Капеллан и отец 35 детей: из Мариуполя мы отправились на войну за детские судьбы

Безнадежных детей не бывает – если не лишить их главного в жизни: родительской любви. Однако в обществе существует множество стереотипов, останавливающих людей от принятия важного решения: усыновить чужого ребенка. А ведь такой шаг не только поможет спасти судьбу, а иногда и жизнь лишенного семьи малыша, но и сделает счастливыми тех взрослых, которые решились полюбить чужого ребенка.

В этом убежден капеллан из Мариуполя Геннадий Мохненко, который, кроме троих родных детей воспитывает еще и 32 приемных. И он настолько верит в чудо, которое способна совершить родительская любовь, что вместе со своими воспитанниками – бывшими беспризорниками – уже несколько лет колесит по свету на велосипедах, призывая людей усыновлять детей-сирот. За плечами у "команды разрушителей мифов", как называют сами себя участники велопробега – около 20 тысяч километров. Этим летом, после двухлетнего перерыва, связанного с войной на Донбассе, они снова сели на велосипеды. И проехали порядка 5 тысяч км по 10 странам Европы. И всюду встречали тех, кто уже взял в свою семью сироту или решился это сделать после встречи с этой удивительной командой.

О рождении и реализации идеи велопробега вокруг земного шара, о реальных историях обретения сиротами семей, а также о войне на Донбассе и особой миссии, которую выполняли участники кругосветки на этом этапе, Геннадий Мохненко рассказал "Обозревателю".

- Геннадий, совсем недавно вы и ваша команда вернулись из очередного этапа кругосветного велопробега в поддержку идеи усыновления детей-сирот. Как вообще родилась идея такого необычного способа популяризации усыновления и какими достижениями уже может гордиться ваша команда?

- Знаете, поскольку я сам являюсь приемным отцом 32 детей, могу сказать, что мы уже немножко фанаты усыновления. В моем окружении также уже очень много приемных родителей. Кто-то взял одного ребеночка, кто-то – двух. И мы видим: жизнь в любящей семье дает результат даже с самыми сложными детьми.

Мы убеждены, что детские дома должны остаться в прошлом. Все без исключения дети должны просыпаться в семьях, иметь возможность обнять папу и маму.

Да, мы фанаты усыновления. И всеми путями мы пропагандируем усыновление - в хорошем смысле этого слова. Мы делали много разных акций, чтобы вдохновлять людей усыновлять деток. Мы покоряли огромные горные вершины - Эльбрус, Арарат, Килиманджаро, поднимались на вершину опаснейшего американского вулкана Рейнир… Но самый большой наш проект (еще не завершенный) – кругосветный велоэкшн. Мы решили объехать вокруг земного шара на велосипедах, мотивируя людей усыновлять деток.

- Когда родилась эта идея?

- Идея родилась в 2011 году - и мы тут же приступили к ее реализации. Каждое лето мы выделяем по два месяца и проезжаем около 5 тысяч километров за один этап. За 2012, 2013 и 2014 годы мы проехали 15 тысяч километров. Из Мариуполя – в Киев, из Киева – в Москву, из Москвы через всю Россию до Владивостока: центральная Россия, Урал, Сибирь – и аж до Дальнего Востока.

К сожалению, как только мы вернулись из России – за нами вслед пришла война. Русские танки так нас "отблагодарили": подкатили прямо под город.

И началась война.

Нам уже было не до велотура. Мы два года не могли продолжать нашу кругосветку. А в этом году все-таки решились, несмотря на напряженную ситуацию в пригородах Мариуполя, где проходит линия фронта.

Этим летом мы проехали еще 5 тыс. км. Стартовали из Киева, прошли Львов, Варшаву, Вильнюс, Ригу, Таллинн, Хельсинки (Тампере, север города). Потом – Стокгольм, Осло, Копенгаген, Гамбург, Бремен, Дортмунд (городишко в центральной Германии) – там и закончили этап. Десять стран мы проехали за 8 недель июля и августа.

