Блог | Белые аккорды. Тоскующим по СССР
В социальных сетях развелось много тоскующих по СССР! Будучи старым наладчиком, я много поездил по этому самому СССР, многое повидал и скажу ответственно – не стоит по нему тосковать. Перенеси этих тоскующих в ту страну и они в тот же день со слезами запросятся назад. Приведу конкретный пример из жизни. Кто-нибудь еще помнит советских магазинных кур – тощих и синих? Их так и называли: "синяя птица"...
Но к делу. Итак, во многих космогонических системах мир развивается из яйца. В некоторых религиях большое значение придается пракурице. Ну а вопрос, что первично, курица или яйцо, стал одним из ключевых вопросов философии. Блестяще ответил на вопрос о яйце Христофор Колумб, и с тех пор яйца Колумба стали нарицательными. Даже крайние рационалисты римляне не начинали сражения, если их священные куры перед боем плохо клевали зерно.
Таким образом, все так или иначе связанное с этой птицей, крайне важно для человечества. И неудивительно, что однажды передо мной встал вопрос: что красть в первую очередь, яйца или кур? И сама жизнь подсказала: красть надо все!
Летом далекого уже 1981 года моя бригада наладчиков бралась за все: за индукционные и дуговые печи, конвейерные и вентиляционные системы, станки и экскаваторы. Хорошо помню немецкие автоматы для плетения кроватной сетки; починил я один такой на каком-то заводе в Зугрэсе и долго смотрел, как он свивает проволоку в пружинную сеть. Кровать! Помните, как именно постаревшего Одиссея узнала его верная Пенелопа? Да и что еще более полезного изобрел человек, кроме разве что унитаза?! Работы хватало – много промышленных городов, городков и поселков вокруг Донецка. И как-то по пути в один из них увидел автобусную остановку с высокой бетонной стелой, украшенной изображением курицы, и надписью "Птицефабрика". Бедное предприятие такую не построит
И тут я должен спросить читателя, сколько куриных яиц он сможет съесть за день? Сколько? А если каждый день – и так пару месяцев? Не знаете? А мне довелось проверить на себе. В тот раз мы создавали систему централизованного технологического контроля на большой птицефабрике. Сколько же яиц помещалось в пустом футляре гальванометра? Помнится, меньше сотни брать было нельзя, они начинали болтаться и биться.
В те годы крали все. Крали все, кто мог и всё, что могли. Да и что мы зарабатывали? Жена сто двадцать, я сто сорок, плюс командировочных рублей семьдесят-восемьдесят. И это – на семью из четырех человек, у нас уже было двое детей. Стоили яйца, помнится, девяносто копеек десяток, но не так просто было их купить. Потому и непросто, что в стране крали все, а на птицефабрике тем более. Даже вечно голодные куры пытались что-то украсть у соседок. Но люди крали более организованно и строго по рангу!
Начинали главные птичницы, и каждая отбирала себе и помощницам по лотку огромных яиц. Затем десяток-другой лотков отборных коконов паковали для райкома партии. Кесарю кесарево, богу богово, сказал однажды скромно Христос, но партия претендовала и на мирскую, и на духовную власть. Поэтому никто не стеснялся, и за ними приезжала райкомовская "Волга".
После райкома, заменявшего бога и кесаря, приходило время откладывать яйца для руководства фабрики (директор, главный инженер, главный энергетик, главный механик, главный бухгалтер), которой тоже доставались лотки прекрасных яиц. Потом шла очередь электриков, механиков и пр., но им доставались более мелкие. Затем…
Впрочем, я не знаю, на ком заканчивалась эта цепочка, если заканчивалась вообще. Во всяком случае, пригласили нас на восстановление фабрики. Старое руководство посадили, поскольку оно разграбило все дочиста, воровать стало нечего, а это уже непорядок. Но из двенадцати птичников сумели восстановить только шесть, на остальные не хватало поголовья. Ведь крали не только яйца, но и бедных несушек, даром, что они не мясной породы, жалкие, тощие и голодные. Между прочим, каждый птичник был рассчитан на десять тысяч голов. Новая администрация надеялась заселить еще хотя бы два и для этого планировала закупить венгерских цыплят, поскольку своих в стране победившего социализма уже не было.
