Блог | Как согласие Зеленского на выборы во время войны повлияет на американский "мирный план"

Президент Дональд Трамп уже несколько месяцев повторяет одну и ту же историю об Украине: существует "великий" американский мирный план, Россия "вполне согласна", а "украинский и российский народы в восторге". Единственная помеха — Владимир Зеленский, который якобы даже не желает этот план прочитать. Подтекст прозрачен: если бы Вашингтон смог обойти одного упрямого президента воюющей страны в Киеве, война уже давно была бы закончена. Речь идёт не о рациональной дипломатии, а о том, что можно назвать "умиротворением как бизнес-моделью".

Решение Зеленского открыть путь к выборам бьет непосредственно по этой конструкции, не превращая его при этом в героя. Он крайне непопулярен; никто не знает, выиграет ли он вообще; и нет никаких гарантий, что выборы во время полномасштабной войны будут безупречными. Тем не менее призыв к общенациональному голосованию в условиях постоянных ударов — шаг серьёзный. Это означает менять законы, рисковать поражением и открывать своё правительство для критики, пока российские ракеты продолжают убивать людей. Для человека, которого про-российские телеграм-каналы и команда Трампа постоянно описывают как диктатора, цепляющегося за власть, согласие на выборы во время войны — шаг, с которым они уже не справляются. Этот жест ложится ровно между двумя конкурирующими "мирными" проектами.

С одной стороны — американско-российская линия: Украина отдаёт дополнительные территории на востоке, соглашается на ограничения своей армии, откладывает вопрос о вступлении в НАТО; взамен Москва даёт расплывчатые обещания больше не нападать, а Вашингтон получает возможность объявить, что именно он "завершил войну". Украинскую землю рассматривают как проблемный актив, будущее НАТО превращают в предмет торга. Формула повторяется каждый раз: подвинуть границы на карте, подписать бумаги и назвать это "болезненным, но необходимым компромиссом".

С другой стороны — украинско-европейская линия: есть один агрессор и одна жертва. Если агрессор в итоге официально становится больше, а жертва — меньше, проблема не решена; это лишь демонстрирует, что агрессия — приемлемая и выгодная дипломатическая модель. Для Центральной и Восточной Европы это не теория. Весь ХХ век они наблюдали один и тот же цикл: Россия нападает, откусывает территорию, замораживает ситуацию, ждёт, пока мир смирится, а затем повторяет всё снова. Для них закрепление российских завоеваний — это аванс за следующую войну.

Есть и вопрос масштаба, который в Вашингтоне предпочитают не замечать. У России по-прежнему есть ядерное оружие и крупная армия; экономически это страна среднего размера, живущая за счёт нефти и газа. Её влияние долгое время почти целиком опиралось на один ресурс: экспорт энергоресурсов в Европу. Для сравнения: одни только Гуандун и Цзянсу в Китае по объёму экономики приблизились к двум триллионам долларов каждая; если бы они были отдельными государствами, входили бы в число крупнейших экономик мира. При этом Трамп фактически предлагает остановить расширение НАТО и переписать европейскую архитектуру безопасности ради страны, чья экономическая тяжесть сопоставима с одной китайской прибрежной провинцией, а затем ещё и вознаградить эту страну дополнительными территориями.

Эта логика не заканчивается Европой — она напрямую переносится на Тайвань.

Положение Тайваня как минимум по двум параметрам более уязвимо, чем положение Украины. У него нет аналога Европейского союза на сухопутной границе; это остров, зависящий от морских путей и воздушных коридоров. Его противник — не деградирующая сырьевая держава, а вторая экономика мира и главный системный соперник США. Сегодня из Вашингтона и Токио звучат уверенные заявления: Тайвань не будет оставлен один. Очень похожими формулами годами описывали и Украину. Но когда началась реальная проверка, помощь пришла поздно, была фрагментарной и жёстко ограниченной.

Пекин наблюдает за войной в Украине как за живым учебным пособием. Урок здесь не только военный, но и политический.

Если Россия может вторгнуться к соседу, совершать военные преступления, пережить санкции и в итоге получить одобренную Западом карту, закрепляющую захват территорий, то маршрут для Китая становится очевиден: начать войну, вкопать войска, пережить несколько жестоких лет, дождаться усталости в Вашингтоне и других столицах — и затем согласиться на "исторический компромисс", в рамках которого жертве объяснят, что нужно смотреть на вещи "реалистично" и смириться с урезанными границами, потому что у неё якобы "нет карт на руках" для продолжения борьбы.

Санкции против Китая тоже будут выглядеть совсем иначе, чем санкции против России. Вывод России на обочину глобальной экономики оказался болезненным, но управляемым, потому что эта страна стоит в стороне от большинства сложных производственных цепочек. Китай, напротив, находится в их центре — от базового производства до сложной электроники. Попытка наложить на Пекин ограничения того же масштаба нанесла бы куда более серьёзный удар по западным экономикам. В ряде отраслей в ближайшей перспективе это попросту невозможно. Глобальные рынки и публичные компании сильно завязаны на китайскую экономику — и в Пекине прекрасно это понимают. Если война в Украине закончится признанной потерей территорий для жертвы, там сделают вывод, что мир просто не способен выдержать долгую конфронтацию с Китаем и в конечном счёте вернётся к привычному "бизнесу как обычно".

Именно поэтому важен не набор фамилий, а повторяющаяся схема. Электоральная инициатива Зеленского не снимает его личных проблем, но разрушает удобный образ диктатора, сидящего в бункере и отказывающегося от любых демократических процедур. Она делает труднее продвижение сделки, которая преподносится как "ампутация" Украины ради исправления каких-то "нелегитимных режимов". Правительство, которое только что прошло через выборы под обстрелами, намного сложнее политически вынудить отдать территории за закрытыми дверями.

Вопрос здесь не в том, кого предпочитать — Зеленского или Трампа. Настоящий вопрос в другом: какой прецедент готовы создать Соединённые Штаты. Соглашение, которое закрепляет российские захваты, ставит паузу на будущем НАТО и посылает Москве и Пекину сигнал, что терпеливая агрессия в итоге будет вознаграждена, — это не нейтральное урегулирование конфликта, а образец для подражания. Превращение умиротворения в бизнес-модель может на какое-то время облегчить новостную повестку, но параллельно объяснит каждому амбициозному режиму, сколько именно лет нужно переждать, прежде чем мир пожмёт плечами и привыкнет к новой реальности.