Блог | Голда Меир. "Золотая мать Израиля" с киевскими корнями

Ее называли "Звездой Сиона", "Золотой матерью Израиля" и "единственным мужчиной в правительстве". По ее деяниям и значимости я бы назвал ее самой великой еврейской женщиной последних двух с половиной тысяч лет!

Ее не стало 8 декабря 1978 года.

Для меня она стоит в одном ряду с такими легендарными женщинами, повлиявшими на судьбу еврейского народа, как: Мирьям сестра Моше (Моисея), пророчица Дебора, царица Эстер (Эсфирь) и отважная Иехудит (Юдифь).

После них на протяжении тысячелетий до Голды Меир на память не приходят другие значимые для еврейской истории женские имена. При этом, в отличии от перечисленных выше легендарных еврейских героинь, Голда совершила за свою жизнь не один, а множество судьбоносных для Израиля и ВСЕГО ЕВРЕЙСКОГО НАРОДА дел и поступков!

Друзья, найдите время прочесть этот пост, в котором я собрал (простите за нескромность, но ведь и Голда говорила: "Не нужно скромности, вы не такие уж великие") очень интересные факты об этой Великой женщине

Я думаю, вам, как мне, будет интересно узнать: почему прабабушка Голды, в честь которой она и получила свое имя, клала в чай вместо сахара соль, как патефон помог Голде с мужем попасть в кибуц, для чего Голда надела паранджу, чтоб встретиться с королем Иордании, в связи с чем Голде Меир выдали первый Израильский заграничный паспорт, почему много лет туфли девушек- военнослужащих в Армии Обороны Израиля называли "туфли Голды", почему Голда сменила фамилию Меерсон на Меир только, став министром иностранных дел Израиля, и др.

А еще пришла в голову мысль о том, что Голда Меир до недавнего времени была единственной всемирно-известной уроженкой Киева, до появления на киноэкране голливудской киноактрисы Милы Йовович, также родившейся в Киеве.

Итак, Голделе Мабович (будущая Голда Меир) родилась 3 мая 1898 года в Киеве, в семье соблюдающих заповеди Торы, хотя и не слишком ортодоксальных, евреев Мойше Ицхока Мабовича и Блюмы Нейдич. При этом дед Голделе по отцовской линии, был очень верующим. Когда его мальчиком в 13 лет забрали в царскую армии в кантонисты или, как их называли "живодерню" для еврейских детей, он за все время многолетней службы ни разу, несмотря на угрозы, насмешки и наказания, не прикоснулся к некошерной еде. Все тяжелые годы пребывания в царской армии он питался лишь хлебом и сырыми овощами. Также его постоянно заставляли сменить веру и за неповиновение наказывали — часами изможденный мальчишка, простаивал на коленях на каменном полу, но Мабович не покорился.

Но все-таки после возвращения домой его мучил страх, что он мог неумышленно нарушить заповеди Торы, т.к. до армии он не успел получить достаточно знаний по еврейскому Закону. Искупая возможные грехи, дед Голды Меир много ночей спал на скамейке в неотапливаемой синагоге, и подушкой служил ему камень.

Дед был не единственным родственником, от которого Голда Меир переняла потрясающее упорство и несгибаемость. Прабабка с материнской стороны, в честь которой и назвали Голду, тоже была известна своей железной волей и любовью командовать. А еще она вместо сахара нередко клала в чай соль, чтобы в семье не забывать о горечи изгнания из Земли Обетованной. Об этой земле Мабовичи помнили всегда. Как во многих еврейских семьях, в конце 19-го века на полке у них стояла кружка, где копились гроши для еврейских переселенцев в Палестину.

Отец Голделе - Мойше был талантливый плотник и своим мастерством получил право проживать в Киеве, находящемся вне черты оседлости. По словам дочери "он был стройный, с тонкими чертами лица, по природе оптимистом и во что бы то ни стало верил людям".

О матери Голда Меир вспоминала, как о "хорошенькой, энергичной, умной, далеко не такой простодушной и куда более предприимчивой, чем отец, но, как и он, она была прирожденная оптимистка, к тому же весьма общительная".

У Мойше и Блюмы Мабович родилось пятеро детей – дочь Шейна и четыре сына, но из-за плохих условий жизни сыновья умерли. Позже на свет появились еще две дочери – Голделе и Ципке, которые потом в Америке стали Голди и Кларой.

Жизнь Мабовичей была трудной: в Киеве были очень сильны антисемитские настроения, и Мойше, хотя и был хорошим мастером, не мог найти постоянную работу. Голда Меир писала в своих воспоминаниях:"Я помню, слишком даже хорошо, до чего мы были бедны. Никогда у нас ничего не было вволю – ни еды, ни теплой одежды, ни дров. Я всегда мерзла, и всегда у меня в животе было пустовато. В моей памяти ничуть не потускнела одна картина: я сижу на кухне и плачу, глядя, как мама скармливает моей сестре Ципке несколько ложек каши — моей каши! Каша была для нас настоящей роскошью в те дни, и мне обидно было делиться ею даже с младенцем". А старшая сестра Шейна вспоминала, что часто по дороге в гимназию теряла сознание от голода.

Но самым страшным и тяжелым ее детским воспоминанием, как она сказала на встрече с римским папой, было ожидание погрома, когда ей было четыре года: "Хотя в тот день погромщики так и не добрались до нашего дома, стоящего в конце улицы, но они разграбили все предыдущие еврейские дома и жестоко покалечили и совершили ужасные насилия над их обитателями."

С того страшного дня у Голды навсегда осталось в памяти то чувство беспомощности, которое она испытала в тот день с родными в собственном доме. "Много раз в жизни мне пришлось испытать те ощущения: страх, чувство, что все рушится, что я не такая, как другие. И – инстинктивная глубокая уверенность: если хочешь выжить, ты должен что-то предпринять сам!".

Чтобы вырваться из беспросветной нужды и угрозы погромов семья Мабовичей, как и многие и многие тысячи еврейских семей в те годы решила переехать в Америку. В 1903 году туда уехал глава семьи. Мабовичи решили, что он поедет сначала один и как только устроится, выпишет к себе семью. В ожидании этого счастливого дня Блюма с дочерьми переехала в Пинск, где жили ее родители.

Голделе не ходила в школу, а читать и писать ее учила старшая сестра Шейна, во многом заменившая ей мать. "Шейна, – признавалась Голда Меир, – оказала самое большое влияние на мою жизнь…. Для меня же всегда и везде она была образцом, другом и наставником".

Через три года, когда Мойше Мабович поселился в перенаселенном эммигрантами еврейском районе Милуоки, работая на двух работах - плотником и рабочим на железной дороге, он вызвал туда семью. Так как пришлось выезжать нелегально, Мать Голделе, набравшись смелости, подделала документы, по которым восьмилетняя к тому времени Голделе должна была изображать пятилетнюю девочку, т.к. ее паспорт был оформлен на совершенно другого ребенка. А ее семнадцатилетняя сестра Шейна должна была выдавать себя за двенадцатилетнюю.

