Голоса. О чем вспоминают очевидцы Холокоста

В Мемориальном центре "Бабий Яр" записали более 400 интервью со свидетелями Холокоста и Второй мировой войны в четырнадцати регионах Украины

"О ночи, когда должны были расстреливать, мама знала заранее. Через Яр бежали в Старую Прилуку. Я плакала, мне было 12 лет и я хотела остаться. И мама меня отвела к Яру, и вместо того, чтобы поцеловать и попрощаться со мной, ударила по лицу. Я заплакала и ушла".

На следующий день 12-летняя Лиза Линская наблюдала, как мужчины роют яму, в которой потом похоронят жителей гетто. В том числе, ее мать. Сама она чудом спаслась во время Холокоста: ее мать дала охране гетто деньги – чтобы позволили убежать. Десятилетия спустя ее показания записали исследователи проекта "Голоса" Мемориального центра Холокоста "Бабий Яр".

Как собирают воспоминания свидетелей страшных событий Второй мировой войны и Холокоста – узнавал OBOZREVATEL.

Онлайн-архив устных историй

Проект "Голоса. Свидетельства о Холокосте в Украине" ставит целью создать максимально полный онлайн-архив устных историй о Холокосте. Это будет первый на территории Украины такой архив, который впоследствии пополнит коллекцию будущего музея, над созданием которого сейчас работает команда Мемориального центра Холокоста "Бабий Яр".

"Наша цель – максимально полно восстановить память о трагических событиях Второй мировой войны и Холокоста. Для этого мы собираем письменные и устные свидетельства, – отметил генеральный директор Мемориального центра Холокоста "Бабий Яр" Макс Яковер. – Мы работаем над масштабным проектом – современным музеем мирового уровня, который должен достойно почтить память жертв трагедии Бабьего Яра. Он будет опираться на глубокую историческую и документальную базу. Для этого в нашей команде работает международная группа историков, и "Голоса" – это один из важнейших проектов ученых по фиксации воспоминаний очевидцев тех событий".

Немалое количество этих свидетельств и воспоминаний, добавил он, вообще, не попадали в поле зрения исследователей. "Время идет, и, к сожалению, тех, кто может рассказать о трагедии, становится все меньше. Мы стремимся записать еще не зафиксированные свидетельства жертв и очевидцев Холокоста на территории Украины, а также собрать все имеющиеся устные истории в одном онлайн-архиве", – отметил Яковер.

Исследователи проекта "Голоса" работают сразу в нескольких направлениях: записывают новые устные свидетельства жертв, свидетелей и спасателей времен Холокоста в Украине, а также проводят интервью с их потомками, работают с различными иностранными архивами и научными трудами, ищут новые свидетельства тех времен.

За полгода было записано уже более 400 интервью со свидетелями Холокоста и Второй мировой войны в четырнадцати регионах Украины.

"До конца года мы планируем записать более 500 устных свидетельств, в том числе, на подконтрольных территориях Донецкой и Луганской областей. Истории, которые нам рассказывают – это уникальный источник для изучения прошлого, – отметила руководитель проекта, доктор исторических наук Гелинада Гринченко. – От наших собеседников мы узнаем не только о событиях. Нам также интересны оценки, которые дают этим событиям люди, их собственное понимание того, что произошло с ними лично и со страной или даже человечеством в целом".

Люди рассказывают о своей жизни в тех экстремальных условиях военного времени, о сосуществовании в крайне сложных реалиях. "Иногда даже дышать становится трудно. Ты сидишь, слушаешь и не понимаешь, как такое вообще можно пережить! А потом долго не можешь вернуться в настоящее и все думаешь, думаешь..., – рассказала Гринченко. – Есть такое мнение, что мы рассказываем истории, чтобы придать смысл нашим жизням, и мы читаем истории по той же причине. Из историй наших собеседников мы учимся понимать себя".

История Ванды Объедковой, чью маму расстреляли в Мариуполе

Ванда Объедкова (по отцу – Васильева) родилась в 1930 году. Ее мать – Мария Воскобойникова – переехала из молдавского поселка в Мариуполь. "Когда отец женился и привел домой еврейку, никто не был против и не вспоминал о национальности. А брат взял в жены гречанку. На праздники все собирались вместе, пели свои песни. И не было разговоров, что кто-то грек, украинец или еврей", – рассказывает Ванда.

Мария работала в аптеке, ее муж – в трамвайном парке. За неделю до войны он получил новые моторы. Когда война началась, поступил приказ отправить эти моторы на Урал. "Когда в грузовик загрузили двигатели, отец сказал маме: "Маруся, собирай чемоданы, надо ехать к твоей сестре", – вспоминает Ванда. Однако уехать не успели – немцы были уже рядом, в Ясиноватой.

"Мама мою метрическую книгу зашила в куртку, чтобы было понятно, кто я такая, – говорит рассказчица. – Национальность там не писали. Прошло несколько дней... В двери постучали полицай и немец.