Это - кругосветка бывших беспризорных детей со своими приемными родителями. Мы едем вокруг земли на великах и рассказываем людям о том, что не стоит бояться сирот. О том, что дети-сироты - это не дети второго сорта. Что они сироты не потому, что с ними что-то не так, а потому, что с нами, со взрослыми, что-то не так. С нашей культурой что-то не так.

Мы называем нашу команду "разрушители мифов". Ведь существует множество мифов, стереотипов о сиротах – вполне себе демонических.

- Например?

- "Смогу ли любить, как родного?". Эта простая мысль сдерживает многих людей от того, чтобы взять приемного ребенка. От имени тысяч приемных родителей мы кричим: они становятся родными. Или миф о том, что дети алкоголиков и наркоманов обречены на то, что у них будут эти же проблемы в их жизни. Это абсолютный миф. Это неправда. Но огромное количество людей боится взять сироту, потому что "вот, дурная наследственность". Мы разбиваем эти мифы. Уходит страх, люди решаются и берут деток в семьи.

У нас сотни историй за спиной. Вот мы проехали почти 20 тысяч км, от Владивостока через всю Россию, Украину и десять стран Европы – и везде сотни историй. Это письма, фотографии, фильмы, это встречи с людьми, которые утверждают, что мы помогли им решиться, переступить через страх и забрать деток в семьи.

- Есть среди этих историй любимые?

- Вот, например, одна из моих самых любимых. Мы в каждом городе проводим пресс-конференции. Провели сотни пресс-конференций, телеэфиров, выступлений на площадях, в церквях, в концертных залах. На одну из таких встреч в России попала одна женщина. Она подошла ко мне и говорит: очень хочу взять ребенка, но боюсь…

А через год она прислала мне письмо. Говорит: вы, скорее всего, не помните, - и это действительно так, я не помню, тысячи и тысячи людей мелькали перед глазами… Но, - говорит она, - вы взяли меня за руку, посмотрели в глаза и сказали: если можете – не бойтесь, возьмите.

Она говорит: я не знаю, что случилось, но куда-то ушел страх. И через три месяца, закончив оформление документов, она поехала в детский дом и попросила, чтобы ей отдали ребенка, у которого нет шансов, которого никто не заберет в семью. Очень редко с такими просьбами кто-то появляется, да?

Читайте: Ночь начала конца войны

И ей дали Степку. Мальчика, у которого четыре инвалидности, который прикован к инвалидной коляске.

И знаете, когда он впервые увидел ее, на первой же встрече – он с криком "Мама!" на своей коляске рванул к ней. Когда она посадила его в поезд, чтобы везти домой, в свой город – он стучал в окно и кричал проходящему по перрону незнакомому мужику, показывая на эту женщину: "Дяденька! Дяденька! Это – моя МАМА!".

Она написала мне письмо через год и сказала: просто прочитайте это ребятам своим, чтобы, когда будет тяжело крутить педали в 40-градусную жару, когда надо будет проходить 150-200 км в день, или когда ливень будет хлестать на горных перевалах и вы будете практически обессилены – может быть, это письмо придаст вам сил. Потому что вы не зря делаете то, что делаете.

- Удивительная история…

- У нее есть продолжение. Через некоторое время они вернулись в тот же детский дом и забрали еще одного ребенка-инвалида. Но и это еще не все. Они еще дважды туда возвращались – и у них в семье оказалось четверо деток-инвалидов. Об этой семье, об этой удивительной женщине, которую зовут Наталья Кажаева, сняты десятки телепередач на центральных российских каналах, об этой семье снимали фильмы…

А не так давно Наталья отправилась в больницу, где умирала маленькая девочка. Ей тогда было 5 лет и она весила 7,5 кг. В 5 лет!..

Это лежал скелет, обтянутый кожей. Вся пища, которую давали этой малышке, сразу же возвращалась назад. И врачи не могли понять, почему. Наталья пришла и сказала: я хочу забрать этого ребенка. Врачи ее отговаривали: "Ну, зачем вам покойник в доме? Она же умирает!". Она забрала этого ребенка. И сейчас девочку не узнать.