Во время тяжелейшего длиной в месяц переезда через Европу и Атлантический океан, у семьи украли весь их багаж и одежду. "Сначала в Галицию, затем в Вену и Антверпен, откуда отходил пароход в Америку. Четырнадцать дней на пароходе – это была не увеселительная прогулка", – пишет Голда в своих воспоминаниях. "Добирались четвертым классом – в ужасной тесноте и страшной антисанитарии."

Согласно американским эмиграционным документам Голделе получила имя Голди.

Ее мама Блюма уже через две недели отрыла у себя в квартире маленькую бакалейную лавочку – не зная языка и не имея никакого опыта. Какой вдохновляющий пример для Голди, которая уже в девять лет стала работать в магазин и должна была помогать расставлять товар, заворачивать покупки, стоять за прилавком, пока мать ходила на рынок.

И при этом она успевала ходить в школу, где ей очень нравилось: стремление к знаниям было свойственно Голде с детства. Она быстро освоила английский язык, обзавелась подругами, мечтала стать учительницей и изменить мир. Для начала она организовала сбор средств для оплаты учебников неимущим школьникам: придуманное ею Американское Общество юных сестер, в котором состояли только Голди и ее подруга, даже умудрилось снять зал и провести там концерт. О девочках написали местные газеты – это был первый случай, когда деятельность Голди отметила пресса. Голди говорила дома на идиш и по-русски, в школе и с друзьями - по-английски. Она много читала, открыла для себя Достоевского, Толстого, Чехова и Диккенса. Она была увлечена книгами и школой.

В 12 лет Голди устроилась подрабатывать в центральный универмаг, благодаря чему могла с чистой совестью не работать в семейной лавке, и почувствовала себя полностью самостоятельным человеком. "Я себя чувствовала совершенно независимой; каждый вечер гладила свою юбку и блузку, а на рассвете отправлялась пешком к месту работы. Идти было далеко, но сбереженные мною деньги за транспорт пошли на мое зимнее пальто – это была первая вещь, которую я купила на собственные заработки", – писала Голда в своих воспоминаниях.

Голди была очень привлекательной девушкой. Ее школьная подруга Регина говорила: "Четверо из пяти мальчиков были влюблены в нее... Она была так трепетна и привлекательна".

Но родители Голди решили, что ей не нужно образование, и сосватали четырнадцатилетнюю Голди за тридцатилетнего страхового агента. К тому времени сестра Голди Шейна или, на американский манер, Шана, вышла замуж и уехала в Денвер лечиться от туберкулеза. Девушки регулярно писали друг другу. И Голди, будучи бескомпромиссным и самоуверенным подростком, не желая ничего слышать о замужестве, сбежала из дому в Денвер к старшей сестре. Там она поступила в среднюю школу. Свободное же время почти полностью уходило на работу – сначала в химчистке, затем швеей в ателье.

Голди прожила в Денвере у своей сестры два года. Шана, как и до этого в России, устраивала в своем доме сионистские собрания. Эти собрания пленили впечатлительную Голди. Шана, как и ее товарищи, мечтала создать в Палестине еврейское государство. Собиравшиеся в комнате Шейны молодые люди так увлеченно говорили о будущей Земле Обетованной, что Голди тоже увлеклась этой идеей.

Голди не только посещала все собрания организации "Поалей Цион" ("Рабочие Сиона"), но и работала во благо организации – выступала на митингах, обучала иммигрантов английскому, а местных – идиш. Хотя в члены организации принимали только с восемнадцати лет, Голди за особые заслуги приняли семнадцатилетней.

Уже тогда Голди поняла, что одних разговоров недостаточно: "Ничто в жизни никогда не происходит само собой. Недостаточно верить во что-нибудь, надо еще иметь запас жизненной силы, чтобы преодолевать препятствия, чтобы бороться". В ее представлении еврейское государство было единственным местом, где евреи могли спокойно жить, не опасаясь преследований и притеснений, и на осуществление мечты о стране, которая тогда казалась сказкой, она обещала положить всю свою жизнь. Независимость и железная воля уже глубоко и прочно укоренились в ней.

На собраниях группы она познакомилась с обаятельным и образованным Моррисом Меерсоном, эмигрантом из Литвы: "Он, самоучка, знал такие вещи, о которых Шана и ее друзья и представления не имели. Он любил, знал, понимал искусство – поэзию, живопись, музыку; он мог без устали растолковывать достоинство какого-нибудь сонета – или сонаты – такому заинтересованному и невежественному слушателю, как я". Неудивительно, что юная Голди влюбилась в него, но, поглощенная политикой, долго не могла ему признаться.

Сестра Голди Шана считала Голду ещё ребенком и была с ней строга. Однажды у них случился крупный скандал, и Голда покинула дом Шаны. Она устроилась работать в ателье и снимала небольшую комнату. Спустя год отец Голды прислал ей письмо, в котором писал: "Если тебе дорога жизнь твоей матери, ты должна немедленно вернуться домой". Голди была вынуждена вернутся в Милуоки. Накануне возвращения в Милуоки она получила от Морриса Меерсона предложение руки и сердца.

Вернувшись в 1914 году в дом своих родителей Голди поступает в среднюю школу и заканчивает её в 1916 году. И в 1916 году она поступает в Нормальную школу Милуоки, которая тогда носила название "Учительский колледж". Один год учебы в этом колледже – это и было единственное профессиональное образование, которое было у великой Голды Меир на всю жизнь.

Огромное влияние оказало на Голду знакомство с двумя гостями с Эрец исраэдь, которые остановились в доме ее родителей - Давидом Бен-Гурионом и Ицхаком Бен-Цви. Через три десятилетия именно Бен-Гурион объявит Декларацию Независимости Израиля и станет его первым премьер-министром, а Бен-Цви - вторым президентом.

Вскоре к Голди приехал Моррис Меерсон. Несмотря на противодействие семьи, они поженились 24 декабря 1917 года. Одним из условий, на которых Голди соглашалась выйти замуж, было согласие Морриса уехать вместе с ней в Палестину. "Я знаю, что ты не так стремишься туда, как я, – сказала я ему, – но я прошу тебя поехать туда, со мной", – писала она. Голди мечтала жить в палестинском кибуце, уверенная, что только там она по-настоящему сможет послужить делу сионизма. На вопрос, что было бы, если бы Моррис не согласился последовать за ней, она через много лет призналась: "Я бы поехала одна, но с разбитым сердцем".