Система централизованного контроля… Тотальный контроль – основа основ советского строя. "Социализм это учет и контроль", если помните заветы вождя. Боже мой, сколько систем контроля мне пришлось наладить! Я поставил учет на небывалую высоту и не моя вина, что социализму это не помогло.
В общем, дали нам помещение, из птичников протянули кабели, сварили короба пультов и вперед. Что контролировать? В первую очередь температуру. Судите сами – десять тысяч кур в длинном низком сарае без окон и отопления. Зачем отопление? Птицы ведь теплокровные, их много и они сами нагреют любой курятник. Зато в каждой боковой стене стояло по восемь мощных вентиляторов, которые включались даже зимой, а летом не выключаются.
За температурой следила венгерская автоматика. Она же управляла раздачей корма, подачей воды, работой освещения и т.д., но неожиданно сама оказалась главной проблемой. Идея заключалась, конечно, в том, чтобы до минимума свести присутствие в птичнике людей. С точки зрения венгров это повышало производительность труда, с нашей – уменьшало возможность воровства. Но даже венгерская автоматика недолго выдерживала в птичниках.
Куры, извините, какают. А десять тысяч голов (или как в данном случае точнее выразиться?) делают это часто и много. Под многоярусными клетками движутся скребки и сгребают гуано в яму, из которой транспортеры выносят его на улицу, в тракторные лафеты. Однажды я проверял реле и неосторожно выгреб наружу все, но не позаботился о лафете... Большой был скандал и запах на всю птицефабрику, достало даже притерпевшихся ее тружеников.
Это ценнейшее удобрение. Целые флоты плавают к островам в Тихом океане – за ним, за гуано, оно составляет солидную статью экспорта. Нигде больше я не видел такого роскошного ячменя, как на полях этой фабрики. Запах, правда… Мы-то быстро принюхались, как и все на фабрике, а вот на обратном пути, в автобусах народ воротил от нас носы, да и родственники дома тоже.
Вы спросите, причем здесь автоматика, ей то запах не мешает? Запах нет, но агрессивная аммиачная атмосфера съедала все металлическое: контакты реле и пускателей, клеммники и т.д. Вот автоматика и требовала контроля. Она следила за обстановкой в птичниках, а наша система следила за ней. Знакомо, не так ли?
Не скажу, чтобы мы перетруждались, тогда, по-моему, уже никто в стране не перетруждался, но в итоге создали простую и надежную систему, которая периодически опрашивала птичники и выводила данные на индикацию. И красиво и катастрофу можно предупредить. Вызвать по телефону электрика, например, и послать его включить вентиляторы вручную. Если летом автоматика не включит, то через два-три часа вся птица передохнет. Хорошая система получилась и действительно оказалась нужной и полезной. Так не всегда бывает. Но через неделю остановилась на ремонт столовая, и стало нам голодно. Язва желудка – профессиональная болезнь наладчика. Пришлось питаться яйцами. Сначала нам их поставляли сердобольные птичницы, а потом мы стали работать в курятниках, тут и начинается самое интересное в моем рассказе.
Вдоль всего птичника под рядами клеток тянутся многоярусные ленты конвейеров – полотняные полосы метров по 70-80 длиной. У входа они сливались в широкую белую реку и подавали коконы на приемный стол. Далее они попадали в ловкие руки птичниц. Конвейеры включались тумблерами по бокам стола, за которым и восседала главная птичница.
