Мировая политика вступила в новый этап развития.
Он характеризуется не только военным, но и экономическим противостоянием между основными полюсами силы, беспрецедентным использованием информационных и "гибридных" технологий, возможностью дистанционного воздействия на критическую инфраструктуру как военного, так и гражданского характера, пишет Сергей корсунский для "Зеркала недели".
Речь больше не идет о борьбе идеологий, как во времена конфронтации СССР и США. Взаимодействие государств, межгосударственных образований и систем в условиях глобализации и невиданного доселе развития средств коммуникаций — это совершенно другой вид конкурентного противостояния, чем прежде.
Прагматизм, жесткое отстаивание собственных интересов становится нормой межгосударственных отношений, идет ли речь о беженцах, помидорах, противоракетной обороне или природном газе. Государствам-реципиентам все труднее добиваться безвозмездной помощи или хотя бы политической поддержки государств-спонсоров исключительно по альтруистическим мотивам.
По утверждению одного из известных российских идеологов Сергея Караганова, на современном этапе речь идет о борьбе двух видов капитализма — либерально-демократического (США, ЕС) и авторитарного полудемократического (Россия, Китай), причем каждая из моделей имеет своих приверженцев и противников. И борьба эта идет, прежде всего, за зоны влияния и контроль над рынками.
В качестве примера уместно будет вспомнить (учитывая, ко всему же, ту колоссальную роль, которую играет для российской экономики экспорт нефти и газа) о попытках Кремля создать "газовый ОПЕК", начиная с 2001 г. Тот же Караганов утверждает, что в конце минувшего века в мировой политике "возросла роль энергетического фактора". Да и сейчас, по его мнению, "энергетическая конкуренция является, пожалуй, важнейшей причиной антироссийского давления".
Тогда центральная идея заключалась в том, чтобы страны-экспортеры газа раз и навсегда поделили мир на "вотчины", т.е. закрепили за собой определенные рынки сбыта, на которые партнеры по "газовому ОПЕК" обязуются не покушаться. На современном этапе мегамасштабную программу по "закреплению" рынков осуществляет Китай в рамках концепции "Один пояс — один путь". Принципиально такой же подход путинская Россия предлагает своим противникам из либерально-демократического лагеря на политическом уровне — поделить мир на зоны влияния, где "старшим" будет предоставлено безраздельное право "опекать" "младших" и решать за них, что — хорошо, а что — плохо.
И ведь трудно спорить с тем, что в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе "авторитарные капиталисты" имеют определенные преимущества. Управляемость в автократических режимах является более эффективной, чем в подлинно демократических. Москве все равно, сколько тысяч россиян погибнет в Донбассе или Сирии, в то время как для любого государства, исповедующего либеральные ценности, каждая смерть, даже одного солдата-контрактника, который знал, на что шел, — это серьезная проблема. В Китае сотнями казнят взяточников и казнокрадов, и делают это публично, и Пекину все равно, что думают по этому поводу международные правозащитные организации.
"Капиталистов-автократов" несравнимо меньше, чем либералов, беспокоят социальный аспект, сложные процедуры защиты прав частной и интеллектуальной собственности, обеспечение равенства перед законом, создание благоприятных условий для развития каждого, наличие общественного контроля за властью и других атрибутов здорового конкурентного общества. Непотизм, олигархат, прямая политическая коррупция в сочетании с жестким контролем над СМИ и информационным продуктом создают условия для весьма эффективной манипуляции массами и мобилизации ресурсов в случае необходимости — хоть на войну, хоть на выборы.
Видимость демократии при отсутствии реальных прав и свобод — характерная черта таких сообществ.
Однако проблема заключается в том, что в авторитарных полудемократических системах стабильность чаще всего заканчивается со сменой лидера, за редкими исключениями типа Северной Кореи или Кубы, которые уж точно никак нельзя считать ни "капиталистическими", ни равноправными участниками глобального противостояния систем.
Либеральные же капиталистические общества построены на системной основе. И, как показал случай с избранием Трампа президентом США, вполне способны адаптировать персоналии под систему, а не наоборот. В любом случае в забеге на длинную дистанцию всегда побеждает более системный стайер, а не взрывной, но быстро сгорающий спринтер.