Хотя Голди была решительно настроена переехать в Эрец Исраэль, это было невозможно сделать, пока шла Первая мировая война. Вместо отъезда в Палестину Голди, спустя всего две недели после свадьбы, отправилась в путешествие по стране – из оставшихся двух лет, которые они с мужем прожили в США до отъезда, половину времени она провела в разъездах по партийным делам от "Поалей Цион". Голди то распространяла подписку на газету, то выступала на митингах.

В 1918 году Голда представляла еврейскую общину Милуоки на заседании Американского Еврейского Конгресса в Филадельфии. Это заседание она считала подлинным началом своей политической карьеры. "Причина такой моей популярности, – писала Голда Меир, – была, думаю, в том, что я была молода, одинаково свободно говорила по-английски и на идиш и готова была ехать куда угодно и выступать без особой предварительной подготовки".

Лишь в мае 1921 года на пароходе "Покахонтас" Голда с мужем, сестрой Шаной, ее детьми, подругами и еще 12 репатриантами – отплыли в Палестину. Плавание само по себе было тяжелым испытанием: вода для питья была плохая, еда испорченной, команда издевалась над пассажирами, подкладывая им в еду мыло и гвозди. Сам корабль был неотремонтированным, из-за чего команда постоянно бунтовала и едва не потопила корабль. Капитан то ли покончил с собой, то ли был убит кем-то из команды, а его помощник сошел с ума. Но все-таки через два месяца в середине июля, бывшие американцы добрались до Египта и на поезде отправились из Александрии в Тель-Авив.

В то время Тель-Авив, основанный в 1909 году как еврейский пригород Яффы, был весьма небольшим городком: в нем не было своей тюрьмы; зато имелись театр, гимназия, небольшой отряд полиции и водокачка. Большинство прибывших было разочаровано – жара, мухи, отсутствие зелени и воды вовсе не были похожи на ожидаемую Землю Обетованную. Лишь Голди была счастлива – ее мечта начала сбываться. Она сразу официально сменила имя с Голделе-Голди на Голду, чтобы отметить начало своей новой жизни.

Еще в Америке она с мужем выбрали для будущего проживания кибуц Мерхавию, расположенный в Изреельской долине Галлилеи. По прибытию в Эрец Исраэль Меерсоны подали заявление в этот кибуц, однако им отказали: жители кибуца справедливо полагали, что изнеженные американцы не выдержат тяжелого труда, тем более что первое время в Тель-Авиве Голда зарабатывала тем, что преподавала английский язык – для кибуцников это было явным подтверждением того, что она избалована и сторонится физической работы. Кроме того, в кибуц не хотели принимать молодые супружеские пары, т.к. условий для детей там не было никаких. Но настойчивая Голда добилась того, что их приняли на испытательный срок.

При этом самым решающим аргументом оказался то, что у четы Меерсонов был привезенный из Штатов…патефон, который, по мнению кибуцников, мог скрасить их спартанский быт. Теперь в кибуце Мерхавия создан очень посещаемый музейный уголок Голды Меир в доме и в маленькой комнате, где жили Меерсоны. И там, на видном месте как раз и можно увидеть патефон.

В кибуце Голда собирала миндаль, ухаживала за птицей, работала на кухне и сажала деревья на окрестных скалах. Через несколько месяцев супругов Меерсон приняли в члены кибуца. В кибуце многие возмущались "мещанской привычкой" Голды есть на скатерти. Еще ей, единственной из кибуцниц, нравились дежурства на кухне, где многое нуждалось в крепкой хозяйственной руке. А она была еще молода тогда, но, в отличие от кибуцных суфражисток, выбрала себе роль не освобожденной женщины, а еврейской мамы. Эта ее черта в полной мере проявилась в годы работы министром и премьер-министром, у нее в доме за накрытым Голдой столом в домашней уютной атмосфере собирались самые ведущие политики страны и решались многие судьбоносные проблемы Израиля.

Пока Голда наслаждалась тем, что находится на земле свой мечты и трудится во славу будущего еврейского государства, Моррис проявлял все больше недовольства: ему казалось, что он интеллектуально деградирует, к тому же очень жесткие условия кибуцной жизни, где невозможно было уединиться и даже выпить стакан воды в одиночку, были для него слишком тяжелыми. Моррис отказывался заводить в кибуце детей.В кибуце все было общим: одежда, продукты, дети и даже супруги. Большинство жителей были больны малярией, не было уборных, вода была загрязнена, продукты часто были несъедобны или испорчены.

Но Голду все это не сильно огорчало, и вскоре ее выбрали в члены правления, а затем делегатом на съезд кибуцного движения ишува (еврейского населения Палестины)

Наконец, когда через два с половиной года кибуцной жизни Моррис серьезно заболел, Меерсонам пришлось покинуть кибуц и переехать в Тель-Авив, а оттуда – в Иерусалим. Там Голде предложили работу в комитете гражданского строительства. Именно тогда у Голды наконец появились дети: в 1923 году она родила сына Менахема, а через три года дочь Сару.

Моррис был счастлив и надеялся, что Голда наконец угомонится и займется детьми, но та никак не могла успокоиться: она даже пыталась вернуться с сыном в кибуц, но потом все же предпочла семью тому образу жизни, о котором так долго мечтала.

Жизнь молодой семьи была как никогда тяжелой: в Иерусалиме они с двумя детьми жили в маленьком домике из двух комнат без электричества. Готовить еду приходилось на примусе в сарае. Чтобы платить за дом, Голда брала в стирку бельё, которое стирала в корыте, нагревая воду во дворе. В то время в подобном положении находились многие - репатриантов было гораздо больше, чем рабочих мест, и к тому же многие приезжали, не имея ни профессии, ни какого-нибудь образования.

Но не это было для Голды самым тяжелым. "Несмотря на все надежды и добрые намерения, – писала она, – четыре года, которые мы прожили в Иерусалиме, не только не обеспечили мне тихой пристани, которую, уверяла я себя, я готова была принять, а стали самыми несчастными годами моей жизни… Но не беспросветная бедность и даже не вечный страх, что дети останутся голодными, были причиной того, что я чувствовала себя несчастной. Главным тут было одиночество, непривычное чувство изоляции и вечное сознание, что я лишена как раз того, ради чего и приехала в Палестину".

Чтобы помочь вновь прибывшим репатриантам, были созданы различные комитеты – и в один из них, Женский трудовой совет, занимавшийся образованием и трудоустройством эмигранток, в 1928 году поступила на работу Голда, Для этого она переехала для с детьми в Тель-Авив, а Моррис остался в Иерусалиме.

С одной стороны, это означало крах супружеской жизни Меерсонов: их брак и так трещал по швам, и теперь, поступив на работу на полный рабочий день, она признавала, что больше ничего не сможет сделать для его спасения. "Я горько жалею о том, – писала она в воспоминаниях, – что хотя мы с Моррисом и остались супругами и любили друг друга до самой его смерти в моем доме в 1951 году (символично то, что я в это время была в отъезде), мне все-таки не удалось сделать наш брак удачным. Мое решение в 1928 году означало, что мы расстаемся, хотя окончательно мы расстались только десять лет спустя".

