Убийственное лицемерие: почему дети вступают в "группы смерти"

В интернете большой резонанс вызвала тема групп в соцсетях, которые подталкивают подростков к самоубийству. Однако важно понять, что вынуждает детей вступать в эти сообщества и становиться адептами жуткого культа суицида. Об этом речь пойдет в статье на сайте "Politeka".

"Новая газета" публикует материал Галины Мурсалиевой "Группы смерти". Текст очень тяжелый, о детских самоубийствах. Его новизна в том, что суицид впервые раскрыт как групповой акт, контролируемый администраторами групп в соцсетях. Материал сразу вызвал бурю, придирчивую критику конкурентов - "Медузы" и "Ленты.ру". Суть претензий в том, что администраторы групп не некие Воланды, а всего лишь молодые оболтусы, не предполагавшие, что школьники средних классов воспримут игру всерьез. Из трех основных фигурантов статьи Мурсалиевой хотел настоящих суицидов как будто только один. Но это детали, разбор которых по плечу какому-нибудь Шерлоку Холмсу. Наша задача: анализ проблемы детского суицида с учетом нового фактора - соцсетей

Детский суицид, а равно соцсети, – явление интернациональное. А названная Мурсалиевой сеть "ВКонтакте" среди украинских школьников популярна не меньше, чем среди российских (покрытие – более 90%). Это – первое соображение к актуализации темы. Второе – статистика. Тут, увы, Украина более закрыта, чем Россия: не найти сводных данных, в информпространстве есть лишь фрагменты мозаики.

Так, Департамент науки и образования Запорожской области в мае 2015-го сообщает: число суицидов среди детей и подростков выросло в два раза по сравнению с 2014-м – семь случаев против четырех. На этом все. Причины, факторы, пресловутые соцсети вынесены за скобки. Чуть больше информации дают конкретные эпизоды: 11 мая 2016-го подросток, житель Львова, лег на железнодорожные рельсы, предварительно установив камеру так, чтобы его смерть попала на видео. Смерть – его последнее высказывание, очевидно, предназначенное для соцсетей.

Из этого еще не следует, что погибший подросток состоял в "суицидальных" группах. Информацию об участии украинских детей в таких группах специалисты пока только начинают собирать. Психотерапевт Светлана Ройз выдвигает обнадеживающую гипотезу, что психотипы российских и украинских детей уже не тождественны: наши дети после Революции достоинства больше верят в свои силы, способность изменить жизнь. Хотя в комментариях к материалу звучат тревожные голоса родителей. Моя дочка, пишет одна из мам, говорит, что у сверстников депрессия, сплин в моде.

Читайте: Эксперты рассказали о "группах смерти" в соцсетях, толкающих детей на суицид

Если угодно, это — европейская тенденция. Та же Ройз рассказывает о закрытых группах в соцсетях Швейцарии, цель которых — пропаганда анорексии. Подобного не может быть в идеально счастливом обществе (но где оно?) и на деле нет в КНДР. Тоска, сплин возникают между двух состояний, именно "между" — уже есть амбиции, но еще нет их реализации. Задача как раз заключается в том, чтобы найти в себе силы идти к реализации желаний, своих мечтаний.

Проблема детского суицида включает условно два аспекта: классический (суицид был всегда) и неклассический (суицид в век соцсетей).

Классический век

Комментарии украинских психологов, с которыми мы поговорили, до сих пор принадлежат классике: новые факторы (соцсети) вынесены за скобки, внимание же уделяют обычному "мальчик бросил", "отметки плохие". Все это с позиции превосходства взрослого человека, когда ребенку отказывают в серьезности чувств. Мол, подросток, даже надевая петлю на шею, не понимает, что умрет. Психологи, конечно, профессионалы, но…

Ребенок живет в преддверии выбора. Каждый взрослый считает своим долгом спросить: кем ты хочешь стать? А ребенок еще не знает. Тогда ему подсказывают: как мама? как папа? "Выбор проекта самого себя", с которого закручивается нормальный (без проповедей) анализ взрослого суицида в экзистенциализме (от слова "существование"), не менее, а возможно, более актуален для ребенка. Взрослый уже попал в свою колею, приобрел признаки своей профессиональной касты. Выбор уже сузил его кругозор. А неудовлетворенность (кто из нас доволен?) воспитала цинизм. Ребенок еще вне каст.

Психологию мужающего ребенка, подростка емко раскрывает американский писатель Сэлинджер в повести "Над пропастью во ржи". Умри его герой, подросток Холден, все сказали бы: из-за плохих отметок, ведь мальчишку только что исключили из школы. А Холдена бесит притворство. Все притворяются. Учителя, лебезящие перед директором, смеющиеся над его плоскими шуточками. Отец-адвокат, который то ли спасает невиновных ради них самих, то ли для того, чтобы прослыть успешным адвокатом.