– Здесь Васильева живет?

– Да тут.

– Пойдем.

– Куда идти? У меня муж украинец, ну и что с того, что я еврейка?

– А вот и все".

Воспоминания Ванды Объедковой

Пока евреев Мариуполя собирали, чтобы отправить на расстрел на Агробазу, местным жителям разрешалось проведывать заключенных. Этим воспользовались соседи. Они по очереди приходили и рассказывали немцам, что Маруся – гречанка. В конце концов, немцу надоело и со словами "Гут, век!" он отпустил Марию и Ванду.

Но история на этом не закончилась. Как рассказывала потом жительница Мариуполя Дина Семенченко, которая прятала Ванду от нацистов, мать Ванды расстреляли: "Мария Воскобойникова действительно скрывалась в нашей семье. Прятала ее моя мама..., потому что они были евреями. С 1943 года их прятала другая семья. В мае 1943 года Марию Львовну расстреляли немцы. Мои мама с папой ходили на Агробазу и нашли изуродованное мертвое тело".

Самой Ванде удалось спастись – ее прятали до освобождения города. В общей сложности, вблизи поселка Агробаза было расстреляно и сброшено в ров более 16 тысяч человек.

История Елизаветы Винер, которую мать спасла из гетто, а сама погибла

Елизавета Линская (по мужу – Винер) родилась в селе Новая Прилука Винницкой области в 1930 году. Долгое время в поселении преобладали евреи. Семья Елизаветы была небогатой. Отец, Бень Болькович, работал портным. Мать, Суня Марковна, занималась домохозяйством. У Елизаветы также было двое младших братьев.

Война, как вспоминает Елизавета, началась с неправды. Власти не сообщили, что немцы рядом, а евреям следует эвакуироваться. Отца забрали на фронт (где он впоследствии и пропал без вести), а семья Линских, во главе с дедушкой, отправилась бежать куда глаза глядят.

"Едем, и вдруг видим, что из Калиновки идут на нас солдаты. Наши несчастные защитники отступали, а за ними – немцы, красивые, с закатанными рукавами. Я только Бога молила, чтобы Гитлер не вошел в Новую Прилуку", – говорит рассказчица. Вышло иначе. "Собрали старых, ребе, шамеса, верующих евреев, членов партии, и за церковью расстреляли, – вспоминает она. – Убили и моего дядю Иосифа".

Свидетельства из новоприлуцкого гетто тщательно фиксировались историками и кинематографистами всего мира. Известный режиссер Стивен Спилберг снимал рассказы выживших. Елизавета до сих пор хранит кассету со своим интервью Спилбергу. Но рассказывать о злоключениях за колючей проволокой ей тяжело – слишком много смерти, боли и страданий пришлось пережить в гетто.

Воспоминания Елизаветы Винер

По ее словам, одну улицу обнесли колючей проволокой, всех поселили там. Елизавета могла пролезть через то ограждение.

"Мы успели спасти семейное серебро. Шесть ложек, вилок и ножей. Я выходила наружу и меняла ценности на муку, и деньги у нас были. Средства хранились не у мамы, а на моем животе, перевязанном марлей. Поэтому я была ценным ребенком. Причем, незарегистрированным в гетто. Можно было выкупить человека из гетто: себя, детей. Но на это не хватило денег: не записали в список пленников только меня и брата Изю, потому что он был болен", – рассказывает она.

В 1942 году наступил день ликвидации гетто. Всех его жителей должны были расстрелять. Но мать Елизаветы договорилась, чтобы дочь отпустили...

"О ночи, когда должны были расстреливать, мама знала заранее. Вы были, где Яр? Там сейчас памятник. Через Яр бежали в Старую Прилуку. Я плакала, мне было 12 лет и я хотела остаться. И мама меня отвела к Яру, и вместо того, чтобы поцеловать и попрощаться со мной, ударила по лицу. Я заплакала и ушла", – вспоминает Елизавета. Ее мать расстреляли вместе с другими жителями гетто.

Воспоминания Елизаветы Винер

После расстрела Елизавета, которой тогда было двенадцать, пошла в село Сальник, назвалась Лидией Кушнерук – и так и жила долгое время потом с этим вымышленным именем.

История Игоря Агеева, который в детстве жил в оккупированном Киеве

Игорь Агеев родился в 1936 году в Киеве. Его отец-украинец и мать-еврейка поженились годом ранее. У отца Игоря была строительная специальность. Вместе с товарищем он построил двухэтажный дом в Киеве. Затем туда переехали дедушка с бабушкой по отцовской линии, перебралась мамина сестра Роза с ребенком.

Воспоминания Игоря Агеева

В начале 1940 года отца забрали на Финскую войну. Александр Агеев служил командиром батареи, но вскоре был вынужден вернуться домой: финский снайпер раздробил Александру колено.

