Больше всего в Донецкой области: Опендатабот назвал количество церквей УПЦ МП в Украине. Карта
В течение полномасштабной войны их количество уменьшилось только на 685 общин.
37-летний киевлянин Антон Басенко – бывший наркозависимый с 11-летним стажем, которому удалось не только справиться с зависимостью и взять свою жизнь под контроль, но и высоко подняться по карьерной лестнице.
Сейчас Антон – сотрудник организации "Альянс общественного здоровья" и в этом качестве представляет Украину на мероприятиях ООН, посвященных проблеме ВИЧ/СПИД. Он обсуждает с Генеральным секретарем ООН проблемы наркозависимости и связанных с ней болезней, принимает участие в международных конференциях, в Украине его не так уж легко застать. А еще Антон счастливо женат и планирует стать отцом.
Учитывая, что еще 12 лет назад он кололся в подъездах, скрывался от милиции и едва держался на ногах от слабости, его успех тем более ошеломляет.
Антон рассказал "Обозревателю" свою историю – как пример того, что при поддержке окружающих и правильном походе к лечению даже человек, который совершенно махнул на себя рукой, может вернуться к нормальной жизни.
Кто же верит учителям
В начале и середине 90-х, когда я учился в школе, в Украину хлынули разнообразные доселе невиданные наркотики: экстази, амфетамин, кокаин, ЛСД, героин. Все это – на фоне бурно развивающейся культуры ночных клубов, которой я, как большинство моих ровесников, очень интересовался.
Читайте: История преодоления: женщина перенесла 3 операции и 4 ЭКО, чтобы стать мамой
Я из вполне преуспевающей семьи, учился в хорошей школе в центре Киева вместе с детьми очень крутых родителей. В школах тогда еще наркотики не продавали, но любой подросток знал, куда надо поехать и к каким людям обратиться, чтобы купить любые нужные вещества. В своей компании я всегда был лидером, и по этой причине считал делом чести попробовать все раньше других.
Конечно, учителя говорили нам, что наркотики – это плохо. Но как раз из-за того, что вся система так называемой первичной профилактики построена на примитивных месседжах вроде "Наркотики – опасно, наркотики – смерть", у подростков возникает образ сладкого запретного плода. Вот если бы в школу пригласили реального человека с зависимостью и позволили нам с ним пообщаться – моя жизнь, возможно, сложилась бы иначе. А так… Кто же верит учителям?
В 12 лет я начал курить марихуану, в 14 попробовал синтетические стимуляторы: кокаин, амфетамин, экстази. В 15 лет я уже все это регулярно употреблял – минимум несколько раз в неделю, поскольку начал подрабатывать диджеем по выходным и обязательно принимал какие-то наркотики в клубе.
Коварство стимуляторов в том, что они не вызывают физической зависимости, в их отсутствие не возникает "ломка", но есть зависимость психологическая: депрессии, бессонница, неукротимое желание употребить. На этом фоне я решился попробовать героин как лекарство от тех состояний, в которых оказался из-за стимуляторов. Так я попал в героиновую ловушку, которая быстро захлопнулась.
В "системе"
Поначалу я нюхал героин, хотя при таком способе употребления требуется больше вещества для достижения результата, нежели при инъекционном способе. Даже те, у кого уже сформировалась зависимость, продолжают считать, мол, те, кто колются – они наркоманы, а я нет, я могу бросить в любой момент. Но переход на следующий этап с опиумными наркотиками неизбежен. Хотя бы потому, что вещество требуется уже каждый день, а инъекции экономичнее. К 18 годам я плотно был "в системе".
Произошло это, в том числе, потому, что я случайно угодил в самую "гущу", в центр распространения дешевых наркотиков. Может, поступи я в другой университет, как собирался, жизнь обернулась бы совершенно иначе.
Мой факультет находился на перекрестке Васильковской и легендарной улицы Ломоносова. Ровесники знают, что эта улица в середине 90-х стала местом массовой продажи дешевого героина, которым торговали студенты из африканских стран (рядом – студенческий городок университета Шевченко). Мне даже не требовалось выходить на улицу, достаточно было перейти в соседний корпус, чтобы купить героин.
Фото: Брендан Хоффман. Права на фото принадлежат Сети адвокатов глобального фонда
Доступ был очень простым и в финансовом смысле: за 5 долларов можно было купить порцию на четверых, которая сейчас стоит 50 долларов. Мне хватало карманных денег, плюс я подрабатывал диджеем. Поэтому о моей проблеме никто из близких не подозревал.
Конечно, у меня были друзья, подруги, но от некоторых я скрывал, а те, кто знали… советовали образумиться, но мы ведь были уже взрослыми людьми. Да и круг друзей начал меняться со временем: общаться я стал преимущественно с теми, кто тоже употреблял. Примерно в это время я познакомился со своей будущей женой. И мы оба ударились в эксперименты с наркотиками.
Все выходит наружу
Однажды в клубе я не рассчитал дозу, произошла передозировка. Охранники кое-как меня откачали и вынесли на руках из туалета на глазах у посетителей клуба. На этом моя карьера диджея закончилась.