С другой стороны, именно работа в Женском трудовом совете стала самой, наверное, важной ступенькой лестницы, по которой Голда поднялась к вершинам своей жизни. Она участвовала в международных конференциях, много разъезжала по стране и постепенно стала одной из самых известных женщин еврейской общины ишува.

В 1929 году ее избрали делегатом на Всемирный сионистский конгресс В 1928-29 годах она стала делегатом Американской Сионистской партии и в 1932 году отправилась в США, чтобы подлечить дочь, у которой было обнаружено заболевание почек. Все это время ее муж оставался в Палестине.

После возвращения Голда была назначена руководителем политического отдела федерации в Тель-Авиве, а Моррис работал в конторе фирмы "Шелл Ойл" в Хайфе и навещал семью по субботам.

В тридцатые годы Голда была представителем Всемирной сионисткой организации и Еврейского агентства в Палестине. Она занимала множество постов, включая пост секретаря правления "Купат Холим" главной организации, занимающейся медицинским обслуживанием большей части палестинского еврейского населения. В этот период она была известна как Золотая Девушка сионистского движения.

Она представляла еврейские женские организации на различных съездах и конгрессах, проходивших в США и Англии.

При этом Голда оставалась любящей матерью, а позже – заботливой бабушкой обожаемых внуков. Ее всю жизнь мучила вина за то, что она так мало внимания уделяла детям, тратя время на политику. "Вечное внутреннее раздвоение, вечная спешка, вечное чувство невыполненного долга – сегодня по отношению к семье, завтра по отношению к работе – вот такое бремя ложится на плечи работающей матери, – писала она. – Я знаю, что мои дети, когда были маленькими, много страдали по моей вине". Когда она однажды заболела и не пошла на работу, Менахем с Сарой устроили хоровод вокруг кровати, распевая: "Нынче наша мама дома, голова у ней болит!"

В 1934 году Голда стала членом Исполнительного комитета Гистадрута – еврейского профсоюза, ставшего со временем одной из влиятельнейших организаций. Там Голда занималась социальными вопросами. При этом сама она жила в условиях, которые могли привести в ужас любого: снимала комнатки без электричества и канализации, почти не имела личных вещей, питалась чем придется, а спала на кушетке в своем кабинете.

В июле 1938 года она как еврейский наблюдатель была послана на печально известную Эвианскую конференцию, где обсуждался вопрос о еврейских беженцах, спасавшихся от нацистских преследований. Один за другим представители разных стран выступали с сочувственными речами, заканчивавшимися одним и тем же: их государства не могут принять евреев. Некоторые соглашались – на двести, сто, семьдесят человек… Лишь Доминиканская республика обязалась принять сто тысяч евреев. Разочарованная Голда заявила журналистам: "Я надеюсь увидеть только одно до того, как я умру – что моему народу больше не понадобятся выражения сочувствия".

Когда незадолго до Второй мировой войны арабы присоединились к гитлеровской оси, Голда объездила весь Эрец Исраэль, произнося речи, призывававшие ее соотечественников присоединиться к Британии. Ей удалось завербовать около 33000 сионистов в Британские вооруженные силы. Во время войны она была назначена главой Сионистского политического департамента и служила в Британском военном экономическом консультативном совете.

Однако в 1943 году Меир пришлось судиться с … Британией по вопросу управления Палестинским государством. Она приобрела скандальную известность, не отступив перед лицом грозного британского судьи. "Вы не должны так обращаться со мной", - заявила она судье, когда тот пренебрежительно заговорил с ней. Народ любил ее за безрассудную смелость.

В послевоенной борьбе за установление независимого еврейского государства Голда присоединилась к группе Бен-Гуриона, которая была арестована и заключена в тюрьму в самое критическое время в истории сионистского государства перед принятием ООН решения о разделе Палестины на два государства. На время тюремного заключения лидеры ишува назначили Меир номинальной его руководителем.

В это время корабль "Эксодус" ("Исход"), перевозил из Марселя в Палестину вопреки британскому запрету еврейских беженцев (бывших узников фашистских концлагерей и других людей, оставшихся в живых Холокоста) со всей Европы. Всего на борту было 4554 пассажиров, 655 из которых были дети, 400 беременных женщин. Кораблём командовал капитан Айк Ааронович.

Политические махинации Британии и арабов привели к международному инциденту. В 40 км от территориальных вод Палестины "Эксодус" был атакован сопровождавшими после выхода из Марселя 6-ю английскими эсминцами. Пассажиры оказали активное сопротивление и поднявшимся на борт британским солдатам. По беженцам был открыт огонь. Было убито три пассажира, многие получили ранения. Капитану, отказавшемуся поворачаивать корабль обратно, проломили дубинкой голову (вскоре он скончался в Хайфской больнице "Рамбам").

Захваченное судно было доставлено в порт Хайфы. Голда Меерсон приняла в судьбе корабля личное участие. Она прибыла на борт "Эксодуса" и заявила британским солдатам: "Кораблю и людям некуда возвращаться, а вы все можете присоединиться к нам".

А когда пассажиры "Эксодуса" обяьвили голодовку, она также присоединилась к ним.

Когда в 1946 году Организация Объединенных Наций проголосовала за раздел Палестины и независимость Израиля, сразу начались ожесточенные столкновения евреев с арабами, которых, не особенно скрывая, поддерживали и снабжали оружием британские мандатные власти, готовящиеся покинуть Палестину.

Голда направилась в Иерусалим, где это борьба приобрела жесточайший характер. Она проявила стойкость и пережила кошмар смерти и опустошения. Она была готова на то, чтобы носить ручные гранаты в нижнем белье и под лифчиком на линию фронта. Голда спала по четыре часа в сутки в течение нескольких месяцев и на вопросы журналистов о том, как она перенесла это, отвечала: "Мы просто хотели остаться в живых, а наши соседи хотели видеть нас мертвыми. Это не тот вопрос, по которому есть большие возможности для компромисса".

На пути обретения независимости еврейским государством стояли две большие проблемы. Во-первых, у создаваемого еврейского государства не было денег. Во-вторых, только, что объявленный англичанами король Иордании Абдалла, поставленный в 1948 году Лигой арабских государств во главе объединенной армии арабских государств, которая должна была помешать после отмены британского мандата осуществлению плана раздела Палестины и создания там государства Израиль, заявил: "Арабы готовы пожертвовать десятью миллионами своих жизней из 50-миллионного арабского населения, лишь бы уничтожить полмиллиона евреев в Палестине.

