Блог | Песня, которую уже никто не услышит. Как погиб автор всемирно известного "Щедрик"
Сейчас эта песня Николая Леонтовича будет звучать по всему миру. Этот текст о его произведении, никто не услышит.
Песня.
Уже утро? Так он таки заснул. Несмотря на вечернюю тревогу, сон был глубокий и приятный. Много света и музыки. Хор вновь пел "Щедрик", срывал восторженные овации публики. А потом была еще одна песня и зал ошарашенно молчал. В глазах каждого из присутствующих светился восторг. Именно о нем он мечтал, когда начал творить. Она была прекрасна и он четко помнит каждую строку, каждую ноту. Эта пасхальная веснянка до сих пор звучит в его голове. Он может хоть сейчас ее записать. Надо сделать это немедленно, чтобы подарить эту красоту миру. О, он уверен: песня затмит даже "Щедрик"...
– Вставай давай! – перебил восторженные мысли грубый голос.
Кричал человек, выпучив на него серые глаза. Страшнее безумного взгляда было бы дуло ружья, направленное ему в грудь.
Сон мгновенно испарился, вспомнилась причина вчерашней тревоги. Ею был именно этот человек, который вечером постучал в дверь отцовского дома. Хозяин, у которого до сих пор сила воспитания перевешивала привычки, которые гарантировали безопасность, впустил незнакомца в дом. Тот был пьян, домашнее тепло после зимнего вечера настроило гостя на болтливое настроение.
От услышанного тревога охватила уже не только его, а всех – отца, мать, сестру. У него все похолодело внутри, когда услышал от незнакомца то "я в ЧК работаю". Тот тем временем продолжал о своих подвигах в борьбе с "петлюровскими бандами", о задачах с уничтожением их атаманов. "Значит, не за мной, – с облегчением подумал тогда он, – по крайней мере, в этот раз".
Никто из присутствующих не поддерживал разговора, но это не мешало говорливому чекисту не умолкать несколько часов. В конце отец, заметив зевоту незваного гостя, предложил укладываться спать.
– Ляжете с Николаем в комнате, мать постелет.
К счастью, там чекист не продолжил болтать, а почти мгновенно заснул. Николай начал успокаиваться и мог теперь думать о "Русальей Пасхе" – новой опере, над которой работал. А через несколько минут, несмотря на надоедливый храп чекиста и предыдущие переживания, провалился в глубокий сон, который продлился до утра.
– Вставай, кому сказал! – повторил чекист. Николай окончательно открыл глаза, надел на нос очки и смог теперь лучше рассмотреть его. Похоже, он был еще более пьян, чем вечером. Когда и где он успел напиться?
– Что, думал, пронесло? Ан нет, контра. Я тебя уже давно веду. Собирайся, тебя ждет справедливая кара.
– Яка кара, про що Ви?
– Про твою котрреволюционную деятельность
– Це якась помилка, я не займаюся політикою. Я музикант, композитор...
– Я знаю, кто ты, контра – Леонтович. И пришел именно за тобой.
– Я лише музику пишу, я не роблю нічого проти влади.
– "Ничего"? Да твоя музыка против власти! Понял!
Чекист кричал все громче, размахивая ружьем, направленным на Николая, палец оставался на спусковом крючке оружия.
– Я творю пісні, – пробовал успокоить его Николай.
– "Песни"! А должен писать Песня! И нэ на поповскую тематику, а нашу пролетарскую.
– Це не попівська тематика, це оборобки народної...
– И народ ваш тоже весь контра! – кричал дальше чекист – банды кругом, атаманы, всех перестрелять!
– Да знаем мы все про тебя, – продолжил он уже спокойнее, – и работу твою на правительство Петлюры, и про хор твой, который по миру колесит с контрреволюционными песнями.
– Це народні пісні, – попытался перебить Николай.
Но лучше бы он этого не делал – чекист снова сорвался крик продолжая размахивать ружьем.
– Я здесь народ! Понял, контра! И народным будет то, что я скажу! Кара моя народная!
Последние слова чекиста прервал громкий хлопок. Ружье, которое гуляло в руках еще мгновение перед тем, замерло, направленое в грудь Николая. С дула поднимался маленький хвостик дыма. Его было мало для того, чтобы заполнить комнату, но все вокруг вдруг стало исчезать, будто залитое туманом.
Через минуту или вечность он увидел испуганное лицо отца, пробившееся сквозь этот туман. Папины руки почему-то были залиты кровью. Кажется, он пытался поднять его. Или это он сам начал подниматься над землей, так легко, как во сне. Отец кричал что-то сквозь слезы, заливающие лицо. Но Николай не слышал его. В ушах звучала прекрасная веснянка изо сна. Песня, которую уже никто не услышит.
