Видео дня
У Константина Меладзе нет времени на семью
Два главных проекта известного композитора и продюсера проверены годами. Валерий Меладзе на сцене уже 20 лет, а группа «ВИА Гра» готовится отметить свое 10-летие грандиозным концертом в Москве.
Сотрудничать с композитором и продюсером Константином Меладзе мечтает каждый эстрадный артист, потому что музыка, которую он пишет, моментально становится популярной. Помимо брата Валерия и группы «ВИА Гра» песни Меладзе поют Алла Пугачева и Кристина Орбакайте, София Ротару и Григорий Лепс, Верка Сердючка и Вера Брежнева, Полина Гагарина, группы «Инь-Ян» и «БиС» и многие другие артисты. Удивительно, что при таком ярком таланте Константин почти всегда в тени своего младшего брата.
Так повелось еще с музыкальной школы — робкого и стеснительного Константина приняли с ярлыком «бесперспективный», а Валерий буквально потряс приемную комиссию артистизмом и музыкальной одаренностью. Справедливости ради надо заметить, что прогуливали занятия и отлынивали от домашних заданий оба брата одинаково. И кто знает, кем бы они выросли, если бы не строгая мама, которая сказала: «Сами захотели заниматься музыкой, так занимайтесь!»
— Константин, откуда у вас в детстве вдруг обнаружилась тяга к музыке?
— Мне было лет шесть, мы жили в поселке под Батуми, и по выходным у нас в кинотеатре устраивались детские дневные сеансы. Как-то раз я попал на фильм «Полонез Огинского» о войне, о мальчике, который очень хорошо играл на скрипке. В голове у меня случился взрыв, весь мир изменился в одночасье — я подумал, почему бы и мне так не играть? Попросил маму купить скрипку и отдать меня в музыкальную школу. Первые звуки, которые издала свежекупленная скрипка, вызвали во мне глубочайшее разочарование. Но мама сказала: «Ты сам этого захотел, так что занимайся и когда-нибудь будешь играть, как тот мальчик».
— Трудно было доучиться до конца, когда преподаватели не видели у вас никаких способностей?
— Какой-то особенной силы воли в 8—9 лет у меня, конечно, не было. Поэтому отлынивал, как мог: и струны резал, и ронял скрипку, и всячески избегал занятий. Мне реально было некомфортно в музыкальной школе — в пример всегда ставили других, а со мной занимались по остаточному принципу. И очень скоро я уверовал, что бездарен. Все изменилось ближе к выпускному классу. Во-первых, я поехал на школьные каникулы в Москву, и двоюродная сестра Наташа дала мне послушать разные модные группы — Uriah Heep, Deep Purple и т.д. И крыша у меня, конечно, поехала абсолютно. Я мгновенно запомнил все песни и по приезде к себе в Батуми подобрал их на слух. Мы с Валерой начали все это играть в четыре руки. Во-вторых, в музыкальную школу пришла новая преподавательница фортепиано — практикантка, поэтому разница в возрасте у нас была минимальная. Она посмотрела на меня, малообщительного заикающегося мальчика, и предложила нестандартный подход к обучению. «Тебе Бах нравится?» — спросила она. «Да нет», — говорю. «А Моцарт?» — «Тоже». — «А Бетховен?» — «Ну, нравится вроде». И мы выбрали с ней самое непротивное для меня произведение. В конце концов она поняла, что сама атмосфера музыкальной школы давит на меня, и перевела занятия к себе домой. Тем более что жил я по соседству. То, что играла мне новая учительница, производило на меня фантастическое впечатление. Удивительным образом выяснилось, что я вовсе не бездарен. И буквально за какой-то год я настолько погрузился в мир музыки, что уже не мог без нее жить.
— Зачем вы тогда поступили в кораблестроительный институт?
— У нас в рабочем поселке под Батуми никто и представить не мог, что музыка может быть профессией. У меня в роду все были инженеры, и мне была прямая дорога идти по стопам родителей. Мама сказала, чтобы я поступил в медицинский. Я попытался, не поступил, пошел работать на кораблестроительный завод. Оттуда уже поехал в Николаевский кораблестроительный институт, поступил, и все — уехав из Батуми, я словно очнулся ото сна! Начал хорошо учиться, на третьем курсе меня пригласили в студенческий ансамбль, и пошло-поехало.
— И когда же вы поняли, что корабли вам совсем ни к чему, а вот музыка может стать делом жизни?
— В первый раз я реально понял, что моя музыка может иметь успех у публики, году примерно в 86-м. До этого мы играли с товарищами по ансамблю жуткий арт-рок — песни по 9 минут, без тональностей, куплетов и припевов, похожие на ранний Genesis или Yes. Естественно, никто в Николаеве не понимал наших порывов. Люди в тишине смотрели, как мы выделываем что-то на сцене, и мы уходили за кулисы под звук собственных каблуков. Когда я понял, что испытывать терпение публики больше нет никакой возможности, то предложил исполнить песню, которая называлась «Красная черта». Мы сыграли ее на очередном институтском вечере скорее для проформы. И вдруг в зале поднялся жуткий гвалт. Нам никому даже в голову не пришло, что такая реакция зала может означать успех. Быстро собрали инструменты и отправились за кулисы, где нас уже ждал директор клуба. «Вы куда бежите, — закричал он. — Обратно давайте! Играйте еще, иначе зрители разнесут нам весь зал». И тут до нас доперло! Мы играли эту песню еще раз пять, потому что нас никак не отпускали со сцены. А на следующий день все в институте напевали «Красную черту». К новогоднему вечеру я написал еще одну песню — «Старый год», потом еще одну, потом еще. Мы репетировали по пять часов в день пять раз в неделю и были уверены, что успех обрушится на нас вот-вот. В 1988 году в нашей гримерке на магнитофон записали альбом, который попал в руки Анатолию Дейнеге, барабанщику группы «Диалог» Кима Брейтбурга. В те годы это была очень крутая группа, она гастролировала по Западной Европе. Через два дня Анатолий позвонил и сказал: «У нас сейчас концерт в Кривом Роге, покупайте билеты и срочно приезжайте». Мы гастролировали с «Диалогом» два года, пока не развалился Советский Союз. И тогда мы вернулись в Николаев.