Когда бойца "Хаганы" (одного из первых и главных вооруженных формирований еврейского ишува) сказали Голде, что для обороны своих рубежей им нужны были танки, которые стоили 10 миллионов долларов, она ответила им: "Хорошо. Вы оставайтесь на своих позициях, а я достану 10 миллионов на танки". Позже она писала: "Это был блеф. Откуда мне было взять 10 миллионов долларов?" Но Голда немедленно поехала в Америку, где начала лихорадочно добывать деньги, в первую очередь обратившись с взволнованной мольбой о помощи к своему идеалу – вдове президента Франклина Рузвельта - Элеоноре Рузвельт.

Преодолев все трудности, она совершила величайшее чудо в истории долгой борьбы Израиля за независимость. Используя свою харизму, свой магнетизм, свою неистощимую энергию, она собрала за три месяца не 10, а 50 миллионов! долларов. То, что она сделала, можно оценить, лишь если принять во внимание, что сумма в 50 миллионов долларов в три раза! превышала годовую добычу нефти в Саудовской Аравии в 1947 году. Когда она вернулась, потрясенный Бен-Гурион сказал: "Когда-нибудь, когда история будет написана, там обязательно будет упомянуто, что была такая еврейская женщина, которая достала деньги, сделавшие наше государство возможным".

Но из Америки Голда вернулась совершенно изнуренной. Утомление и стрессы взяли свое - она перенесла сердечный приступ. Но, чтобы предотвратить надвигающуюся войну она решила встретиться с королем Иордании Абдаллой. А когда соратники предупредили ее, что она может умереть, Голда, ответила: "Я готова пойти в ад, если это даст шанс спасти жизнь хотя бы одного еврейского солдата".

10 мая (за четыре дня до провозглашения создания Израиля) Голда, переодевшись в арабское женское платье и паранджу, пересекла границу с Иорданией и добралась до резиденции короля Абдаллы. Король спросил, почему она с таким нетерпением борется за независимое государство. В своей неподражаемой манере Меир отвечала: "Я не думаю, что 2000 лет можно воспринимать как "большую спешку". И еще она сказала Абдалле, что если будет война, то Израиль в ней победит. В автобиографии она напишет: "Это была величайшая наглость с моей стороны, но я знала, что мы должны победить. У нас было одно секретное оружие - отсутствие альтернативы! Нам некуда было идти!"

Четырнадцатого мая 1948 года было провозглашено Государство Израиль. Декларацию независимости подписали двадцать четыре человека, из них две женщины – Голда Меерсон и Рахель Коэн-Каган, глава Международной женской сионистской организации. Этот документ покончил с блужданиями евреев без родины продолжительностью в 1887 лет.

Голда Меир всегда вспоминала этот момент с огромным волнением: "Глаза мои наполнились слезами, руки дрожали, – писала она в автобиографии. – Мы сделали еврейское государство реальностью, – и я, Голда Мабович-Меерсон, дожила до этого дня". По воспоминаниям ее соратников подписание Декларации проходило под гимн Израиля "Атиква" ("Надежда") и рыдания Голды Меир. После этого в Израиле говорили: "Если Бен-Гурион – отец Израиля, то Голда – его мать".

После провозглашения независимости Голда вновь отправилась в Штаты, где смогла собрать у американских евреев и не только у них уже 150 миллионов долларов. "Государство Израиль не может прожить на аплодисменты, - говорила она американцам. "Войну не выиграешь речами, декларациями и даже слезами радости. И главное - не упустить время, а то аплодировать будет нечему и некому", - говорила Голда в конце своих выступлений и встреч в Америке.

Собранные Голдой средства помогли Израилю выжить и отстоять свою независимость в борьбе с арабскими государствами. На эти деньги в Чехословакии и Югославии были закуплено оружие и боеприпасы, которые туда в пику Британии передал СССР специально для Израиля в обход эмбарго ООН на поставку на Ближний Восток любых видов вооружений. На эти же собранные Голдой средства в Чехословакии были куплены и привезены в Израиль в разобранном виде четыре трофейных немецких "Мессершмита 109", на которые после сборки в Израиле срочно вместо фашистских крестов нарисовали шестиконечные еврейские звезды - могендовиды.

Эти самолеты сыграли важную роль в войне за Независимость Израиля. Когда египетские войска находились всего в 35 километрах от Тель-Авива в районе нашего Ашдода и пытались восстановить взорванную израильскими бойцами переправу через реку Лахиш, их с воздуха атаковали на бреющим полете, поливая огнем из пулеметов и пушек четыре израильских "мессера".

И хотя обратно на базу вернулись из четырех только два самолета, но их внезапное появление оказало такое деморализующее влияние на египтян, которые ранее не подозревали о наличии у евреев боевой авиации. После этого боевого эпизода египетское военное командование отказалось от по продвижения на Тель-Авив и до окончания войны за Независимость египтяне дальше реки Лахиш так и не продвинулись.

У нас в Ашдоде в память тех упорных и кровопролитных боях была установлена большая стелла посвященная погибшим египетским солдатам. К вопросу о благородстве – можно ли такой мемориал погибшим противникам представить хоть в одной арабской стране (да и не только) стране?

В разгар войны за Независимость, когда поддержка СССР оружием и военными специалистами из числа евреев-фронтовиков играла важнейшую роль в борьбе с регулярными арабскими армиями, Голда Меерсон была назначена послом Израиля в Советском Союзе. Она, прекрасно владевшая языками (в том числе и русским, хотя во время своей работы в СССР предпочитала это не афишировать), знавшая культуру и обладавшая немалым дипломатическим талантом, как никто другой подходила на эту должность. Считается, что, именно, ей выдали первый даркон - Израильский заграничный паспорт.

В СССР Голду встретили восторженно: "Женщина-посол была тогда в новинку, – вспоминала она, – но женщина-посол в Москве, да еще представлявшая крошечное воюющее государство – Израиль – это было большой новостью". Израильское посольство разместилсоь в гостинице "Метрополь". Как вспоминали сотрудники посольства, они жили в режиме жесточайшей экономии – Голда сама закупала на рынке продукты, из которых готовила еду для всех на одолженном в гостинице примусе.

11 сентября через три дня после прибытия в Москву в первую же субботу Голда посетила Московскую хоральную синагогу. Там от нее в торжественной обстановке были приняты привезенный из Израиля свиток Торы и благодарственное пожертвование за теплый прием в сумме 3500 рублей.

В московской синагоге Голда потом была неоднократно. Особенно был отмечен ее приезд туда 4 октября 1948 года. В тот день в московской хоральной синагоге началось празднование еврейского Нового года (Рош а-Шона). Это посещение неожиданно вылилось во внушительную демонстрацию еврейского национального единства. Израильского посланника встречали как новоявленного мессию, некоторые люди в экстазе даже целовали край одежды Голды.