Ставшее на наших глазах реальностью противостояние между основными полюсами силы — США, Россией и Китаем некоторые аналитики уже открыто называют "новой холодной войной", или "холодной войной-2". Однако это определение имеет в современной интерпретации существенные отличия от ситуации 80-х.
Если в случае с Россией речь идет, прежде всего, о военном аспекте, и политический климат в отношениях с США действительно вызывает аналогии с Cold War, то Китай — это, в первую очередь, экономический вызов (и лишь во вторую очередь — военный) гегемонии США, отношения с которым можно охарактеризовать как Cool War — "прохладная война". При этом как для основных, так и для второстепенных игроков становится все более очевидным, что современные войны уже невозможно выиграть только оружием, кроме тех, разумеется, случаев, когда речь идет о тотальном уничтожении всего живого с помощью ядерных боеголовок. Об этом свидетельствует и опыт США во Вьетнаме, Корее, Ираке и Афганистане, и опыт СССР в том же Афганистане, на постсоветском пространстве и на Ближнем Востоке.
Преимущества огромной армии и кажущейся могущественной техники попросту нивелируются партизанской формой сопротивления, которая трансформируется в затяжную войну, и победить в ней силовыми методами невозможно, в лучшем случае проблему удается законсервировать. Специалисты по современным войнам приведут вам десятки примеров подобных вооруженных конфликтов из опыта Азии, Африки, да и Южной Америки. Однако в Кремле убеждены, что масштабный военный конфликт неизбежен.
В стратегических планах Министерства обороны РФ от 2013 г. под названием "Оборона России" прямо говорится о том, что серьезный глобальный или как минимум локальный военный конфликт несомненно произойдет в период до 2023 г. Британский аналитик Эндрю Монаган из Оксфорда пишет об этом так: "В руководстве России говорят не "если", а "когда" будет большая война. Они давно живут в мире войны". Вопрос только в том, какую форму приобретет эта война — горячую или холодную.
"Добро пожаловать в холодную войну-2. Этот новый конфликт будет не таким интенсивным, как холодная война, он может продолжаться не так долго, и, что особенно важно, это не будет определяющим конфликтом нашего времени", — писал вскоре после оккупации Крыма Дмитрий Тренин из московского центра Карнеги. Однако это все равно будет "война".
Новая холодная война (в отличие от старой) опасна не только возможностью возникновения конфликта между основными противоборствующими сторонами, но и тем, что сам факт конфликта может быть использован другими режимами, значительно менее сдержанными или преследующими террористические цели для оправдания собственных действий. Уязвимость систем управления государственными институтами, объектами инфраструктуры и военными объектами перед хакерскими атаками стала настолько очевидной, что теперь кибербезопасность прочно заняла свое место на олимпе приоритетов ведущих стран мира и межгосударственных объединений типа ЕС и НАТО. При этом ставшее фактом "расползание" оружия массового уничтожения повышает опасность его использования третьими сторонами, причастность которых еще надо будет доказать.
С определением взаимоотношений между США и Россией как "холодная война-2" можно согласиться, хотя в современной мировой политике все значительно сложнее, и степень новой "холодности" еще надо определить.
Как минимум два глобальных полюса силы — США и Китай — недавно объявили о своих претензиях на экономическое господство. Именно заботой о сохранении экономического могущества США пронизана новая Стратегия национальной безопасности, представленная президентом Трампом. Это не удивительно, учитывая, что в Китае в декабре прошлого года на самом важном экономическом событии года — конференции по экономическим проблемам — было представлено концептуальное "видение Си Цзиньпиня социализма с "китайским лицом" для Новой Эры", которое недвусмысленно говорит о претензиях на глобальное лидерство Китая в Евразии.
Этот доклад уже называют рождением некой "сикономики". Все попытки России с ее 153-м местом в мире по индексу экономической свободы, 120-м — по продолжительности жизни, 15-м — по размерам ВВП (в 2013 г. она была 9-й) и 180-м — по динамике ВВП конкурировать с Китаем за лидерство в Евразии обречены на провал.