— Чем же вы стали зарабатывать на жизнь?
— Мы жили в общежитии, очень бедно и тяжело. Валера занимался наукой, но наука в те годы денег не приносила совсем. Я зарабатывал, как мог, чтобы содержать себя и помогать Валере, который к тому времени уже успел обзавестись семьей. Устраивал дискотеки, работал в клубе худруком, черт знает чем занимался, лишь бы скопить на билет до Москвы и отвезти кому-нибудь кассету с нашими записями, среди которых уже были «Не тревожь мне душу, скрипка» и «Ночь накануне Рождества». К 1993 году мы почти отчаялись, так как уже были уверены, что двум маленьким человечкам в этом бардаке никак не пробиться наверх. Но тут вдруг мы познакомились с братьями Андреевыми, которые в те годы успешно занимались бизнесом. Им нравились наши песни, и они дали взаймы сумасшедшую по тем временам сумму — 25 тысяч долларов. Мы со страхом взяли эти деньги, записали еще несколько песен для альбома, сняли клип на «Не тревожь мне душу, скрипка». Нас показали в «МузОбозе» и «Утренней почте».
— И вы проснулись знаменитыми!
— Нам стали предлагать небольшие концертики, и в начале 1994 года мы смогли переехать в Москву. Снимали квартиру на окраине на всю группу сразу. В марте 1995-го фирма «Союз» выпустила наш первый альбом «Сэра», в июне поехали в первый тур, а с осени началась фактически истерия. Валера давал по 36 концертов в месяц. И все. С осени 95-го по осень 97-го у нас с Валерой нет никаких воспоминаний, потому что время слилось в один большой день — он каждый день пел, а я писал, писал, писал. Лишь после того как ушли от тогдашнего своего продюсера Евгения Фридлянда, мы смогли хоть как-то почувствовать, что такое успех, которого мы ждали целых 10 лет! Мы зарабатывали изрядное количество денег, но мы не успевали их тратить, потому что не было времени даже пойти в магазин. Оставшись вдвоем, уже сами планировали свою занятость, и жизнь стала гораздо спокойнее. У меня появилось время, чтобы задуматься над новым проектом, и в 2000-м появилась «ВИА Гра».
— С чего вдруг вы решили создать женский коллектив?
— Просто к тому времени я уже почти 15 лет писал только для одного Валеры и понял, что начинаю иссякать. Мне нужно было отвлечься и поработать в другом жанре. Из тех же самых соображений я стал писать песни для телемюзиклов. «Сорочинская ярмарка», «Золушка» и «Вечера на хуторе близ Диканьки» — это был интересный эксперимент.
— Музыкальное продюсирование фильма Валерия Тодоровского «Стиляги» из того же ряда?
— Да, и «Фабрика звезд», и разные телевизионные проекты, которые я делал на Украине. Все это, безусловно, помогает не разлюбить музыку в целом. У меня до сих пор столько работы, что с трудом находится время не семью и прочие радости жизни.
— Вы никогда не посвящали свои песни супруге, как, например, Игорь Крутой посвятил песню «Я люблю тебя до слез» своей жене Ольге?
— Есть песни, которые я тоже писал специально для жены, и есть среди них очень известные. Но я не хотел бы называть, какие именно. Мы, кстати, познакомились с Яной и поженились, когда я был еще начинающим музыкантом. Нас с Валерой знали только в Николаеве. Мы жили в общежитии, были бедны, и перспективы на обогащение казались весьма сомнительными. Выглядел я довольно странно для первого знакомства: словно пыльным мешком пришибленный, в каком-то итальянском пальто за 20 долларов в зимнюю стужу, c лихорадочным взглядом. Яне сказали: «Как, ты его не знаешь? Его все в городе знают!» А она ответила: «Никогда не слышала». И мне это очень понравилось, потому что она оценила во мне не музыканта, а человека.
— Насколько для вас вообще важно состояние влюбленности? Или вы, как Юрий Антонов, «садитесь и подбираете ноты»?
— По-разному бывает. Чаще всего это смесь эмоций и ремесленных навыков. Часто бывает, что импульсом к созданию песни служит какая-то мелкая жизненная ситуация, впечатление от фильма, утреннее настроение... Я написал столько песен, что все они не могут основываться на автобиографических событиях. Я столько влюбляться не способен. Другое дело, что приходится для вдохновения доводить себя до определенного состояния, стимулировать вдохновение.
— Домашние при этом страдают?
— К сожалению. Потому что в этот момент я нахожусь в совершенно другом мире. Каждый раз, когда прихожу из студии домой, мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Часок-другой я сижу абсолютно отстраненно и плохо реагирую на внешние раздражители.
— Что самое главное вам удалось достичь к своим 47 годам?
— Много лет назад я хотел, чтобы мои песни были любимы в масштабах страны, и сейчас некоторое количество таких песен есть. Я дал жизнь новым артистам, которые успешно выступают на эстраде. Понятно, что я не бедствую, но все ведь относительно — я не нефтяной магнат. Наш с Валерой основной капитал — это любовь зрителей. А любят нас практически ни за что — просто за то, что мы несем мимолетное утешение. И я для себя лучшей профессии не представляю.