По "приблизительному подсчету" чиновника из Совета по делам религиозных культов, в этом Б-гослужении, по сути ставшем празднованием возрождения еврейской государственности, участвовало до 10 000 человек, многие из которых не поместились в здании синагоги. Нечто подобное имело место и через десять дней 13 октября, когда Голда посетила синагогу по случаю праздника Судного дня (Йом Кипур). В тот день раввин С.М.Шлифер так прочувственно произнес молитву "На следующий год – в Иерусалиме", что вызвал прилив бурного энтузиазма у молящихся. И эта сакральная фраза, превратившись в своеобразный лозунг, была подхвачена огромной толпой, которая, дождавшись у синагоги окончания службы. После окончания службы более десяти тысяч человек двинулась вслед за Голдой и сопровождавшими ее израильскими дипломатами, решившими пройтись пешком до резиденции в гостинице "Метрополь".

Подобных массовых несанкционированных сверху демонстраций Москва не знала с осени 1927 года, когда на ее улицы и площади вышли троцкисты и другие оппозиционеры, протестовавшие против установления единовластия Сталина в партии и стране. Это событие было запечатлено впоследствии на израильских банкнотах номиналом в 10 тысяч (или десять новых) шекелей образца 1984 года.

Сталин не мог не быть обеспокоенным тем, что в глазах советских евреев Голда превратилась в некую почти харизматическую личность, провозвестницу грядущего исхода в Землю Обетованную. Вызвало недовольство вождя и доложенная ему информация о теплой и продолжительной беседе с Голдой жены Молотова министра легкой промышленности Полины Жемчужиной на приеме по случаю 31-й годовщины Октябрьской революции, который для иностранных дипломатов устроил руководитель МИД Молотов.

Обе дамы говорили на идише. Объясняя собеседнице свое хорошее знание этого языка, Жемчужина с гордостью сказала: "Их бин а идише тохтер" ("Я – еврейская дочь"). Затем она одобрительно отозвалась о посещении Меир синагоги. На прощанье жена министра со слезами на глазах пожелала благополучия народу Израиля, добавив, что если ему будет хорошо, то будет хорошо евреям и в остальном мире.

В Москве Голда прослужила до апреля 1949 года. 8 апреля, накануне своего отъезда в Израиль, где Меир собирались вручить очень нелегкий портфель министра труда и социального обеспечения, она сказала: "Я многому научилась здесь в России и считаю свое пребывание здесь одним из величайших опытов моей

жизни".

На посту министра труда и социального обеспечения Голда стала архитектором системы национального страхования для всех израильтян. Именно Голда на посту министра провела в 1954 году в кнессете Закон о национальном страховании "Битуах леуми". Далеко не все довольны работой этой структуры, но до Голды этого учреждения просто не было. А, когда был принят закон, Израиль получил едва ли не самое передовое в мире социальное законодательство.

Кроме этого за короткое время она реализовала две мощные программы: жилищное строительство (30 тысяч домов), что позволило переселить тысячи семей из палаток в благоустроенные по тем меркам квартиры, и прокладку дорог, которые израильтяне назвали "золотыми" (Голда переводится как "золотая"). Сама министр, имея в своем распоряжении тысячи построенных квартир, обитала в небольшой комнатке на чердаке. И считала это нормальным.

На посту министра труда и социального страхования в кабинете Давида Бен-Гуриона, Голда прослужила семь лет.

В 1955 году она по распоряжению Бен-Гуриона была назначена мэром Тель-Авива. Через год Голда получила портфель министра иностранных дел и в этом качестве представляла Израиль в ООН, будучи первой в мире! женщиной, представляющей свою страну в этой всемирной организации.

При этом некоторые депутаты Кнессета вначале отказали ей в поддержке на том основании, что она – женщина. И это при том, что давно по Израилю ходила шутка Бен Гуриона о том, что Голда - "единственным мужчиной в правительстве". Сама она неодобрительно относилась к этой остроте, хотя та ей и льстила: "А если бы про какого-нибудь из членов правительства сказали, что он – единственная женщина в его составе, как бы вы посмотрели на это?"

Предшественник Голды на посту министра иностранных дел Моше Шарет, сменивший Бен Гуриона на посту премьер-министра, настойчиво попросил всех членов дипломатического корпуса ивритизировать свои имена и фамилии. Именно, тогда Голда сменила фамилию Меерсон на Меир – что на иврите означает "озаряющая". На посту министра иностранных дел Голда плодотворно проработала десять лет до 1966 года.

По свидетельству ее сотрудников, в работе с иностранными лидерами Голде Меир с помощью личного обаяния и убежденности в собственной правоте удавалось привлечь на свою сторону даже закоренелых противников сионизма.

В 1957 году с Голдой произошел опасный случай: она оказалась одной из трех пострадавших в теракте, когда психически неуравновешенный молодой человек бросил гранату в зал пленарных заседаний кнессета. Вместе с Голдой от разрыва гранаты тогда пострадали Бен-Гурион и министр транспорта Моше Кармель.

В должности министра иностранных дел Голда Меир много ездила по африканским странам: она считала африканцев естественными союзниками Израиля, поскольку евреев, как и чернокожих, притесняли по всему миру. В Израиле Голда организовала программу МАШАВ, призванная помогать африканским странам налаживать образование и здравоохранение, а также бороться с голодом.

Голда была равнодушна к моде, но положение министра заставляло ее одеваться в соответствии со статусом. "Вопрос туалетов не слишком меня занимал", - писала Голда Меир. Однако ее стиль оказал большое влияние на израильскую моду, оставив в ней "туфли Голды" и "костюм Голды"

Как большинство израильских женщин, в начале пятидесятых Голда носила платья-халаты - удобные и в меру женственные. В торжественных случаях "халат" украшался брошью. В нужных случаях могла нарядиться и в вечернее платье. Но при этом ни разу не изменила своему принципу: скромность и еще раз скромность. Она считала страшной бестактностью выглядеть богаче граждан своей страны.

Революция во внешности Голды началась с назначением министром иностранных дел. Ей потребовался официальный костюм. Голда обратилась к модельеру Пини Лейтерсдорф, репатриантке из Венгрии, которая держала ателье в Тель-Авиве.

В то время Израиль переживал международный бойкот, в страну не поставлялись ткани. Пини не из чего было шить наряд для Голды. Но она нашла выход: в ателье "Маскит", которым владела жена Моше Даяна, трудились умелые прядильщицы, они наткали полоски тесьмы. Из них-то министру Меир и сшили ее первый костюм.

В начале шестидесятых годов на мировом политическом Олимпе царила Жаклин Кеннеди. Отголоски ее стиля мы видим и в облике Голды. Она стала носить приталенные платья с круглой горловиной, перчатки, шляпку. В официальной обстановке - деловой костюм с мягким пиджаком.