Эта история - только один результат нашего велоэкшна. Эта женщина говорит: вы помогли мне избавиться от страха. Сегодня эта женщина - легенда в России.

Десятки ее друзей последовали этому примеру и усыновили деток-инвалидов. А мы ведь просто крутили педали и рассказывали наши истории.

И таких историй – великое множество. Когда мы сейчас ехали по Европе и только-только въехали в Польшу – к нам потянулись люди, говорившие: "позвольте познакомить вас с нашими приемными малышами", "мы усыновили четверых деток, когда прочли ваше интервью, посмотрели фильмы о вас – и заговорили с женой: а как насчет приемного ребенка?.. Теперь их у нас четверо"…

Мы видели такие истории в Литве, в Латвии, сейчас вот - в Финляндии. В Германии мы держали на руках деток, приемные родители которых решились на этот шаг, глядя на нас…

- Как встречали вашу команду в Европе? Помогали ли европейцы вашему велотуру?

- Знаете, мы называем нашу кругосветку "велоэкшном". Это не велотур, потому что у нас нет времени рассматривать бабочек, любоваться на природу – мы несемся в бешенном темпе. За сутки проходим 100-150, иногда – 215 км. Идем в любую погоду. У нас очень жесткий график. Мы заранее просчитываем маршруты, ищем людей, которые помогут организовать выступления, ищем тех, кто поможет устроиться где-то на ночь. Если находятся те, кто позаботится еще и о питании – это еще больше облегчает нашу задачу.

И в общем-то почти по всему маршруту нас кто-то где-то принимал, кто-то предоставлял кров над головой, кто-то помогал с продуктами, с питанием. Иногда нас встречали политики, мэры городов садились на велики и ехали с нами. Из Киева, например, в этот раз нас провожал уполномоченный по правам ребенка при президенте Украины Николай Кулеба. Он был с нами на пресс-конференции, потом сел на велик и отправился с нами на выезд из Киева. Мэр Львова встретил нас в своей горадминистрации, сел на велик и проехал с нами символически. Депутаты финского парламента, мэры немецких городов устраивали банкеты в честь украинской детворы - бывших беспризорных пацанов, которые вдохновляют людей усыновлять деток.

Мы верим, что детские дома должны прекратить существование. Что это самый страшный памятник советскому прошлому. Дети должны просыпаться в семьях. Никакой - даже самый классный детский дом с прекрасным педколлективом, с хорошей мебелью и отличным питанием, - не заменит ребенку семью. Детям нужна модель семьи в головах. И поэтому мы всеми силами кричим о том, что усыновление должно стать нормой нашей культуры.

Ни в коем случае мы не призываем усыновлять 32 ребенка. Я все время подчеркиваю, что моя история – ненормальна, неправильна, так не должно быть. Это не модель для подражания. Просто мы разгребали беспризорную катастрофу в моем городе и искали хоть какие-то варианты. Нормально, когда в семье оказывается один приемный ребенок. Может быть, кто-то может двоих взять, а кто-то - и троих, четверых… Вот недавно одни мои друзья взяли еще троих приемных деточек, а другие - четверых. У них двое своих и они взяли четверых родных сироток, потому что всех четверых сразу никто не хотел забирать.

Мы мотивируем. И нас слышат. И результат превосходит все наши ожидания. Поэтому мы очень довольны, что все-таки не испугались. Несмотря на то, что было очень непросто решиться уехать из Мариуполя в это неспокойное время. Но я рад, что снова на 8 недель уходил на главную войну в своей жизни – войну за сирот, за спасение детских судеб.