Сэлинджер улавливает то протестное чувство, которое проявят европейские подростки и юноши в 1968-м. Те юноши обнаружили, что в обществе, несмотря на кажущееся море альтернатив, нет той альтернативы, которую было бы не стыдно выбрать. Это протест с надеждой, а если с отчаяния, то суицид.

Взрослые не могут дать ребенку мир, в котором тому хотелось бы жить. Это проблема.

А что делать родителям? Хотя бы не притворяться. Опять-таки Холдена бесит куча бездарных советов. Взрослый за годы притворства научился прятать неудовлетворенность за самоуверенностью: посмотришь на него и скажешь – вот человек, который не ведает сомнений. Его мужественность должна как будто внушить мужественность же ребенку, а ребенок чувствует фальш. Поэтому пусть взрослый признается, расскажет о своих настоящих чувствах, тогда ребенок будет знать, что рядом с ним такой же человек.

"Взрослый должен передать ребенку весь набор навыков, — говорит гештальт-терапевт Георгий Шевченко, к которому Politeka обратилась за комментарием, – как переживать свои чувства – грустить, радоваться". Взрослый, делящийся историями своей жизни (но не в роли мудреца, патриарха), станет ближе ребенку.

Век соцсетей

Являются ли соцсети катализатором суицида? Вспомним львовский случай: подросток устанавливает камеру так, чтобы снять свою смерть. Нечто подобное происходит в России: смерть детей из материала Мурсалиевой тоже снимают (только там непонятно кто – то ли случайные прохожие, то ли сами администраторы "суицидальных" групп, не будем гадать). Важно, что соцсети избраны средством трансляции последнего высказывания. Но это не их вина. Юный Вертер, персонаж Гете, прежде чем застрелиться, вел дневник: как бы для себя, а по сути — для публикации. Из чего не следует, что письменность виновна в гибели Вертера. Каждая эпоха выбирает из предложенных средств передачи информации то, какое наиболее популярно.

Это один аспект. Другой – то, что через соцсети ведется пропаганда детского суицида. Соцсеть – средство, а ответственность лежит на конкретных людях, которые используют его. Однако пистолет – тоже средство, но его не всем выдают. Из чего следует идея контроля над соцсетями. В пределе, как саркастически замечает один из оппонентов, в соцсети будут пускать по паспортам и через портал госуслуг. Так уничтожат анонимность. В общем-то, ничего страшного тут нет: пишут же авторы в журналах под своими фамилиями. Но именно "в общем-то". А если конкретно, с учетом сути государства, то нет ничего хорошего.

Читайте: Раз в день мелким шрифтом: в российских СМИ запретили описывать суициды

Будь то Россия, Украина, Штаты – везде государство хочет контролировать граждан. Вспомним тяжбу ФБР против Apple, когда спецслужба принуждала корпорацию разблокировать телефон террориста. Тот же элементарный случай – все понимают, что террорист враг – и те же сомнения в честности государства. Все упирается в честность. Контролируй граждане государство, будь у граждан уверенность, что контроль в соцсетях не станет политическим – нет вопросов, жизни детей нужно обезопасить. Но государство-то само себе хозяин. Пока в этом пункте ничего не изменится, дискуссия обречена вращаться в кругу: "бездушные вы люди, жизнь ребенка не цените" и "холопы, свободу продаете за безопасность".

Мурсалиева, а вслед за ней замглавреда "Новой газеты" Соколов советуют родителям, пока государство не подсуетилось, самим взять ребенка под колпак, контролировать его контакты в соцсетях. Соколов даже критикует "интеллигентность", не позволяющую читать дневники детей. Только так доверия больше не станет, а между тем важно именно доверие: чтобы не было запретных тем и ребенок мог спросить, стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить, у родителя.

"Болезненный опыт тоже опыт, — говорит в комментарии для Politeka гештальт-терапевт, — не следует ребенка этого опыта лишать". Ребенок имеет право задуматься о смысле жизни, пережить тоску, сомнение. Важно, чтобы родители не высмеивали его и не давали шаблонных ответов. Пусть переживут болезненный опыт вместе с ребенком.

Тенденции

Честность в отношении детей и родителей, граждан и государства – то, что поможет жить. Но честности нет. Родители притворяются не ведающими сомнений, готовыми дать кучу шаблонных советов. Государство притворяется, что заботится о гражданах. А в итоге все втихаря норовят установить контроль: родители над детьми, государство над гражданами. В условиях отсутствия честности, доверия остаются лишь репрессивные меры.

Мария Предеина