А дома Голда держала красивый фартук, потому что раз в неделю приглашала к себе узкий круг политиков - обсудить государственные дела за чашкой чая или кофе. Сама она пила крепкий кофе по 12 чашек в день. На ее знаменитой кухне, много лет "варилась израильская политика". Голда сама пекла яблочный штрудель или творожный кекс и подавала гостям. С ее легкой руки в иврит навсегда вошло слово "митбахон", кухонька, которое стало означать узкий военно-политический круг лиц, решающих судьбы войны и мира в Израиле. Посуду хозяйка предпочитала мыть сама.

Голду отличал безупречный вкус в понимании уместности наряда и своей фигуры. Она никогда не носила декольте. Не красила волосы, не пользовалась макияжем. Она знала, что ее фигуре типичной еврейской женщины с большой грудью и натруженными ногами не идут воротники и туфли на высоких каблуках, и не носила их. Зато всегда имела при себе сумку, в которой держала 3 пачки сигарет - столько ей требовалось на день.

А ее удобные для ходьбы туфли на невысоком и широком каблуке были не один год образцом для армейских туфель девушек ЦАХАЛ. Эту обувь так и называли "туфли Голды".

В конце 1965 года Голда Меир почувствовала, что ее здоровье больше не позволяет ей работать, как прежде – у нее обнаружили онкологическое заболевание лимфома, плюс стало сдавать сердце, и она подала в отставку. "Лучше быть полностью бабушкой, чем полуминистром", – заявила она. Хотя полностью из политики не ушла: Голда Меир продолжала оставаться депутатом Кнессета и даже занимала пост генерального секретаря партии МАПАЙ – с этого поста она по состоянию здоровья ушла в июле 1969 года.

Однако пенсия ее была недолгой. В феврале 1969 года внезапно скончался премьер-министр Израиля Леви Эшколь, и Голду Меир избрали главой правительства. Сама Голда не ожидала такой чести: "Я была ошеломлена. Я никогда не рассчитывала стать премьер-министром… Я вообще никогда ни на что не рассчитывала, – вспоминала она". В своей официальной речи она, в частности, сказала: "наша судьба не может быть и не будет определена другими".

При этом многие ортодоксально настроенные евреи возражали против того, чтобы государством управляла женщина: "Трудно для людей, чьи религиозные убеждения отводят женщине почетное место в доме, – писала израильская пресса, – принять идею, что женщина может находиться во главе политического департамента. При всем хорошем отношении и уважении к женщине, ей не место наверху в качестве одной из центральных политических фигур".

Но большинство израильтян поддержали выбор Голды во главе государства. Она стала настоящей матерью своему народу, любящей, заботливой и строгой, не знающей ни отдыха, ни усталости. По воспоминаниям товарищей по правительству , она в семьдесят с лишним лет работала долгими часами, как никогда ранее. Будучи уже в преклонном возрасте, больная, она работала на износ, не покидая офис сутками. Голда Меир умела быть справедливой, понимающей и даже не по-женски жесткой, когда дело касалось судьбы ее страны.

Критикам, обвиняющим ее в том, что она представляет Израиль слишком агрессивным государством, она отвечала: "Я верю, что у нас будет мир с соседями, но я уверена, что никто не захочет заключить мир со слабым Израилем. Если Израиль не будет силен, мира не будет". В другой речи она сказала: "Если у нас есть выбор между тем, чтобы погибнуть, вызвав всеобщее сочувствие, или выжить с плохим имиджем, то лучше уж мы останемся живы, имея плохой имидж".

В то время Израиль жил в условиях постоянной арабской угрозы. На Олимпиаде в Мюнхене 1972 года арабские террористы из организации "Черный сентябрь" захватили израильскую команду – хотя Голда Меир предлагала прислать свой спецназ, натренированный в подобных ситуациях, Германия решила обойтись своими силами, и в результате все израильские спортсмены погибли.

Тогда Меир отдала приказ Моссаду начать охоту на выживших террористов. По легенде она сказала шефу Моссада Цви Замиру всего два слова: "Посылай мальчиков". И добавила: "Всю ответственность я беру на себя". В результате операции "Гнев Божий", длившейся почти двадцать лет, все организаторы операции были уничтожены

Пятого октября 1973 года, накануне праздника Йом Кипур (Судного дня или точнее Дня искупления) – Голде показалось, что скоро начнется война. На всех границах явно усилилась военная активность арабских соседей. Голда высказала свои подозрения, однако ее советники заверили ее, что по данным разведки Израилю ничто не угрожает. Позже она сетовала: "В то утро я должна была послушаться собственного сердца и объявить мобилизацию. Вот о чем я никогда не смогу забыть и никакие утешения, никакие рассуждения моих коллег тут не помогут".

В тот праздничный день Йом Кипур, в день самого строго поста почти весь Израиль был на молитвах в синагогах., Из-за праздника не работали многие средства связи и информации, большинство политиков разъехались.

В этот день в 14-00 объединенные силы Египта, Сирии, Иордании, Ирака, Судана, Алжира и даже военных соединений из Северной Кореи и Кубы напали на Израиль, Поначалу, благодаря использованию советских ракетных установок, они значительно продвинулись вглубь израильской территории, как на юге, так и на севере.

В результате этого над Израилем нависла реальная угроза разгрома. Голда выступила по телевидению перед согражданам и сказала: "Помните, что мы стоим спиной к морю и переплыть его не сможем".

На третий день начала войны она позвонила госсекретарю США Генри Киссинджеру, в Америке была ночь, и ее поначалу отказались соединять с политиком. "Меня не заботит, который теперь час. Нам нужна помощь сегодня, потому что завтра может быть слишком поздно", – заявила она. Благодаря ее настойчивости был организован воздушный мост из США, по которому в Израиль стали прибывать вооружение, боеприпасы, запчасти и горючее для техники.

Арабов удалось сначала остановить, а затем перейти в контрнаступление и разбить. Через две недели израильские войска уже находились на расстоянии 35 километров от Дамаска и 101 километре от Каира.

Война Судного дня закончилась. Но ее последствия еще долго продолжали ощущаться . В результате войны Израиль потерял более 2500 убитых, полтысячи пленных, включая высших офицеров, около 10 000 раненных – невиданные за всю историю страны потери. Народ требовал отставки правительства, которое не заметило готовящейся войны. Главнокомандующий Моше Даян дважды пытался уйти в отставку, но оба раза Голда Меир отказывала ему, обвиняя во всем случившемся только себя, – если бы в тот день она настояла на своем, гибели двух с половиной тысяч израильских солдат можно было бы избежать…

Хотя комиссия Аграната, расследовавшая обстоятельства войны Судного дня, полностью сняла все возможные обвинения с Голды Меир – наоборот, ее усилия были названы "мудрыми, оперативными, полными здравого смысла и самыми важными", – сама она продолжала считать себя виноватой.