- Что помогло решиться возобновить велоэкшн? Прошлым летом, в последнюю нашу встречу, вы говорили, что вынуждены взять паузу из-за войны…

- Да. В 2014-м, только-только вернувшись из очередного этапа, мы были вынуждены все бросить – и рыть окопы, строить оборонительную линию, записываться в самооборону Мариуполя... Некоторые наши ребята пошли в солдаты, добровольцами. Именно поэтому сейчас наша команда выдвинулась не в полном составе. Потому что некоторые наши хлопцы, члены команды кругосветки, сейчас воюют. И именно один из них, мой приемный сын, доброволец-разведчик, подтолкнул нас к тому, чтобы решиться поехать. Он позвонил и сказал: батя, пожалуйста, не отменяй в этом году велотур. Езжайте с братами, воюйте за сирот, - говорит, - а мы с братами тут, на фронте, прикроем.

Читайте: Женил сына-солдата…

- Сколько человек было в команде в этот раз?

- Обычно наша команда – это порядка 25 человек на велосипедах. На самом деле, это много. Особенно, если учесть, что к нам постоянно присоединяются люди, желающие поддержать нас, и едут с нами какой-то кусок дороги.

В этот раз с нами не поехали ребята, которые сейчас на фронте. Плюс – нас очень сильно подвели с визами. Обещали помочь, мы понадеялись, а нас подвели. В результате, визы мы делали уже непосредственно перед стартом, и половина нашей команды сделать их не смогла. Дело – в бюрократизме чиновников в посольствах. Речь ведь – о бывших беспризорниках, у которых нет ни банковских счетов, ни машин, ни домов, ни хороших работ… Поэтому половине команды было отказано в открытии виз – несмотря на многочисленные ходатайства. И часть ребят, проехавших всю Россию и Украину, не смогли въехать в Европу и продолжить кругосветку на этом этапе. До границы Украины в этот раз шла полная команда, а с границы Евросоюза дальше двигалось уже 12-13 человек на велосипедах и еще несколько – в сопровождении команды.

- Как чисто технически вы организовывали это мероприятие? Ведь даже одной воды в дорогу надо брать очень много…

- За нами всегда идет машина сопровождения. В ней - и продукты, и наши рюкзаки, спальники, запчасти. Даже резервные велосипеды на случай поломки. В команду сопровождения входят администратор, журналисты-информационщики, которые делают фото- и видеорепортажи, снимают какие-то ролики, пишут блоги, готовят пресс-конференции… Мы уже немного поднаторели, и уже достаточно неплохо у нас все организовано.

И хотя этот этап мы подготовили всего за 1,5 месяца, и я очень переживал по поводу того, что мы едем в Европу, где нас знают намного меньше, чем в Украине или России, но все прошло отлично. Что не может не радовать.

Особой радостью для меня было видеть наших ребят, бывших беспризорников, росших на улицах, гуляющими по европейским столицам, городам, странам. Большинство ребят впервые оказались за пределами постсоветского пространства, так что они получили массу всевозможных переживаний.

Читайте: Шлея под кремлевским хвостом

Конечно, мы очень сильно уставали. Вот уже неделя, как я слез с велосипеда, но до сих пор не могу прийти в себя. У меня вялость, организм выжат абсолютно, потому что это огромные нагрузки. Во время "Тур де Франс" профессиональные спортсмены проходят где-то 3 – 3,5 тысячи км. У нас этап - почти 5 тысяч. И "тур-де-францевцы" проезжают дневной этап, а потом - десять массажистов, люксовый отель, спецпитание 10-14 часов сна. Мы, увы, всего этого лишены.

Мы же проходим этап - и начинаются мероприятия, выступления, концерты, пресс-конференции. Потом – сон, очень часто не в самых люксовых условиях. Так что это большое тяжелое физическое и психологическое испытание. Но дети, которые оказываются в семьях в результате всего этого – оно того стоит, сто процентов!

- Сколько лет самому юному участнику команды?

- В этом году с нами были двое моих младшеньких. Мой младший биологический сынишка, которому 8 лет, и младшенький приемный, которому 11. Это был первый их этап. Конечно, они не могли ехать всю дистанцию, потому что это огромные нагрузки. У них была привилегия ехать, сколько смогут. Но они удивляли нас. Для восьмилетнего ребенка проехать 60 км за день на тяжелом велосипеде (не шоссейном) - это настоящий подвиг.

