Сахарук: энергетическая помощь Запада сегодня на таком же уровне, как помощь оружием в начале войны

Исполнительный директор ДТЭК Дмитрий Сахарук – персона узнаваемая и цитируемая наравне с военными руководителями. Оно и неудивительно, поскольку "энергетически-трансформаторный фронт" – не менее горячий, чем физический фронт на юго-востоке. В рамках проекта "Орестократия" руководитель крупнейшей частной энергетической компании рассказал, за счет чего удается ремонтировать разбитую ракетами инфраструктуру, каков ее запас прочности и в каких условиях работают энергетики.

– Будет ли в Украине блекаут? В Киеве? Политики вроде бы готовятся, специалисты говорят, что полного отключения не будет. Ваше мнение на этот счет?

– Начнем с того, что такое блекаут. Я думаю, что все закладывают в это слово отключение света на продолжительное время. Теоретически такая ситуация возможна – если будут продолжаться обстрелы и системно разрушаться и генерация, и подстанции. Нужно говорить сейчас не о том, будет ли исчезать свет, а он, скорее всего, будет исчезать, вопрос в том, насколько это будет длительным. Важно, чтобы это было непродолжительно и чтобы люди не испытали тотального дефицита энергии, который побуждал бы их куда-то ехать.

Здесь у нас три важных компонента. Первое – эффективность противовоздушной обороны, второе – гражданская защита, третье – восстановление поврежденной инфраструктуры.

Эффективность воздушной защиты растет, и мы видим это в динамике. Многие говорят, если процент сбитых ракет дойдет до 90+, то россиянам просто будет неинтересно это делать, потому что они будут тратить очень много ракет, чтобы получить незначительный результат. Нужно работать, ведь здесь нет предела для улучшения, и пока этот процент не будет 90+, мы как страна останавливаться не можем. И это не только противоракетная оборона, но и противодронная оборона.

Гражданская защита – это защита оборудования, которую мы начали делать еще весной, – защита оборудования блоками, контейнерами. Конечно, это не защитит от прямого попадания ракеты, но это защищает от другого вреда – от ударной волны или от осколков или защищает соседнее оборудование, и это важно делать.

Что касается восстановления – сейчас такая работа ведется после каждой атаки. Нельзя пренебрегать возможностью восстановить, даже если в следующей атаке это будет разрушено или повреждено. Каждый раз, когда мы восстанавливаем, мы становимся сильнее.

Эти три компонента сейчас работают: где лучше, где хуже, но они есть, и это приводит к тому, что после каждой атаки мы уменьшаем вероятность долговременных отключений.

Я бы сказал так: сейчас риск тотального отключения электроэнергии на длительное время есть, но полностью выключить страну нельзя, ситуация сложная, но контролируемая. Вероятность долговременных отключений электроэнергии очень низка.

– Каков у нас сейчас процент сбивания российских ракет?

– Если смотреть на статистику, которую дает Министерство обороны, то это 81-82%.

– Мы ждем еще ракетные комплексы. Сможем ли тогда считать, что наша критическая инфраструктура и объекты будут, условно, защищены?

– Я не думаю, что речь должна идти о нескольких ракетных комплексах, потому что у нас очень много критической инфраструктуры. Плотность противовоздушной обороны должна быть не только в Киеве, Одессе или Львове, она должна быть по всей территории Украины, где находятся эти объекты критической инфраструктуры. Россияне отключают генерацию от сети Хмельницкого, Тернополя, Житомира, Черкасской области. Они же, по сути, разрушают элементы выдачи электроэнергии из тепловой генерации, атомной генерации, и поэтому эта плотность противовоздушной обороны должна быть не только там, где есть генерация, где находится подстанция, – комплексы должны быть разбросаны по всей территории Украины.

Есть еще дроны, а с ними противоракетными комплексами бороться дорого. Здесь вопрос в наличии мобильных постов, которые стоят на этих объектах и защищают их от "мопедов", а это совсем другой комплекс задач. Работы в этом направлении еще очень много.

– Вы могли бы рассказать, что происходит у вас за кулисами? Как проходит восстановление?

– Все зависит от того, о каком повреждении мы говорим. Есть полное уничтожение, а есть частичное повреждение. К сожалению, у нас есть объекты – не только в нашей компании, но и в "Укрэнерго" – полностью разрушенные. Там невозможно ремонтировать, нужно строить и восстанавливать. Это и подстанции, и объекты генерации, которые почти уничтожены.

Сейчас они (россияне. – Ред.) целятся в открытые распределительные устройства, где станция подключается к сетям. Здесь мы работаем. У нас 6 станций, которые были обстреляны. И не раз, а в несколько волн. Люди, когда идет воздушная тревога, находятся в укрытиях, кроме очень небольшого числа специалистов, которые работают на центральном пульте управления, потому что станцию нельзя оставить.

Ракеты прилетают в оборудование или возле оборудования или над оборудованием. Ракет прилетает не одна и не две. Обычно это 3-4, в некоторых случаях сначала дроны, через час ракеты. Часть из них сбивается, часть попадает. Люди, когда закончится воздушная тревога, выходят на осмотр и оценивают, что происходит. После этого происходит дефектация этого оборудования, на это нужно час-три. В отдельных случаях нужно день или два, чтобы понять, что произошло.