Академик Арбатов в статье "Крушение миропорядка" прямо признает: "Между тем ныне отношения России с Соединенными Штатами и Евросоюзом хуже, чем у них с Китаем и, тем более, между собой…. Над Сибирью и Дальним Востоком нависает гигантский Китай, дружить с которым можно лишь на его условиях". По состоянию на сегодня политический уровень отношений России и Китая достиг равновесной точки, и в то время как Китай практически самостоятельно приступил к осуществлению проекта глобальной экономической экспансии под названием "Один пояс — один путь", Россия прочно завязла в тупике конфронтации с Западом, выход из которого находится в Украине.
Анализ последних публикаций западных и, что более важно, российских аналитиков свидетельствует о растущем понимании, что без решения "украинского вопроса" у России нет выхода из тупика. Либо Россия приступит к технологической модернизации промышленности, либо ее ждет экономический крах — об этом говорят и Греф, и Касьянов.
По некоторым осторожно-позитивным оценкам потенциал шовинизма на внутриполитической арене, похоже, будет исчерпан сразу после выборов, и Путин будет искать пути отхода от конфронтации.
План "почетного отступления" был представлен в блестящем по стилистике заявлении американского Госдепа в связи с обменом пленными, состоявшимся 28 декабря 2017 г.: во-первых, прекращение огня, во-вторых, отвод тяжелых вооружений, в-третьих, безопасный доступ специальной мониторинговой миссии ОБСЕ и гуманитарных организаций в зону конфликта. Наконец, в-четвертых, "вооруженные столкновения на Востоке Украины привели к 10 тыс. жертв и разрушениям важнейшей гражданской инфраструктуры. Россия, начавшая этот конфликт и поддерживающая его через активное руководство боевыми подразделениями на оккупированных территориях, которые ежедневно атакуют украинские позиции, должна прекратить эти действия".
В контексте готовящегося "кремлевского списка" физических лиц, относительно которых могут быть введены новые жесткие санкции, это заявление следует рассматривать как предпоследнее предупреждение. Последним предупреждением будет публикация списка, в котором многие представители ближайшего окружения Путина найдут свои фамилии. Путин обещал им помощь в репатриации в Россию честно награбленных богатств из-за рубежа. Любопытно, смогут ли они забрать с собой дворцы, яхты, школы для детей и больницы, в которых они привыкли лечиться.
По мнению Д.Тренина, в минувшем году Сирия стала "высшей точкой" успеха внешней политики России, которая "вернула себе статус великой державы", а вот Украина стала ее самой низшей точкой, полным провалом. Что касается Сирии, то вывод об оглушительном успехе России является, пожалуй, преждевременным. Примерно в таком же стиле Джордж Буш в 2003 г. заявлял на борту американского авианосца о "завершении миссии", которая продолжается и сегодня. Последние события в Сирии подтверждают, что до устойчивого мира там еще очень далеко.
Утверждение же о том, что "в Москве все отчетливее понимают, что уход Украины из российской сферы влияния и ее переориентация на Запад — свершившийся факт", несет в себе не только констатацию факта, но и скрытую угрозу. Нам жить рядом с Россией в любой форме, которую приобретет это государство, и нужно иметь хорошо проработанную концепцию подобного "сожительства". Безусловно, это не современное национальное государство, а застрявшая во времени угасающая империя, и ее распад, который рано или поздно неминуемо состоится, не будет легким.
Россия создала для Украины серьезные проблемы, осуществила агрессию, невиданную со времен окончания Второй мировой. Но этим она открыла для нашей страны и окно возможностей. Сегодня Украина находится в центре большинства стратегий, рассматривающих будущее мироустройство с учетом феномена "русского мира". У Украины появился реальный шанс занять важное и устойчивое место в формирующемся мировом порядке.
Следует исходить из того, что ни США, ни ЕС не заинтересованы в развале России, поскольку вопрос о том, что делать с ядерным оружием при возможном распаде гигантской и крайне неравномерно населенной территории, остается без ответа. Неясно также, как обойтись без российских энергоресурсов. Они хотят от РФ дружеских отношений — именно поэтому о сотрудничестве все время говорят Дональд Трамп и Зигмар Габриель.
Системный кризис или даже дезинтеграция, а предпосылки для этого в случае продолжения жесткой конфронтации России с Западом отчетливо просматриваются, неизбежно приведет к возникновению новых очагов напряженности в Евразии, которыми, без сомнения, воспользуется Китай. Подобное развитие событий крайне невыгодно США и их союзникам в Азии.