Примерно тогда же правду узнали и родители. Может, они и раньше догадывались, но гнали от себя эти мысли. И потом, пока у зависимого имеется равномерный доступ к веществу, проблема может оставаться незамеченной. Но если случается ломка или передозировка, все выходит наружу.
Я поехал вместе с мамой в санаторий в Закарпатье – подлечиться от болезни, не связанной с употреблением наркотиков (хотя, как я теперь понимаю, усугубленной ими). Был уверен, что взял с собой достаточно, но не рассчитал. Израсходовал весь привезенный героин за неделю, найти его в глухом закарпатском селе негде, началась жестокая ломка, пришлось признаться матери. Она подняла на уши руководство санатория, меня спасли какими-то подручными препаратами и передали в закарпатский наркодиспансер, где провели детоксикацию и отправили домой.
Дальше – слезы, клятвенные заверения, что это была ошибка молодости, обещания немедленно бросить. Но когда зависимость сформирована, включаются другие механизмы. Ты не властен над собой. Тебе кажется, что ты можешь что-то контролировать, но это совершенно не так.
События развивались по стандартной схеме. Я снова начинал колоться, сначала тайно, потом это выходило наружу, я попадал в наркоклинику. Но в тот момент там могли предложить только детоксикацию, и никто не думал о том, что ты будешь делать после выхода из больницы, вернувшись в привычное окружение.
Путь на дно
Я продал все, что мог, из своих вещей и начал воровать у родителей. Дом опустел, золото и аппаратура вынесены, все ценное в ломбарде. Общаться со мной стало невыносимо: мне было либо очень хорошо (состояние эйфории), либо очень плохо. Родные пытались меня образумить, но в итоге я просто перестал появляться дома. Жил в притонах или на квартире у случайных знакомых, которые тоже употребляли.
Денег уже не было, я промышлял карманными кражами, да и героина стало меньше (милиция перекрыла каналы поставок), поэтому я перешел на "ширку", традиционный для Украины дешевый наркотик, отвар маковой соломки. Имея набор определенных химикатов, его можно сделать дома на кухне.
Читайте: "Я не герой, а слабак!": история переселенца с ДЦП, спасшего 70 жизней
Несколько раз милиция задерживала меня с дозой в кармане, мне грозили реальные сроки. Но я выкручивался: то отец помог, то сам откупился, а однажды выручила девушка, умолила следователя отпустить меня.
Фото: Брендан Хоффман. Права на фото принадлежат Сети адвокатов глобального фонда
Периодически я принимал решение: беру себя в руки, бросаю, дальше так продолжаться не может. Однако наркомания – болезнь, такая же, как диабет, например. Невозможно волевым усилием нормализовать уровень сахара в крови. Человек понимает, что болен, но не способен контролировать безудержное желание употребить; теряются связи с семьей, окружение криминализуется, работать не получается. Нет, я даже пробовал! Каким-то чудом, пока родители еще меня поддерживали, мне удалось закончить правдами и неправдами университет – перевелся на заочное отделение, взял академотпуск, но диплом получил. И несколько раз устраивался на работу в период очередного лечения, но как только опять начинал употреблять, меня увольняли – я опаздывал на работу и на встречи, не мог даже просто находиться в офисе в течение дня.
Могли бы не спасти
Однажды мы с товарищем в районе метро "Университет", как всегда, забрали свой героин. Куда зайти уколоться? Удобное место -- больница №18 на бульваре Шевченко, где вход свободный и можно пройти в туалет.
Я не рассчитал дозу и упал без сознания. Товарищ мой сбежал, но все-таки, - спасибо ему огромное – по дороге поймал медсестру, сунул ей какую-то денежку и сказал, что в туалете лежит человек, которому нужна помощь.
Если бы он этого не сделал, меня бы уже не спасли. Я был почти в состоянии клинической смерти. Очнулся в реанимации, надо мной склонились врачи – как в кино. Кое-как смог назвать телефон родителей, они тут же примчались в больницу, хотя уже, как я считал, поставили на мне крест.
Мы приехали домой и всю ночь просидели на кухне. Были слезы, объятия, раскаяние. Казалось, что с этого момента все изменится. Но наутро у меня началась ломка, и тут раздался неожиданный звонок от какого-то не слишком близкого знакомого. У каждого наркозависимого есть такая история, и не одна: именно в тот день, когда решил завязать, кто-то звонит и предлагает дозу. Звонивший спросил, как я себя чувствую, и щедро предложил: "У меня есть, брат, подъезжай, все решим". В одну секунду мои благие намерения и драматическое примирение с семьей были перечеркнуты этим звонком.
Букет диагнозов
Когда узнаешь, что у тебя ВИЧ, - это еще один драматический момент. Я узнал благодаря благотворительной Программе снижения вреда, в рамках которой наркозависимым раздавали одноразовые шприцы и делали экспресс-тесты на вирусы. Сотрудники программы вели себя доброжелательно, без осуждения, и я согласился пройти тест. Он показал позитивный результат.
