Видео дня
Когда Гарри встретил Гарри
17 апреля в украинский прокат вышел "Двойник" - британский триллер по трагикомической повести Достоевского, вырванный из петербургской среды середины девятнадцатого века и помещенный в оруэлловский 1984-й со стойкой примесью кафкианского "Замка", паланиковского "Бойцовского клуба" и черноватого геометрического английского юмора. И при всем этом салате – очень целостное, чеканное и современное кино.
Повесть "Двойник. Петербургская поэма" (сперва опубликованную под заголовком "Приключения господина Голядкина") Федор Михайлович написал в двадцать четыре года. Это была его вторая проба пера после дебютного романа "Бедные люди". Молодой Достоевский старался писать, как Гоголь, и "Двойник" откровенно заимствовал стиль "Ревизора" и тему "Шинели". Речь в повести шла о титулярном советнике Якове Петровиче Голядкине, мелком чиновнике, скромнейшем барине, который не умеет "паркеты лощить сапогами", сказывать "каламбуры", составлять "комплименты раздушенные"; который "человек не большой, а маленький", "простой, незатейливый", без "блеска наружного", "не интриган"; "мизерных двуличностей не жалует, клеветою и сплетней гнушается"; "маску надевает лишь в маскарад, а не ходит с нею перед людьми каждодневно".
И вот по сюжету однажды у этого честного добряка и застенчивого скромняги появлялся двойник, точно с такими же именем и фамилией, в такой же одежде, с абсолютно таким же лицом. Только совершеннейший интриган, прекрасно умеющий лощить сапогами паркеты, отбрасывать комплименты и нисколько не гнушающийся сплетней и клеветою. И этот другой Яков Петрович Голядкин постепенно отбирал жизнь героя, словно тень, которая вдруг перестала быть тенью, вышла на свет и вышла в свет, заговорила, развела собственную деятельность и в конце концов заступила настоящего человека.
Что касается тени, всего годом позже после публикации "Двойника" в 1846-м самый грустный сказочник Ханс Кристиан Андерсен издал "Тень", рассказывающую практически ту же историю, только происходящую в мире королей и принцесс. Вообще "тема допельгангера" (с немецкого "двойник"), появившаяся в эпоху романтизма, с тех пор неизменно присутствовала в литературе и кино и подавалась со всевозможных ракурсов и в самых различных подливах. Помимо упомянутых "Шинели", "Тени", "Бойцовского клуба", темная сторона или темное альтер-эго становились основным концептом для "Песочного человека" Гофмана, "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда" Стивенсона, "Черного лебедя" Даррена Аронофски и многих других. У Кафки в "Замке" двойника не было, но господин Землемер аналогично лишался имени и собственной личности.
"Двойник" же при всей своей любопытной трактовке и привлекательном в своем трагизме и своей жалкости персонаже не вызвал восторга у критиков. "Кит" русской литературной критики Белинский упрекнул Достоевского в слишком объемном нечетком слоге, бесконечных самоповторах и, что называется, в переливании из пустого в порожнее. Действительно, "Двойник" читается трудно, дискомфортно, утомительно, одни и те же реплики слово в слово повторяются снова и снова, снова и снова, снова и снова, пока читатель не запоминает их наизусть, а после не начинает сознательно пропускать, едва завидев до боли знакомое начало предложения.
Британец Ричард Айоади (читал ли критику Белинского или нет) исправил в "Двойнике" все недостатки, помимо того, что искусно перенес его в совершенно иную действительность. Постановщик назвал Голядкина Саймоном, поместил работать в мрачную оруэлловскую статистическую контору, сделал его максимально молчаливым в отличие от прототипа, чуть менее наивным и дурачком, чуть более решительным и глубоким. И раздвинул любовную линию из незначительного эпизода с письмом в первоисточнике в основной стержень сюжета.