Далее следует поиск оборудования, необходимого, чтобы заменить поврежденное. Если можно отремонтировать без замены, сразу организуют работы и ищут людей, которые могут это сделать, а также необходимые вспомогательные инструменты. И начинается работа в три смены над этим объектом. Когда снова воздушная тревога, люди идут в убежище и ждут, когда она закончится, а потом выходят и продолжают работу. И так продолжают работать, пока не отремонтируют хотя бы частично объект. Запустили частично – трудятся над тем, что осталось в работе.

Так может продолжаться 2-3 недели, 4-5 – в зависимости от степени разрушения. Если есть полностью разрушенное оборудование, которое невозможно восстановить, которого нет, в этом случае просто нужно заказывать новое, ждать, пока оно приедет, или искать аналоги на других станциях. И если оно есть, то переставлять. Вот так и происходит работа.

– Если предположить, что новых разрушений инфраструктуры не будет, сколько нужно времени, чтобы полностью восстановить все эти пораженные объекты?

– Я думаю, точно это будет известно только после победы, то есть после прекращения огня. Думаю, что на это нужно от года до двух, а может, даже больше, в зависимости от объектов, которые нужно полностью восстановить. Дальше нужно понять, что мы хотим делать: наверняка мы не будем все оборудование восстанавливать, потому что не все оно было новым, не все оно было модернизировано, и наверняка нам нужно будет строить новое.

Это наша возможность модернизировать энергосистему быстрее, чем мы планировали в прошлом году. Нужно использовать новое оборудование, новые подходы, инновационные идеи, и даже если есть большие подстанции, возможно, вместо открытого распределительного устройства на территории 50 га (где расположено много выключателей, порталов, разъединителей, переключателей) можно построить контактные распределительные устройства на базе новых технологий. Это займет гораздо меньше территории, это дом 100 на 100 м, заменяющий всю эту большую подстанцию. Это дороже с точки зрения строительства, но это более надежно и дольше служит, это автоматическое включение, выключение, это совсем другой уровень автоматизации и совсем другой уровень надежности. Я думаю, что многое мы должны строить нового, заменяя старые технологии. Эти новые решения будут требовать новых проектов, другого времени. Поэтому вот так нужно выходить.

А во время войны мы накладываем бандаж, делаем все по схемам, которые нам дают возможность как можно скорее возобновить энергоснабжение. Это не значит, что это самая надежная схема, это не значит, что она будет работать без аварийных отключений. Это не значит, что не будет перегрузок. Это значит, что, скорее всего, не будет резервирования. Но это позволяет запитать потребителей, восстановить свет у бизнеса или у населения. Сейчас нет времени для больших системных решений, они будут после победы.

– Один из ваших коллег, руководитель компании YASNO господин Коваленко сказал, что, по его прогнозам, отключения будут продолжаться до весны. Скажите, на чем основаны такие прогнозы?

– Сейчас у нас два типа ограничений: сетевые – это разрушение подстанций, и балансовые ограничения, или иными словами, ограничения генерирующих мощностей. Сегодня у нас в некоторых районах действуют ограничения сети. Если мы восстановимся и снимем сетевые ограничения, то у нас будут балансовые ограничения. Дефицит генерации будет к концу зимы. Потому что сейчас в стране больше потребляют отопления. Поэтому да, плановые отключения будут продолжаться до тех пор, пока не будет снижения потребления. Из системы, к сожалению, вышло очень много генерирующих мощностей: 6 гигаватт ЗАЭС, 1,2 гигаватта – Запорожская ТЭС, 1,2 – Луганская ТЭС. У нас упало потребление на 30%, но падение генерации еще больше. Именно такая ситуация приводит к балансовым ограничениям.

– Сейчас в российских пабликах много информации о том, что россияне собираются покинуть Энергодар. Если ВСУ освободят эти регионы и Запорожская атомная станция снова будет в украинской системе, можно ли подключить ее сразу к сети и поможет ли это решить проблему дефицита?

– Она поможет, как и любая генерация, которая будет возвращаться в систему. Это не только Энергодар. Есть, например, Углегорская ТЭС, это может быть солнце и ветер. Но самый большой объем, конечно, дает Запорожская атомная станция. Не все блоки, конечно, могут работать, потому что некоторые в ремонте, но до 3 блоков доступно. Я думаю, что сразу ее не подсоединят. В качестве примера – Херсон, где россияне все взорвали. Я не думаю, что у нас будет возможность быстро подключить атомную станцию к сети. Отступая, они точно будут все разрушать, и эти разрушения будут значительны. Как показывает практика, понадобятся месяцы, а может и до года, чтобы подсоединить станцию. Это только распределительные устройства, а есть еще линии передачи – многие разрушены, а над водохранилищем ремонтировать линии очень сложно. Это будет вызов для энергетиков.

– Вы можете сейчас оценить, на какую сумму украинской энергетике нанесен ущерб российскими ударами?

