УкраїнськаУКР
EnglishENG
PolskiPOL
русскийРУС

Почему Россия ругает Америку, но хочет ею стать

10,3 т.
Почему Россия ругает Америку, но хочет ею стать

Доктор исторических наук, завкафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета Иван Курилла рассказал РБК о тайных устремлениях Кремля.

Видео дня

Для Путина, как и для многих его предшественников, Соединенные Штаты остаются идеалом, который он хотел бы воспроизвести в России. Но и деалом не в области экономики и институтов, а в плане внешней политики.

На днях Владимир Путин в очередной раз пообещал, что российское руководство будет действовать по образу и подобию Соединенных Штатов. "США взяли и вышли из Договора об ограничении наступательных вооружений — и дело с концом. Они исходили, как они считают, из соображений национальной безопасности. И мы будем делать точно то же самое, когда посчитаем выгодным и нужным для обеспечения наших интересов". По всей видимости, Путин имел в виду все-таки не ОСВ или СНВ, а договор о противоракетной обороне (ПРО), из которого США вышли в конце 2001 года. Но интересно другое.

Стремление сверять свои шаги с американским образцом очень показательно. Это в России вообще давняя традиция, позволяющая говорить о Соединенных Штатах как о "конституирующем друге" России. И Владимир Путин эту традицию очень даже поддерживает. Заходит речь о Южной Осетии, Абхазии или теперь Крыме — "посмотрите, что сделали США и их союзники в Косово". Принимается закон об "иностранных агентах" — его авторы говорят, что "это же копия американского ФАРА". Но путинский вариант ориентации на Америку сильно отличается от подходов его предшественников.

Декабрист Никита Муравьев использовал американскую конституцию как образец для своего конституционного проекта. Отправивший Муравьева на каторгу Николай I приглашал американских инженеров строить железную дорогу и телеграф. Большевики 1920-х мечтали достичь американской эффективности в экономике, а Никита Хрущев в 1960-е надеялся Америку "догнать и перегнать". Наконец, Борис Ельцин в 1990-е приглашал американских советников при планировании институциональных реформ.

В большинстве этих случаев сравнение с США и прямая опора на их опыт были способом улучшить государственное устройство или экономику России. Американский образец был тесно связан с модернизационной повесткой дня. И даже в годы холодной войны советские лидеры не говорили о том, что СССР должен ориентироваться на американские образцы в своей внешней политике. Оно и понятно: Советский Союз на мировой арене поддерживал революционные и национально-освободительные движения, Соединенные Штаты же стремились сдержать экспансию советского влияния и выступали консервативной силой в международных отношениях. Сравнение Афганистана с Вьетнамом на последней стадии существования СССР звучало только из уст критиков советского режима; невозможно себе представить его в речах Брежнева или Андропова.

Да и в период президентства Дмитрия Медведева, казалось, верх взяло традиционное отношение российских руководителей к Америке: надежда на технологический рывок при помощи Соединенных Штатов. Медведев посетил Кремниевую долину в Калифорнии, пытался привлечь американских ученых к созданию в России своей "долины" и современных наукоемких производств.

Все это оказалось забыто с возвращением в Кремль Владимира Путина. Из повестки дня вымыло модернизацию, речь теперь идет о геополитике, и именно в этом смысле путинская Россия хотела бы сравняться с Соединенными Штатами. Поразительно, что, неустанно критикуя внешнюю политику США (особенно начиная с "мюнхенской речи" 2007 года), Путин постоянно вспоминает действия американцев для обоснования собственных внешнеполитических шагов. И напротив, несмотря на все разговоры о повороте к Востоку и сближении с Китаем, в деятельности Кремля не заметно никакого стремления воспроизвести во внешней политике китайские подходы.

После холодной войны Россия и США, можно сказать, поменялись местами. В постсоветские десятилетия именно Россия позиционировала себя на международной арене как консервативная сила, защитница легитимных (в современном понимании) режимов, суверенитета, старых международных организаций и процедур. А Соединенные Штаты теперь поддерживали революционеров (например, в ходе "цветных" революций и "арабской весны") и показательно игнорировали процедуры, противоречившие их непосредственным интересам. Так, при принятии решения о бомбардировках Югославии в 1999 году администрация Билла Клинтона проигнорировала мнение ООН, а в 2003 году при вторжении в Ирак администрация Джорджа Буша-младшего не оглянулась даже на возражения соратников по НАТО.

И хотя события 2014 года часто интерпретируют как попытку России изменить международные правила игры, постоянные отсылки в речах Путина к образцам внешней политики США говорят о другом: правила могут остаться прежними, просто Россия должна получить право на их нарушение. В этом можно увидеть и перенос во внешнюю политику знаменитого "друзьям — все, врагам — закон". Похоже, что российскому руководству Соединенные Штаты представляются лидером сообщества, организованного именно по этому принципу, и Россия хотела бы, оставаясь в этом сообществе, попасть в число тех, для кого международный закон не писан. Если эта попытка реконструкции верна, значит, внешнеполитические приоритеты Кремля меняются вовсе не так кардинально, как могло показаться нынешней весной.

Хорошая новость для российских западников: для Путина, как и для многих его предшественников, Америка остается идеалом, который он бы хотел воспроизвести в России. Плохая новость в том, что российский президент видит этот идеал не в современной высокотехнологичной экономике или развитых институтах, а в возможности применять грубую силу и выступать в роли мирового жандарма.