И тут надо спросить читателя, бывал ли он на органных концертах? Видел ли, как органист подходит к органу, решительный и отрешенный, откидывает фалды фрака, садится, взметает руки и бросает пальцы на клавиатуру, беря первые ноты? Я это видел, и видел неоднократно. В органных залах – и в курятниках. Тем же взмахом рук после минутной сосредоточенности включала тумблеры яичных конвейеров главная птичница. Вот она всматривается в партитуру конвейеров и принимает решение, перебрасывает тумблеры – и в торжественной тишине плывут первые белые аккорды. В этот момент все затихает и наступает первичная, космическая, торжественная тишина – та, когда еще ничего не было…
Не хочется ее нарушать. Но придется. В курятнике не бывает тишины! Однако человек ко всему привыкает, перестает замечать запах, шум конвейеров и вентиляторов и даже птичий гам. И только после этого замечания вы услышите напряженную тишину курятника в тот момент, когда главная птичница поднимает руки, и бросает их на тумблеры яичных конвейеров. Все, можете дышать, включила! По лентам потек белый поток. Метресса зовет помощниц и вместе они быстро заполняют ящик за ящиком.
И опять побеспокою читателя. Если вы бывали на органных концертах и сидели не далеко в нефе, а в трансепте, в первом ряду, то не приходила ли вам в голову мысль, не закрадывалось ли в вашу душу желание самому стремительно подойти к органному пульту, сесть, откинув фалды фрака, взметнуть руки над регистрами и… Если такая мысль приходила, то я вас понимаю, а если нет, то сочувствую. И сразу хочу поделиться – это божественно! Сколько раз тем же точным, но свободным и даже небрежным жестом я перебрасывал тумблеры, и ко мне устремлялся широкий белый поток. Сколько раз за моей спиной суетились помощники, набивая футляр гальванометра отборным яйцом. Да…
Мы съедали по десятку яиц во время обеда, и по тридцать штук везли домой. Каждый день, целый месяц. Жены сначала не могли нарадоваться на мужей-добытчиков, а потом стали тихо нас ненавидеть. Мы готовили яйца всевозможными способами, варили, жарили, запекали, придумывали разные омлеты, пили яйца сырыми, делились ими с родственниками и знакомыми, но не успевали c ними справляться. И ни у кого аллергии, только отвращение. Сколько лет прошло, но и сейчас не испытываю к ним никакого стремления, влечения или тяги. Но уже могу есть.
И помимо яиц много интересного на птицефабрике. Курам необходимы трава и зерно – для этого и выращивались гектары ячменя, нужна иногда рыба и ее привозили самосвалами. Самосвал тюльки! Нужен известняк и привозили машины мела. Нужны витамины. И много еще чего нужно. Но ведь и людям многое необходимо.
Напрасно запирали птичники на замки и огородили фабрику бетонным забором с колючей проволокой. Напрасно держали бригаду охранников и проводили рейды по укромным уголкам. Не помогало. Крало руководство фабрики, крал и весь персонал, включая охрану. Крали яйцо, ячмень, оборудование, кабель, стройматериалы, самих кур, наконец. Тюльку крали в первую очередь. Крали даже заборы вместе с колючей проволокой. Мы были временными пришельцами – и дилетантами, смешно даже вспоминать тот наш футляр от гальванометра…
Новое руководство при Андропове тоже посадили, но было поздно, украли все. Больно вспоминать тех несчастных, вечно голодных несушек почти без перьев. И фабрика уже тогда казалась мне образцом коммунизма по-советски: бараки без окон, обнесенные забором из бетона и колючей проволоки; внутри многоярусные клетки, время суток по команде, еда по конвейеру, все тощие, крикливые, ощипанные и злые.
И на этой печальной ноте я бы и закончил рассказ, но ведь именно там я наладил и сдал в эксплуатацию неплохую систему контроля, понял, что могу взяться за любую работу – и сделать ее, сел на яичную диету и научился играть в карты на деньги. Именно там испытал то высокое чувство маэстро, ту вдохновенную сосредоточенность, с какой он усаживается к инструменту, вскидывает руки и берет первые аккорды.