С другой стороны, в РФ растет понимание, что две основные угрозы государственности — экономическое отставание и терроризм — крайне серьезны, и без партнерства с США и поддержки со стороны Запада справиться с ними будет необычайно трудно.
В 2018-м вряд ли стоит ожидать примирения США и РФ. Слишком много стоит на кону сначала на выборах президента РФ, потом — в связи с промежуточными выборами в Конгресс. Однако есть шансы на то, что ситуация в Донбассе начнет улучшаться. Россия вполне может пойти на уступки и использовать эту возможность для снятия части санкций и определенной нормализации отношений с США и ЕС, и тогда Украина окажется перед дилеммой — соглашаться на мир любой ценой или все же настаивать на сохранении и даже усилении санкций. Нам крайне необходим мир на Востоке, однако нельзя допустить ослабления санкционного давления на путинский режим: пока он существует, вопрос о глобальной безопасности будет оставаться мифом.
Украина может и должна использовать свой уникальный опыт борьбы с РФ — по линии армии, спецслужб, экономики с тем, чтобы стать активным участником любых новых форм коллективного противостояния агрессивной России, возникающих на современном этапе. Ожидается, что 11–12 июня на саммите НАТО в Брюсселе речь будет идти о новой архитектуре безопасности, в том числе в рамках сотрудничества НАТО—ЕС в противодействии России, и Украина просто обязана не упустить возможность участвовать в выработке будущей стратегии. Для этого есть все предпосылки, однако имеются и сомнения, что нас пригласят за стол переговоров только потому, что в 2014 г. украинский народ отстоял право на европейское будущее.
Слово "реформы" в нашей стране уже в достаточной мере дискредитировано, но именно сейчас наступает момент для решительных действий. Полноценное выполнение взятых на себя обязательств по Соглашению об ассоциации, формирование новой концепции внешней политики и политики в области безопасности, которая бы наметила ориентиры на ближайшее десятилетие в поствоенный период, понятная и обоснованная стратегия построения современной армии с учетом асимметричности угроз — это набор "минимум", необходимый для содержательного диалога с нашими партнерами.
Мы сами, прежде всего, должны определить, что считать победой в войне с Россией: только ли освобождение Донбасса и возврат Крыма, или еще и суд в Гааге над Путиным, Шойгу и Герасимовым, и выплата репараций? Мы ожидаем трансформации России в либерально-демократическое государство или строим свои прогнозы на необходимости вечного сожительства с врагом? Какая из возникающих систем — "Америка (Германия, Франция, Польша и т.д.) прежде всего" или евразийский мега-проект "пояса и пути" — является для нас более предпочтительной? За счет чего Украина собирается обеспечить как минимум 10-процентный рост ВВП на устойчивой основе, поскольку меньшие показатели превращают мечты об "украинском чуде" и равноправных взаимоотношениях с ЕС в популистские лозунги чистой воды?
Ответы на эти вопросы должны появиться в результате широкой общественной дискуссии, профессиональной и конструктивной. Мы слишком дорого заплатили за шанс самим определять свое будущее, и слишком долго за нас это делали другие.
Владимир Горбулин совершенно справедливо заметил, что "украинский парадокс в том, что наша внешняя политика никак не станет нормальным и естественным продолжением внутренней. В т.ч. потому, что реальная, стратегическая внутренняя политика — как конкуренция масштабных содержательных проектов — практически отсутствует…".
Увы, в наших реалиях любая попытка организовать содержательную дискуссию по наиболее важным вопросам превращается в противостояние "идеалистов" и "реалистов". При этом первые считают главным критерием успешной политики необходимость едва ли не всенародных обсуждений, а вторые предпочитают дискутировать важные вопросы (если вообще тратить на это время) лишь в узком кругу лиц, которые на данном историческом этапе оказались приближенными к власти.
И все же серьезный разговор о наших, украинских стратегиях необходим. У нас появился шанс, который просто нельзя упустить.
Важливо: думка редакції може відрізнятися від авторської. Редакція сайту не відповідає за зміст блогів, але прагне публікувати різні погляди. Детальніше про редакційну політику OBOZREVATEL – запосиланням...