Блог | История в поезде: страшно жить не на войне, а быть кинутой и забытой в старости
И я бегу.
По перрону ж\д вокзала в Константиновке. Буквально просачиваюсь между такими же спешащими пассажирами, подлетаю к одному из вагонов.
Сегодня у нас с Алексеем Ищенко случайно появилась миссия – договориться с проводником и провези в нашем купе Ларису Петровну Мудрую. Замученную жизнью и войной старушку со штанами, затянутыми резинкой от старых трусов, седыми волосами и полной неразберихой в голове.
***
"Дети, помогите кто-то отнести сумки до вагона", - говорит в зале ожидания бабушка, опираясь сразу на две палочки.
Она еле передвигается, очень плохо слышит и каждый раз перед тем, как что-то сказать, делает такой страшный глубокий вдох.
Видно, что раньше эта женщина была довольно высокой, статной и, я бы даже сказала, крупной. Сейчас от былой внешности почти ничего не осталось – на ней висит на несколько размеров больше одежда, даже шапка спадает – оказывается, вместе с телом худеет и голова.
Это Лариса Петровна Мудрая. По ее словам, ей 82 года. Она родилась в Полтаве, вышла замуж за военного, долго жила в России, а потом переехала с мужем в Авдеевку.
"У меня "боковушка" в плацкарте. Возле туалета, но это ничего – главное, что вы донесли мои сумки", - говорит Петровна.
"С нами должен был ехать один военный. Он неожиданно попал в больницу, так что заберем вас к себе в купе. Не бойтесь, все будет хорошо", - отвечаю я.
Лариса Петровна едет в Полтаву к своей (!!!) старшей сестре. Она говорит, что, когда в Авдеевке началась "большая война", то уже уезжала на время к родственникам.
"А потом, - продолжает старушка, - я стала звонить соседям. Они не отвечали, и я решила, что война закончилась – все пошли в огороды и поэтому не слышат звонки. Собралась быстренько, вернулась в Авдеевку и осознала, как глубоко ошибалась – "большая война" в городе, на самом деле, только началась".
В купе Петровна говорит, что "за все в жизни нужно платить" и пытается всунуть мне 50 грн, скомканные в носовой платок.
"Сейчас отправлю вас все-таки в плацкарт, если не прекратите", - резко отбиваюсь я.
Бабушка очень тяжело дышит, забывает имена и страшно постанывает. Клянусь вам, ее стон и слезы контуженного красавчика-десанта, который на время потерял речь, - это не смертельные, но одни из самых страшных вещей, которые я когда-либо видела или слышала.
***
Петровна путается в показаниях. Она рассказывает о внуке Алексее, который погиб в Донецком аэропорту, но "был вообще не военный – так, в охране стоял и его случайно застрелили еще весной 2014-го". Об украинских армейцах, которые, якобы, хотели захватить ее дом, но "потом оказалось, что это цивильные были – да-да, именно они и хотели забрать землю!" Уверяет, что ее сына преследовали, потому что он родился в России, но "на самом деле, это жена куда-то его спрятала". Говорит, что на вокзал в Константиновке ее привезли знакомые, но "так-то украинские военные – эти нормальные были, не обижали, да, хорошие и молодцы".
Я бужу ее около 02:30. Недалеко от станции "Полтава". Легонько касаюсь к плечу и сразу говорю: "Вы в поезде. Все хорошо. Просыпайтесь". Петровна кричит во всю глотку, резко вскакивает и говорит: "Боялась, что за мной пришли. Начался обстрел? Где я? Где я теперь?"
Она глотает без воды таблетки и отказывается брать такси. Показывает адрес сестры, записанный на клочке бумаги. Обещает ждать утра в зале ожидания, а потом попросить у кого-то помощи и добраться до родных.
"У меня сестра глухая. Консьержа в подъезде нет – все равно до утра никто меня не услышит, так что лучше на вокзале подожду. Я уже так делала", - уверяет Петровна.
Мы уехали. Алексей Ищенко вынес старушке вещи и умостил ее в зале ожидания. Но мы уехали. И теперь я очень об этом сожалею. Потому что дети и старики не могут позаботиться о себе сами, и в силу возраста, часто не видят правильные ориентиры.
Я злюсь, что Петровна такая неоднозначная. Злюсь на себя, что не вышла из поезда. Но больше всего я злюсь на Малую Римму Борисовну и ее детей. Это дочка Ларисы Петровны и ее внуки. Люди, которым по*уй на старость, по*уй на верность, по*уй на семью и, подозреваю, по*уй на Украину.
"Они сказали, чтобы я сидела в Авдеевке. А сами живут в Киеве… Сказали, что им и без меня тяжело. Приказали не ехать в Полтаву, мол, там я тоже никому не нужна. Но, знаешь, мне, правда, страшно жить на войне. Поэтому решила бежать", - рассказала мне Петровна.
И пусть я не могу быть уверена в ее искренности на 100%, но, знаете, на самом деле, страшно не жить на войне. Страшно быть кинутой и забытой в старости.