Поэтому мы считаем их полноценными участниками кругосветки – пусть они и не ехали всю дистанцию. Но они ехали, сколько могли. Плакали, но ехали. Я уже приказ давал "В машину!" - а он плачет и крутит педали. Рыдает просто – но продолжает ехать… Ребята совершали свой подвиг. Как и основной состав команды, который идет всю дистанцию.

Читайте: Моя переписка с сынами-"врагами"

Но именно поэтому нас и слышат. Поэтому нам уделяют огромное внимание СМИ, журналисты, политики. В Финляндии, к примеру, с нами ездило эфирное телевидение. Огромный трак, который сопровождал нас и превращался в сцену, располагаясь на центральных площадях городов. Прямые эфиры шли на Финляндию, захватывали часть Скандинавии, Швецию. Сняты очередные фильмы. Мы раздавали десятки интервью, выступали, давали концерты, проводили встречи с политиками, консулами, послами Украины, местными политиками. С нами даже депутат финского парламента ездила – бросила все свои политические заботы, села на велосипед и поехала с нами из города в город. Говорит: не могу иначе – ваша команда это что-то невероятное. И знаете, это действительно невероятно, когда депутат финского парламента в одиннадцать ночи нарезает бутерброды для вчерашних беспризорников, а после, с ужасом обнаружив, что в доме нет чистого постельного белья, мчится среди ночи в магазин его покупать. Чтобы хлопцам было хоть немного уютнее.

Так что мы видели гостеприимство. И главное – мы видим результат. Это ведь беспрецедентная акция, такого в истории еще не было. Дети из подвалов, канализационных люков, мариупольских чердаков едут вокруг земного шара, мотивируя людей усыновлять деток. И это работает: люди нас слышат – и принимают, возможно, самое главное решение в своей жизни: подарить семью детям-сиротам.

- Воспользовались ли вы повышенным вниманием Европы к вашей акции для того, чтобы объяснить европейцам, что на самом деле происходит сегодня на Донбассе? Что у нас в стране идет война?

- Конечно! Тема усыновления сирот, безусловно, была темой номер один. Но темой номер два в этот раз стал разговор о том, что действительно происходит в нашей стране. Потому что в европейских СМИ нет войны в Украине. Большинство живущих в Европе считает, что какая-то небольшая война была, но она давно закончилась. Но мы на каждом мероприятии так или иначе рассказывали о том, что происходит. Иногда это вызывало бешенную реакцию тех, кто смотрит там российское телевидение и очень любит Путина. Кто действительно думает, что у нас здесь гражданская война. И мы этот стереотип разбивали в пух и прах. Но подавляющее большинство людей прекрасно понимает, что происходит российская интервенция. И поддерживает Украину.

На самом деле, очень хорошее отношение к Украине. Потому что когда мы ехали по Польше или Прибалтике, то это те страны, которые прекрасно знают, что такое интервенция российской (советской) империи. Эти страны претерпели вследствие этого колоссальные катастрофы. Так что большинство людей прекрасно понимают, с кем мы воюем и кому противостоим.

В Финляндии также было немножко попроще, потому что финны помнят свою "зимнюю войну". В той интервенции Советского Союза было много параллелей с тем, что происходит сегодня у нас. Да, наша война имеет куда меньшие масштабы по сравнению с тем, что творил СССР в Финляндии. Но этот маленький народ отстоял свою независимость, свое право на свободу. Так что финны тоже понимают.

Наверное, больше всего проблем и непонимания мы видели в Германии. Особенно среди русскоязычного населения. Потому что те, кто иммигрировал туда и так и не овладел немецким – они день и ночь сидят на российских телеканалах. Наверное, именно поэтому там мы встретили наибольшее непонимание нашей позиции.

