этот же день помчалась с ним и другими волонтерами под донецкий аэропорт. Сказать, что в терминале тогда было жарко – это, считайте, не сказать ничего. Мы вывозили раненых на всем, чем только могли. Когда мы приехали с Таней Рычковой под аэропорт, то Шаман уже забрал на реанимобиле первых ребят в больницу в Селидово. Слава Богу, в джипе Тани был кузов, куда мы могли класть лежачих. Подъезжает БТР, мы вытаскиваем с него раненых и прямо над дорогой оказываем помощь. Это был ад.

На войне, как известно, все чувства оголяются, а люди становятся такими, какие они есть на самом деле. Удалось ли Вам в АТО найти настоящих друзей?

Признаюсь, я и подумать не могла раньше, что на фронте встречу столько друзей. Ребята из третьей роты 81-й бригады говорят, что у них теперь одни Крохи! Это ведь те ребята, которых мы, в частности, эвакуировали в январе с аэропорта. В АТО мне повезло встретить очень искренних и настоящих людей. Теперь у меня очень много братиков, которых я сильно люблю. Друзьями могу назвать 25-ю бригаду, ребят со второго батальона 95-й бригады, первый батальон 79-й бригады, 90 батальон и медиков 93-й бригады… Правда, очень много друзей появилось, в том числе, из других подразделений. Есть близкие мне люди и среди волонтеров: Алексей Мочанов, Дима Юринов, Влад Доценко, Иван Звягин и другие ребята. Появились также друзья из высшего военного состава ВСУ.

Сейчас Вы вместе с остальными волонтерами входите в Волонтерский десант при Минобороны, а также занимаете должность советника замглавы МО Юрия Гусева. В чем заключается Ваша работа? И как совмещаете дежурства в АТО с деятельностью в министерстве?

В министерстве я работаю в медицинском секторе – отвечаю, в частности, за разработки по эвакуации. В АТО продолжаю ездить, как и раньше, потому что деятельность в министерстве – это одно, а помощь на передовой – совсем другое. Сейчас, в основном, дежурю в секторе В – в Авдеевке.

Есть еще некоторые моменты, из-за которых буквально болит душа, и которые я всеми силами пытаюсь уладить. Речь о наградах. Уже говорила раньше и скажу еще раз: эта тема не дает мне покоя. Много достойных ребят до сих пор не представлены к наградам. Я знаю таких десятки, но, думаю, их сотни. К примеру, легендарный медик из 80-й бригады Игорь Зинич с позывным "Псих", который погиб под завалами в донецком аэропорту, до сих пор не награжден. Уже обратились и к народным депутатам, и в Минобороны. Но, пока что, без результатов. Мы просим дать "Психу" звание Героя Украины. Увы, посмертно. А ведь парень был невероятный: он не выехал с терминала, потому что "а я ж тут один врач, как пацаны без меня", отказался от эвакуации, когда были подрывы, потому что было много раненых…Он спасал другие жизни ценой собственной. Это достойно почтения. В терминале донецкого аэропорта Зинич интубировал бойца. Это процедура, которую многие врачи не могут в условиях стерильной операционной сделать, а Псих, простой фельдшер из Киевской области, делал это под свист пуль в терминале. Мы не имеем права забывать Героев.