В пустом вагоне метро, грязном и ржавом, где все стекла замызганы настолько, что едва разглядеть черноту за окном, сидит парень с каменным лицом, испуганным от самого себя и от вынужденного безликого ежедневного существования. Его ноги поджаты, невзрачный мешковатый пиджак велик в сутулых плечах, на коленках аккуратно стоит черный стандартный портфель, по-девичьи нервно придерживаемый всеми десятью пальцами. К парню подходит пассажир (кроме них в вагоне нет никого), вернее безликое туловище пассажира (голову режиссер сознательно "отрезает"), и строго говорит, что это место – его. Герой оборачивается по сторонам, тем же каменным испуганным взглядом окидывая все свободные сиденья, и молча встает, уступая место. Берется за поручень и еще более испуганно едет стоя. В засаленном окне посреди черноты видно милую светлую девушку из трясущегося соседнего вагона. На ней косынка и плащ, относящие зрителя пусть не в достоевскую эпоху, но определенно русско-советскую.
Ричард Айоади, один из создателей нестандартного комедийного сериала "Сообщество", дебютировал на большом экране пубертатной драмеди "Субмарина", став британским ответом симметричному творчеству американца Уэса Андерсона и собрав предостаточно газетной похвалы. Общего у "Двойника" и "Субмарины" оказалось немного: герой – непопулярный субтильный парень, пытающийся добиться любви не замечающей его девушки; и актер Пэдди Консидайн в идиотских карикатурных образах.
Легкомысленный стиль "Ревизора", которым молодой Достоевский разбавлял параноидальные хождения и копания господина Голядкина, в руках Айоади превратился в почти хичкоковский триллер, напряженный, смутный, темный, пугающий. Оруэлловский "Старший Брат" - в идолоначальника конторы, где работает Саймон. Кафкианский драматичный абсурд ("теперь я – господин Землемер") нашел у режиссера комичное отражение: "Разве похож?.. ну да, вроде бы прической смахивает…". А финальный выстрел из "Бойцовского клуба" трансформировался в… кое-что не менее эффектное.
Все многосложное пустословие литературного "Двойника" обрело в экранизации лаконичную, плотную форму (например, сцена с отчетом, где ненастоящий Яков Петрович на несколько абзацев разливается спичем о кляксе на бумаге, чтобы прибрать рукопись настоящего Якова Петровича к своим рукам; в фильме же это эпизод на полторы секунды, в котором лже-Саймон молча подбегает и вырывает отчет из рук тру-Саймона). Вместе с тем Айоади очень точно передает дух и трагическую иронию повести, запечатлевая некоторые книжные сцены почти буквально (например, эпизод "на балу", где Саймон подсматривает в щелочку, сгорбившись в три погибели за дверью служебного входа, а когда дверь открывается и в нее толпой вваливается не замечающий его персонал, так и остается стоять согнутым пополам, хотя можно сделать невозмутимый вид и просто войти в зал).
"Незаметного" Саймона играет чертовски заметный Джесси Айзенберг, который после "Социальной сети" снова доказывает свою профессиональную не только состоятельность, но и "многоликость", с легкостью меняя лицо аутиста на лицо тюфяка, а лицо тюфяка – на лицо злого гения. "Я – как Пиноккио, ненастоящий мальчик", - говорит Саймон и склеивает кусочки порванных автопортретов одинокой девушки из соседнего вагона, как парень, невольно влюбивший в себя Амели.
(В прошлом году вышло сразу несколько фильмов, в которых один и тот же актер играет героя и его двойника. Помимо Айзенберга, "раздвоиться" довелось Джейку Джилленхолу в триллере "Враг" - он сыграл учителя истории, обнаружившего свое сходство с актером из фильма; а также Максиму Суханову в драме "Роль" - актер сыграл актера, оказавшегося схожим один в один с красногвардейским командиром, собравшемся его расстрелять).
В "Двойнике" столько всего, что кажется – это не может быть одним целым, не может слаженно подыграть друг другу. Но Айоади весь кубик Рубика собирает в единственный цвет.
Смотрите все! Цените лучшее!