Но мы пошагово разрушали стереотипы о том, что мы тут все сошли с ума, что мы все поголовно – "бандеровцы", режущие людей за русский язык. Мы демонтировали эти мифы. Во многих случаях это получается. Хотя процесс непростой.

- То есть у вас в этот раз была еще и такая миссия…

- Безусловно. А как иначе? Мы же все – из прифронтового города. Я – капеллан. Мои сыны сейчас воюют. Так что эта тема была фоном всей нашей поездки.

Война снилась мне по ночам и там. Я вздрагивал от громких звуков, находясь в Варшаве, в Финляндии, в Германии. И естественно, мы переживали по поводу новостей из города о том, что опять были обстрелы. Сколько бы времени ни прошло и как далеко бы ты ни находился – ты не можешь реагировать на это спокойно.

- А когда вернулись – чем встретил вас родной город?

- В день, когда я вернулся, в нашей церкви хоронили солдата... Парень пошел добровольцем в самом начале войны, два года был на фронте. Пережил ранение и две контузии, а из дебальцевского котла звонил и уже прощался с матерью… Его комиссовали по состоянию здоровья. Но война и смерть догнали его уже в тылу – его съел туберкулез. В день нашего возвращения схоронили хлопца…

Знаете, в один из первых же вечеров дома, после восьми недель отсутствия, я пообщался с семьей, а потом взял книгу и вышел во двор, чтобы почитать в уединении. И опять – грохот артиллерии, под который совсем не читается…

Моя капелланская команда каждый день на фронте. Ну, а у меня вышел такой восьминедельный отпуск от войны. Хотя война все равно остается в голове – никак не получается ее оттуда вытравить, выдавить. И как только мы вернулись – сразу же включились в работу на линии фронта. Здесь она и не останавливалась. Я за два часа до выезда был на фронте. И как только вернулся домой – сразу же отправился туда. Потому что мы все продолжаем делать все возможное, чтобы защитить наш город, нашу страну. И, слава Богу, небезуспешно.

- Наблюдая за развитием событий на линии столкновения, можете ли вы сказать, что ситуация обостряется?

- Знаете – нет. Мне не кажется, что ситуация обостряется. Я вообще достаточно оптимистично смотрю на то, что происходит.

Читайте: Спецпоздравление братам-россиянам на Пасху

- Что же внушает вам оптимизм?

- Я – антисоветчик с 14 лет. И я надеюсь, что у умирающей империи зла все-таки не хватит сил, чтобы в предсмертной агонии броситься на мой город. Потому что у нашего противника есть одна большая проблема: умирать за Путина не хочется никому. А решись они штурмовать Мариуполь – придется умирать. Тысячам людей.

Так что у них действительно проблема – если хотите, духовного характера. Им охота грабить, воровать, отжимать… Но вот умирать ради того, чтобы грабить – это как-то нелогично, не находите?

Я надеюсь, что на наших глазах происходит то, о чем я мечтал с юности: что остатки советской империи - вот в таком, российском варианте - умирают у меня под городом. В окопах, которые мы и рыли с сынами с первого дня обороны Мариуполя. И я надеюсь рассказывать об этом своим внукам.

- Если не секрет: что такого случилось с вами в 14 лет, что вы стали антисоветчиком?

- Совсем не секрет. Я, будучи подростком любопытным и читающим, нашел на чердаке спрятанный моей бабушкой, преподавательницей русского языка, солженицынский "Один день Ивана Денисовича". Он был напечатан в "Роман-газете". Но уже через пару недель после выхода в свет этого выпуска КГБшники поняли, что стратили, и начали обходить всех подписчиков, требуя вернуть журнал. Моя бабушка сказала, что ее экземпляр где-то запропастился, хотя на самом деле он уже был надежно спрятан на чердаке. Там я его и нашел в 14 лет. И прочел. И это стало первым таким серьезным прозрением в отношении советской системы.