– Я думаю, сейчас никто такую цифру не скажет. По нашим подсчетам, это сотни миллионов долларов.

– Как компания ДТЭК возмещает эти повреждения, за счет каких средств вы это делаете?

– Сейчас мы делаем за собственные средства. Мы либо используем то оборудование, которое купили раньше, когда готовились к обстрелам, либо используем оборудование, которое раньше не использовалось по назначению. Пытаемся скомбинировать, придумать что-то: выключатели, разъединители, на рынке берем то, что доступно. Сейчас мы это делаем за свой счет. К сожалению, резервы у нас почти исчерпаны, а средств, чтобы купить или заказать блочные трансформаторы, которые стоят десятки миллионов долларов, у нас нет, поэтому пока это временные схемы, бандаж, чтобы работать дальше. На восстановление нормальной схемы сейчас нет средств.

– Была информация, что наши западные партнеры оказывают нам техническую помощь в области энергетики. О чем идет речь и кому эта помощь поступает?

– Есть два типа оборудования, которое требуется: низковольтное оборудование, используемое для ремонта распределительных сетей, и высоковольтное оборудование, необходимое для ремонта тепло-, гидроэлектростанции. Эта работа началась еще 4 или 5 месяцев назад, много оборудования пришло в Украину для ремонта распределительных сетей и продолжает поступать. Получатели этого оборудования – как государственные, так и частные компании. А если говорить о "здесь и сейчас", то в большинстве случаев это закрывается силами самих компаний, потому что это типичное оборудование, оно относительно недорогое по сравнению с высоковольтным оборудованием, его легче купить.

Передают также генераторы, на 250, 100, 50, 25 киловатт, но, конечно, этим низковольтным оборудованием или маломощными генераторами не заменишь блочный трансформатор на 220 киловольт или 330 киловольт, не заменишь трансформатор подстанции, это совсем другой класс оборудования. И у нас разные с европейцами стандарты классов напряжения: у них 400-200 киловольт понижение идет, а у нас 750-330-110-150, в зависимости, какая степень понижения. Если говорить о частоте, у американцев 60 герц а у нас 50 герц, обычно такое оборудование заказывается на потребности конкретного объекта, в соответствии со специальной технической документацией, которая является уникальной.

Производители не держат запас компонентов, они под заказ изготавливают и доставляют, под конкретного клиента. Это искусственный товар, и срок изготовления – 6-12 месяцев для маленького оборудования и 12-18 и даже больше для крупных трансформаторов.

Есть также определенные первые поставки оборудования, которое было снято с использования в некоторых странах. Есть уже первое оборудование, которое отдельные производители пустили в производство под нас, под нужды Украины, но объемов пока недостаточно. Это как с оружием в начале войны: тогда в очень небольшом количестве оно поступало, и мы сейчас находимся в этой стадии системной работы, когда производится 10-15 трансформаторов, пока (их) нет. Не стоит забывать, что у нас в Украине есть изготовители, которые производили до войны и сейчас производят такое оборудование, и их нужно переводить на военные рельсы, обеспечивать непрерывный процесс работы, обеспечивать управление этим процессом и выполнять мобилизационную задачу. Это тоже опция, чтобы обеспечить себя необходимым высоковольтным оборудованием.

– Мощности "Запорожтрансформатора", если бы он работал на полную, хватило бы для удовлетворения какого процента потребностей?

– Я не знаю сейчас возможности завода, но то, что там производят оборудование, которое нам нужно, это стопроцентно. Я думаю, если есть необходимость, можно значительно увеличить объем производства, если будут деньги, которые будут финансировать это производство. Как показывает практика, можно значительно нарастить объем в достаточно короткий промежуток времени, база для этого есть.

– Ваша компания не думала о подаче иска к РФ в международный суд?

– Над этим думает каждая компания, имущество которой повредили в Украине. Но сейчас для того, чтобы подать такой иск, нужны изменения в законодательстве, в том числе в украинском законодательстве. Есть законопроекты, но пока они не приняты. Основная задача этих изменений – упразднить суверенный иммунитет России, так как в международном частном праве обычно действует концепция невозможности подачи иска к государству из-за наличия у него так называемого государственного иммунитета. Это можно сделать только в том случае, если страна добровольно присоединилась к какому-либо международному договору и добровольно взяла на себя обязанность возместить ущерб. Россия из этих соглашений вышла, даже из соглашения по защите прав человека, по которому можно было подавать иск к России.

Сейчас стоит вопрос подачи иска в суд с признанием этого решения за рубежом. Но пока и в Украине нельзя подать иск к государству. За границей, в странах, где арестовали наибольшее количество российских денег, тоже действует концепция государственного иммунитета. Пока не будут внесены изменения в законодательство, украинское и международное, нельзя будет подать иск к государству Россия.

А здесь есть дилемма: если какая-то страна принимает решение о том, что она позволяет подать иск к России, отменяя ее государственный иммунитет, это значит, что завтра к ней могут предъявить такой же иск. Здесь нужно найти филигранную формулировку, которая позволила бы отделить Россию от всех остальных случаев, учитывая войну, которую она начала.