По экспресс-тесту окончательный диагноз не ставят, нужно еще сделать развернутый анализ в Центре СПИДа или другом лечебном учреждении, но в большинстве случаев первый результат подтверждается. Однако после экспресс-теста человеку обычно говорят: это не окончательно, не переживай. Потому что если так не сказать, многие в петлю лезут, даже не доехав до второго анализа.
Когда диагноз подтвердился, я решил: все равно скоро умру, так хоть повеселюсь напоследок. Из-за отсутствия адекватной информации об антиретровирусном лечении, о том, что даже с ВИЧ можно вести нормальную жизнь, многие наркозависимые после "приговора" ныряют в еще более страшное употребление.
К 24 годам я обзавелся списком стандартных для наркопотребителя диагнозов: кроме ВИЧ – гепатит С, трофические язвы на ногах, тромбофлебит, астма. Я понимал, что умираю. И тут друг рассказал о том, что в Киеве начала действовать программа заместительной терапии.
Программа спасения
Заместительная поддерживающая терапия – это лечение опиоидной зависимости с помощью препарата, схожего по действию с опиоидами (метадона или бупренорфина). Препарат принимают под присмотром врача в медучреждении раз в день, в строго подобранной дозировке, в виде таблетки или сиропа. В этой дозировке метадон или бупренорфин не вызывают эйфории, но снимают ломку и блокируют "кайф" при введении героина или "ширки". Отказавшись от инъекций героина и получая такое лечение, человек чувствует себя нормально, может восстановить социальные связи, найти работу, пройти курс терапии от сопутствующих заболеваний.
.
Фото: Брендан Хоффман. Права на фото принадлежат Сети адвокатов глобального фонда
Целью ЗПТ не обязательно является полный отказ от препарата – некоторые могут находиться в программе всю жизнь, благо метадон стоит недорого ($6 на человека в месяц). Нужно понимать, что клиенты программы - это люди с огромным стажем употребления (в среднем в Украине – 15 лет) и большим количеством неудачных попыток лечения до ЗПТ. Но некоторые клиенты, наладив свою социальную жизнь, постепенно снижают дозу под контролем медиков и в итоге приходят к полной трезвости.
В 2004 году в Киеве начала действовать пилотная программа ЗПТ, рассчитанная всего на 30 пациентов. Друзья буквально на руках дотащили меня до такси и довезли до больницы, где я попал на первую консультацию. Я умолил врачей взять в программу не только меня, но и мою девушку: хотя бы потому, что если бы она продолжила употреблять, то сорвался бы и я.
Для клиентов программа бесплатная, ее финансирует международный Глобальный фонд по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией, а в дальнейшем должно начать финансировать украинское государство.
ЗПТ стала моим спасением. Я оттолкнулся от дна и начал всплывать. Помирился с семьей, стал следить за своим внешним видом, по знакомству устроился в туристическую фирму менеджером по продажам и сделал там, между прочим, хорошую карьеру: дорос до заместителя директора турагентства, а потом меня переманили в другое агентство на пост директора.
Мы с моей любимой женщиной прошли все испытания вместе, поженились и сейчас думаем о том, чтобы родить ребенка. Она уже четыре года назад вышла из программы ЗПТ, а я на минимальной дозировке и готовлюсь к полному выходу.
Международная карьера
Строя карьеру в бизнесе, я параллельно стал заниматься общественной деятельностью. Я уже говорил, что по характеру – лидер, человек активный. Зная, как заместительная терапия меняет жизнь наркозависимых, я готов был кричать об этом на каждом углу, чтобы все люди в беде узнали о ЗПТ и получили к ней доступ. Когда программа ЗПТ в Украине только разворачивалась, отношение к ней в обществе и в медицинской среде было неоднозначным. Да и до сих пор у программы есть оппоненты, которые апеллируют к морали, призывают государство не тратить деньги на наркоманов, когда есть инвалиды и матери-одиночки, и т.д..
Читайте: Эксперт: Жесткая борьба с наркотиками приводит к обратному результату
Я выступал на общественных слушаниях в Минздраве и Верховной Раде, рассказывал свою историю успеха, подтверждал собственным примером: да, это работает, да, меня это спасло! И кстати, благодаря программам снижения вреда (обмену шприцев, ЗПТ, консультированию) инъекционное наркопотребление перестало быть главным фактором инфицирования ВИЧ в Украине.
В какой-то момент мы объединились в благотворительную организацию "Ассоциация участников программы заместительной терапии", я представлял ее в Общественном совете при Государственной cлужбе по контролю за наркотиками. А сейчас я – член правления Международной сети людей, употребляющих наркотики, офис которой находится в Лондоне.
Пятнадцать лет назад я бегал от милиции и кололся в подъездах, а сейчас представляю свою страну в ООН на мероприятиях, посвященных проблемам ВИЧ/СПИД. Недавно вернулся из Штатов и скоро собираюсь в Индонезию. Если честно, я даже сам к такому контрасту еще не совсем привык.
Жми! Подписывайся! Читай только лучшее!
В течение полномасштабной войны их количество уменьшилось только на 685 общин.
Катастрофические события на поле боя опаснее для Путина, чем потеря национальных окраин РФ
Россия не имеет достаточно сил, чтобы осуществить серьезное наступление до 9 мая