Потом я подсел на западные "голоса" - все эти радиостанции. Я засыпал с радиоприемником, с рукой, протянутой к этой вот крутилочке, которую постоянно приходилось вертеть чуть правее, чуть левее, ведь глушилки ходили, и надо было "гоняться" за волной. Я рос на программах "Радио Свободы", "Голоса Америки", ВВС. Так что я с юности был эдаким нонконформистом и антисоветчиком.

Читайте: Свободу героям "Дон-Луган-бомбаса"?!

И для меня – огромный праздник в том, что в моем городе больше нет проспекта Ленина. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а возле меня сидит молодой человек, который в ту ночь ночевал у нас дома и так загадочно мне намекнул, что этой ночью будут валить памятник Ленину. Когда я утром проснулся, они уже вернулись и спали… Тогда это было еще уголовное преступление, серьезный криминал. Это сегодня они – герои. А тогда это была спецоперация по завалу в центре Мариуполя этого громадного истукана.

Конечно, я радовался. Я радуюсь тому, что сейчас идет процесс декоммунизации. Мне очень жаль, что когда мой дед вернулся со Второй мировой, они вместе с Гитлером не скинули и Сталина с его режимом, который издевался над людьми. В том числе, и над моим дедом-ветераном.

Я вспоминал его, кстати, когда мы сейчас были в Германии. Дело в том, что главной драгоценностью моего деда была спрятанная в трех кастрюлях, замотанная в тряпки немецкая трофейная блесна. Спустя 50 лет после победы он все еще показывал эту блесну людям. И когда я стоял с пацанами в огромном супермаркете в Германии, где этих блесен – тысячи самых разных, я вспоминал деда. И ту систему, которая издевалась над ним и его поколением победителей во Второй мировой войне.

Поэтому я очень рад процессу декоммунизации. И очень надеюсь своими глазами увидеть, как КГБшный российский режим будет сметен российским народом. Верю, что однажды это случится. И думаю, это может произойти намного быстрее, чем мы сегодня можем себе представить.

Читайте: Диавольские ПРЕфиксы к Великой Победе

- У вас ведь наверняка есть множество знакомых в России – из еще довоенного периода. Как, по вашим наблюдениям, простые россияне оценивают сегодня то, что происходит на Донбассе?

- Да, я уже говорил, что прямо перед началом войны мы пропахали всю Россию на велосипедах. И тысячи, десятки тысяч людей встречали нас как героев – аплодисментами, объятиями, хлебом-солью. И вдруг их армия пришла убивать нас – тех самых пацанов, которых еще недавно с таким восторгом встречали…

Конечно, поначалу людям было очень сложно поверить в то, что мы это не придумали. Что все это – правда. И с первого дня, когда мы начали говорить о том, что происходит, на нас посыпался шквал возмущения, негодования – "Как вы можете?".. "Не может быть!"… "Вас обманули!"… Но правда – она со временем становится все более ясной. И сегодня стремительно увеличивается количество людей, которые понимают, что это – правда, что это – не гражданская война в Украине, а самая настоящая интервенция, да еще и очень плохо прикрытая. Люди извиняются за те гадости, которые говорили нам в 2014 году. Это происходит постоянно.

Так что в этом плане наш велотур сейчас тоже косвенно помогает – потому что у нас есть авторитет. Потому что нас уважает и знает огромное количество людей. И эти люди сегодня прозревают. И это хорошо.

Конечно, это не со всеми происходит. Но мы вот были в Германии – и напрашиваются определенные параллели. Когда Гитлер взял Париж, 90% немцев рыдали от счастья, кричали "Париж наш!". Это была национальная истерика. И были лишь единицы тех, кто понимал: это – начало катастрофы. И они оказались правы. Когда немецкие города, пригороды Берлина начали засыпать бомбами, восторг немецкого народа куда-то исчез. А потом пришло понимание, каких сволочей они допустили к власти, что они натворили. И как они унизили самих себя тем, что Гитлер и его режим правили нацией.

Я уверен, что подобное прозрение придет и к российскому народу. Я в этом плане оптимист.

