Блог | Взрывоопасное прошлое России
В начале 90-х в России была своя декоммунизация. Городам возвращали старые имена, улицы переименовывали. Но затем все закончилось – так же быстро, как и началось. И в этом нет ничего удивительного.
Потому что любая дискуссия о собственной истории в российских условиях упрется в неразрешимые проблемы. Кем был Владимир Ленин? Историческим деятелем, сумевшим собрать воедино распавшееся государство? Или революционером, разрушавшим империю при содействии третьих стран и уничтожавшим ее элиту? Кем был Сталин? "Эффективным менеджером", как говорят о нем российские чиновники, или кровавым тираном? Об этом пишет Павел Казарин для "Крым.Реалии".
Почему империя расширяла свои границы? Было это "добровольным присоединением" или оккупацией со всеми вытекающими последствиями? Хотят ли национальные окраины жить вместе с Москвой или готовы к самостоятельности? Кто является большей опасностью для российского государства? Тот, кто совершал преступления, или тот, кто говорит сегодня о них вслух?
Российская история полна неразрешимых противоречий. Потому что мы имеем дело с недораспавшейся империей. Которая водружает на знамена границы и вертикаль власти. Которая ассимилирует покоренные народы и лишает их идентичности. Которая продолжает врать самой себе о том, что случилось в Крыму и на Донбассе – и отчаянно пытается избежать судьбы, постигшей все остальные империи в ХХ веке.
Российская история полна неразрешимых противоречий. Потому что мы имеем дело с недораспавшейся империей
В результате, современная Россия пытается свою историю погрузить в формалин. Путается не допустить любой дискуссии о собственном прошлом. И если кто-то начинает развенчивать мифы – как, например, директор Госархива Сергей Мироненко, разоблачивший ложь про 28 панфиловцев – то он лишается своего поста.
В этом нет ничего удивительного. К концу двадцатого века территория России оказалась намного меньше, чем в начале столетия. И ее нынешние правители пытаются законсервировать этот процесс. Надеются удержать то, что у них осталось. Единственный выход для них – это погрузить страну в анабиоз. Заморозить любую внутреннюю дискуссию.
Российские руководители любят называть себя носителями консервативных настроений. Но на самом деле речь идет о консервационной логике. Они просто пытаются заморозить естественные процессы. Погрузить их в патоку. Замедлить до нуля. Любая низовая активность воспринимается ими как угроза – потому что может вновь вернуть страну к спорам о самой себе. А потому наряду с политической жизнью в заморозку отправлена и любая дискуссия об истории.
Во многом это напоминает попытку обмануть естественный ход истории. Когда конструкция настолько шаткая, что опасаешься трогать любую деталь, закономерно опасаясь "принципа домино". И потому Ленин продолжает лежать на Красной площади, а рядом в Манеже может идти выставка, посвященная 300-летию дома Романовых. Поэтому в Крыму улицы носят имена Бела Куна, расстреливавшего белогвардейцев, и, одновременно, там восстанавливают памятник Екатерине II. Кто-то скажет, что это всего лишь "примирение с собственным прошлым" – и будет неправ. Потому что истинная причина лежит в другом.
Любая попытка откровенного разговора об истории может спровоцировать вопросы, на которые сегодня в России никто не хочет давать ответы
Современная Россия напоминает карточный домик, в котором опорные стенки созданы в разные эпохи. Поэтому Бутовский полигон соседствует с культом Сталина, а музей жертв репрессий – с памятником сотрудникам НКВД. Но сама конструкция настолько хрупка, что власть боится тронуть какую-либо деталь, опасаясь того, что вся система начнет расползаться по швам.
И оккупированные Россией территории не становятся исключениями. А потому в Крыму продолжают косо смотреть на крымских татар – не желая дискутировать о двухсотлетней судьбе коренного народа. Стыдливо отказываются переименовывать улицы, названные в честь палачей. Пытаются вытравить из поколения, выросшего при Украине, любую память об ином отношении к прошлому. Потому что любая попытка откровенного разговора об истории может спровоцировать вопросы, на которые сегодня в России никто не хочет давать ответы.
Впрочем, рано или поздно эти ответы все равно придется дать. Вопрос лишь в сроках.