11 апреля 1974 года Голда ушла в отставку. Ее преемником стал Ицхак Рабин. "Пяти лет было достаточно, – заявила она на прощание. – Мне больше не под силу нести это бремя". Еще, в прощальном слове она сказала: "Здесь не будет мира, если Израиль не будет сильным".

Голда успела увидеть заключение первого арабо-израильского соглашения — мира с Египтом в Кэмп-Дэвиде. На церемонии египетский президент Анвар Садат, встречавшийся с Голдой ранее сказал: "Жаль, что мы ведем переговоры не с ней. Это самая удивительная женщина, какую я встречал!".

Последние годы Голды Меир прошли тихо и спокойно. Она, как и раньше, заботилась о детях и внуках. Они вспоминали, что даже во время войны Судного дня, она находила время навестить дочь, живущую в кибуце, собирая родственников на кухне своего скромного дома.

В 1975 году Голда опубликовала свою автобиографию "Моя жизнь", где откровенно и без прикрас поведала историю своей жизни, отданной на благо Израиля.

До последних дней она курила по две пачки в день, выпивала по две дюжины чашек крепкого кофе и по-прежнему интересовалась политикой.

Она скончалась от лимфомы в 80 лет в Тель-Авиве 8 декабря 1978 года и была похоронена на горе Герцля в Иерусалиме. До сих пор ее благодарные сограждане называют ее совестью еврейского народа и матерью Израиля.

За рубежом память Голды Меир увековечена в названиях школ и общественных центров (в частности, в Милуоки, штат Висконсин, где Голда жила в юности). В Нью-Йорке в ее честь названа площадь рядом с Таймс-сквером.

Голда Меир всегда руководствовалась девизом: "Если ты хочешь этого, то это уже не мечта!" Еще Голда Меир говорила: "Я не выбирала карьеру. Я не выбирала профессию. Просто так получилось". На самом деле Меир выбрала - мечту, за которой она следовала всю жизнь!

Два голоса

На 12 мая назначили заседание Народного управления - "временного правительства" будущего государства. Шло оно так же: те же горячие дискуссии, та же растерянность... Но обстоятельства усилили скептиков. В разгар обсуждения вошла Голда Меир. Ей не полагалось здесь быть - министром она еще не была. Но она вернулась с переговоров с королем Трансиордании Абдаллой (прадед нынешнего Абдаллы II). Они встречались не раз, обычно в приграничной деревне. На сей раз король счел, что это опасно, и предложил приехать к нему во дворец в Амман.

- Амман так Амман,- сказала Голда, нарядилась арабкой и поехала. Миссия была важной - передать предложение присоединить к своему королевству часть Палестины, предназначенную планом ООН по разделу арабам, и на этом исчерпать конфликт. Абдалла отказался. Еще раньше, несмотря на уговоры евреев, он вступил в ЛАГ.

- Когда мы говорили до этого, я был королем,- сказал он.- Теперь я один из пяти "королей" арабов. Я не смогу дать вам мир сам.

И сделал встречное предложение: еврейская автономия в Трансиордании. "Вам будет хорошо под моим правлением,- убеждал король.- Зачем вам свое государство? Вы, евреи, всегда спешите".

- Две тысячи лет ожидания вы называете спешкой? - возразила Голда и уехала в Тель-Авив той же ночью. Путь был тяжелым: слепили фары иракской танковой колонны, она шла к палестинской границе. Безысходность усиливалась: вывести из войны Трансиорданию было важно, потому что у нее была самая сильная армия (Арабский легион, подготовленный и вооруженный англичанами). К тому же ее территория открывала путь иракским войскам.

- Миссия провалилась! - сказала Голда министрам. Призвали военных. Командующий Игаль Ядин не утешил: "У арабов явное преимущество. Наши шансы 50:50 - либо всех вырежут, либо кто-то из нас уцелеет". О победе речи не шло.

- Тут я увидел,- рассказывал Бен-Гурион Бар-Зоару,- как мечта всей жизни осыпается, как песок сквозь пальцы.

И этот одержимый еврей взял слово для тронной речи.

- Провозгласим мы государство или нет, уже не имеет значения,- сказал Бен-Гурион.- Арабские армии у границ. Когда британцы через два дня уйдут - они все равно войдут. И будет то, что будет. Наши люди в Европе уже закупили оружие, пароходы в пути. Надо продержаться неделю, 10 дней, пока они прибудут. Тогда победим! Наш выбор: сделать то, что нам предназначено, сражаться и принять судьбу, или не сделать этого. Судьбы не избежать, а шанса больше не будет.

Пришло время голосования. Секретарь "правительства", Зеэв Шер, мучился: как предложить евреям проголосовать "за" или "против" провозглашения еврейского государства? Кто посмеет быть против? Все они были здесь, потому что были сионистами. И он поступил очень по-еврейски. Поставил на голосование другой вопрос: принять ли предложение США? Четверо проголосовало "за", шесть - "против". Провозглашение государства прошло большинством в два голоса.

Неправильная страна

Государство провозгласили за восемь часов до конца британского мандата, 14 мая. Утром 15-го началось вторжение. Арабский легион захватил Иудею и Самарию, Восточный Иерусалим, сирийские и ливанские войска - кибуцы на севере, иракский корпус дошел до Нетании, египетская танковая колонна находилась в 35 км от Тель-Авива, а преградить ей путь было некому. Как рассказывает Бар-Зоар, Пинхас Сапир (будущий министр финансов, который в записной книжке фиксировал все расходы и доходы страны) 23 мая собрал друзей в лучшем ресторане Тель-Авива, чтобы встретить смерть весело и пьяно...

Но в ту же ночь в Хайфском порту стали разгружать суда с оружием присланным по указанию Сталина из Чехословакии. А в Лоде приземлился Boeing 377: он привез четыре разобранных трофейных "Мессершмитта", изготовленных для люфтваффе. Их спешно собрали. На фюзеляжах были кресты: их закрасили и поверху нарисовали шестиконечные звезды.

Это был весь парк израильских ВВС. У одного самолета при пробных стрельбах собственной пушкой был сбит пропеллер. Второй разбился при взлете. Оставшиеся два тут же подняли на боевое задание. За штурвал одного сел бывший летчик королевских ВВС, будущий командующий ВВС Израиля, а много позже - седьмой президент страны Эзер Вейцман, племянник первого президента.

Когда еврейские "Мессершмитты" появились над египетскими танками, которые шли на Тель-Авив, и открыли огонь на бреющем, началась паника. Египтяне настраивались на веселую прогулку для расправы над евреями. К тому, что эти евреи их атакуют с воздуха, они готовы не были. Колонна остановилась и повернула назад. Это был перелом, он привел к первой военной победе, а затем - и к ментальной. Государство, которого могло и не быть, если бы его основатели были очень рациональны, стало реальностью.