Читайте: Стрельба во время выпускного

- Вы считаете, это прозрение должно быть таким же кровавым?

- Я русский по национальности. У меня мама из-под Питера, батя – из-под Курска. Я люблю Россию. Я ненавижу путинский режим, но я люблю русских людей. И я очень надеюсь, что цена, которую им придется платить за прозрение, не будет такой кровавой, как та, что заплатил немецкий народ. Очень надеюсь… Хотя на это остается все меньше шансов. Чем больше они молчат, чем больше позволяют этому режиму издеваться – тем тяжелее будет похмелье. Каждый день, который продолжается это безумие, усилит потом трагедию.

Надеюсь, что это прозрение наступит быстрее и не так страшно, как это может случиться.

- Вы не так давно написали на своей страничке в Фейсбук о том, что президент своим указом наградил за боевые заслуги защитников Украины, среди которых есть и бывшие мариупольские беспризорники. Это ваши сыновья?

- Да, это наши ребята. В том числе, и члены команды кругосветки. Это те ребята, которые должны были со мной этим летом проехать десять стран Европы. Но они сегодня на фронте. Их груди уже в медалях…

Знаете, они ведь меня обставили по медалям. Они всю жизнь со мной конкурируют, мои сыны. Кто быстрее взойдет на гору, кто круче сплавится по горной реке, кто окажется быстрее на велике… Они всю жизнь со мной конкурируют. Но я никогда не думал, что мои сыны будут тягаться со мной в количестве медалей. И сегодня я им проигрывают. На моем капелланском кителе – три медали. У моих детей – по 5, по 6 на груди, боевых, солдатских медалей.

Читайте: Мы идем вокруг земного шара, чтобы не было сирот

Рядом с ними погибали их друзья. Они проявляли мужество в бою. Они под огнем вытаскивали своих побратимов, пытаясь их спасти. В полутора метрах от одного из моих сыновей погиб его друг. Российский снайпер, прямым выстрелом в висок… 19 лет парнишке было, он был единственный ребенок в семье… И мой сынка был совсем рядом. Они возвращались с задания. И мой сын пытался уже погибшего друга под обстрелом вытаскивать, реанимировать, откачивать… Он вытирал его лицо, пока не понял, что на лице его погибшего друга не грязь, а его мозги…

Второй мальчишка, который тоже получил награду, также вытаскивал своего друга из-под огня. Погибшего уже, как оказалось, друга. Но он до последнего пытался его спасти, рискуя собственной жизнью.

Так что у меня по этому поводу – смешанные чувства. С одной стороны, мне было очень горько думать, когда мы ехали по Европе, что они остались здесь, на войне. А с другой – я горжусь тем, что мои ребята выросли не бумажными героями. Знаете, как у Высоцкого? "Если путь прорубая отцовским мечем, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал, что почем – Значит, нужные книги ты в детстве читал".

Смешанные чувства. И страшно. И грустно - от того, что это не спортивные медали, к которым мы привыкли и которыми завешан мой кабинет, а медали, заслуженные нашими сыновьями на войне.

- Война - это всегда смерть. Как считаете, насколько серьезной станет для Украины со временем проблема беспризорных детей - вследствие того, что сейчас гибнут люди?

- Я очень рад видеть, что дети, которые оказались сиротами на этой войне, мгновенно находят семью. Война - это страшно. Но она, подобно лакмусовой бумажке, проявляет в людях все самые высокие чувства. И самые гадкие впрочем тоже. И я не знаю ни одного случая, чтобы осиротевшего ребенка бросили родственники и никто из них не забрал сироту в свою семью. Безусловно, чаще дети оказываются полусиротами, потому что во время войны чаще гибнут мужчины. Но даже если погибли оба родителя, обязательно находится кто-то, кто забирает ребенка к себе.

Так что есть надежда, что из-за войны наши детские дома не наполнятся сиротами. И все, кто остался без родителей, все равно получат отцов и матерей.