Приход немцев Игорь запомнил хорошо. "Вспоминаю: мы с мамой на Подоле, немцы в город зашли, а по радио передают: "Киев был и останется русским". Интересно было посмотреть, что происходило на улице, а там шум, стрельба. Затем появились немцы, мы и разбежались", – говорит он. Начались грабежи. Киев горел, а люди разбивали витрины и все тянули домой. "Помню, на Нижнем Валу был музыкальный магазин. Там разбили окна и все вытащили. Остался только огромный концертный рояль. У него стоял стульчик, который крутился. Я залез в магазин и сидел на этом стуле. У здания остановилась машина, из нее вышел офицер: кобура спереди, пистолет. Он меня взял за ухо и снял со стульчика. Я забился в угол и смотрел, как он сел и что-то играл. К нему подошли два мародера и сказали: "Это наше". Без лишних слов офицер достал пистолет и их расстрелял", – рассказывает Игорь. Постоянные расстрелы нацистами местного населения производили очень гнетущее впечатление на пятилетнего мальчика. Это вовсе не соотносилось с рассказами дедушки о "культурной нации", которые он слышал до войны.

Вспоминает Игорь и как немцы вели пленных: "Они шли несчастные. У многих не было обуви. Одна женщина бросила пленным буханку хлеба, а немец дал по ней очередью из автомата. Когда колонна прошла, на дороге остались убитые".

Александра Агеева, отца Игоря, не взяли на фронт из-за раздробленного колена. Поэтому он мог прятать сына в условиях оккупации. В то же время его жена скрывался "в траншеях на Киевщине", и, наконец, спаслась, добравшись до Воронежа. Однако трагедия Бабьего Яра не обошла ее родственников и близких – ее сестер и их детей расстреляли в урочище.

История Лидии Ткаченко, которая чудом избежала расстрела в Бабьем Яру

Лидия Николаевна Ткаченко родилась в 1931 году в Киеве. Она, ее мать Евгения Шейнина, отец Николай Кобец и двое старших братьев жили на Подоле. Ее отца еще в начале войны забрали на фронт.

Прошла неделя после оккупации. Немецкие власти объявили, что 28 сентября 1941 года всем евреям следует явиться в комендатуру, чтобы зарегистрироваться. Тем, кто не выполнил бы приказ оккупантов, грозил расстрел. Среди еврейского населения Киева ходили слухи, что представителей народа Божьего собирались эвакуировать.

"28 сентября 1941 мы с мамой пошли в комендатуру. Стояли в очереди целый день, мама очень хотела зарегистрироваться, но мы не успели. Было слишком много людей. Повезло. На следующий день мы собрались посмотреть, что же такое происходит в Бабьем Яру. И брат заболел: у него по каким-то причинам отнялись ноги. Поэтому мама ушла, а мы, дети, остались. Ноги восстановились через час. А вот мама не вернулась...", – вспоминает Лидия.

Соседи, по ее словам, тогда вообще арендовали подводу, погрузили вещи и поехали все в Бабий Яр. Верили в "эвакуацию".

Дети стали жить втроем: Лидии тогда было 9, ее братьям – 12 и 13. Есть, если было что, им приносили родственники по отцовской линии – украинцы. Старший брат ездил в села, менял вещи на продукты питания. Приходилось и воровать.

1 сентября 1942 года с фронта комиссовали раненого и больного отца.

"Жить в Киеве было трудно. Мы знали, как звучат немецкие сапоги и прятались, когда их слышали. Знали, каких немцев надо бояться (в черной форме СС), а каких – нет. Моих братьев несколько раз арестовывали по подозрению в еврействе, но каждый раз их освобождал отец, размахивая паспортом, в котором написано "украинец". Старшего брата два раза приходилось забирать из комендатуры", – вспоминает героиня.

Оценив ситуацию с "еврейским вопросом" в Киеве, отец, Николай Порфирьевич, решил вывезти детей подальше от Киева. В 50 километрах от столицы у него был небольшой дом. Там тоже было несладко.

"Однажды к нам зашел немец и сказал, что здесь будет штаб. В другой раз наведался офицер с переводчицей. Мы поздоровались с ней. Так совпало, что она была знакома с отцом и знала нашу национальность. Через три часа нас повели на расстрел. Но как-то обошлось: другие заступились. Да и отец успел обойти всех немцев с паспортом: говорил, что мы украинцы", – рассказывает Лидия.

Когда их дом все же забрали под штаб, они жили у знакомых и родственников отца. Детей никто не выдавал, хотя многие знали, какой национальности была их мать. Бывало, вспоминает Лидия, только посторонние люди дразнили "жидами".

***

Мемориальный центр Холокоста "Бабий Яр" приглашает присоединиться к сохранению памяти о трагедии и сообщать о свидетелях Холокоста в Украине, которые хотели бы поделиться воспоминаниями, по электронному адресу: [email protected]

Грамматическая и прочееПредлог "с" предполагает употребление существительного в родительном или творительном падеже.Выключить правило вездеИгнорировать в этом текстеLanguageToolBasic