Российский предприниматель Бондо Доровских, занимавшийся нефтяным бизнесом, а затем работавший в московской строительной компании, решил отправиться добровольцем на восток Украины. Он был убежден, что едет воевать с фашизмом.
Доровских приняли в бригаду "Призрак" Алексея Мозгового, орудовавшую в Луганской области, затем он воевал на территории ДНР. Но, оказавшись на Донбассе, Бондо Доровских обнаружил, что там происходит совсем не то, о чем он мечтал, и "никакой "русской идеи" там нет". Осознав, что пропаганда его обманула, Доровских вернулся в Россию. "Все так перевернулось в голове, что хочется вступить в ряды нацбатальонов Украины, чтобы отстаивать их независимость", – пишет бывший ополченец.
О том, что он увидел на востоке Украины, Бондо Доровских рассказал Радио Свобода:
– Многие едут воевать за деньги. Вы – бизнесмен, обеспеченный человек. Что вас побудило поехать на войну?
– Я действительно думал, что Россия в опасности, там воюют наемники, стремятся захватить нашу страну, думал, что Донбасс – это форпост России, где мы должны стоять и защищать свои интересы.
– То есть исключительно идеологические соображения без материального довеска?
– О материальном речи не могло быть, потому что я покупал всю амуницию самостоятельно, бронежилет. Мне обошлось примерно в сто тысяч, чтобы туда отправиться и собраться самому. Поэтому о деньгах речи не шло. Да там денег особенных и не платят, там сейчас 360 долларов, и то не все их получают. Туда люди едут кто за приключениями, кто за боевым опытом... У каждого свои причины. Конечно, какая-то неустроенность по большей части у этих людей. Как в ИГИЛ, почему туда едут люди? Думают, что они будут там нужны, будут востребованы.
Здесь то же самое. Когда попадаешь туда, буквально с первых минут понимаешь, что это не воинское подразделение – это банда самая настоящая.
– Помните, что было последней каплей, когда вы окончательно решили ехать? Какая-то передача по телевизору или что-то в интернете прочитали?
– У меня в голове постоянно был канал "Россия-24", где показывали новейшую историю Украины. А потом я себе даже говорил: я туда не поеду, мне это не нужно. Каждое утро себе это говорил. Но стоило включить телевизор, где с утра до вечера только об этом и говорили… Конечно, средства массовой информации повлияли.
– А прежде вы бывали в Украине, знаете эту страну?
– Нет, никогда не был – это был мой первый визит.
– Куда вы обратились для того, чтобы стать добровольцем?
– Есть несколько возможностей в интернете. Есть интербригада от партии Лимонова "Другая Россия", отправляется анкета небольшая на адрес электронной почты, они сообщают, что нужно приехать, допустим, в Шахты, а из Шахт уже переправляют в район ополчения. Я писал всем, написал в интербригаду, в Москве был открыт военкомат "ДНР", я написал туда, мне дали контакты, одобрили якобы мою анкету. Там одобряют анкету всем. Затем дают номер телефона. Когда приезжаешь в Ростов-на-Дону, по этому номеру звонишь, тебе говорят, куда нужно подъехать, где находится перевалочный пункт.
– То есть никакой проверки нет, они не интересуются вашим военным опытом, не проверяют, не провокатор ли вы?
– Вообще никаких проверок нет. Более того, были случаи, когда кто-то с ксерокопией границу переходил, у кого-то вообще документов не было. Когда мы приехали в ополчение, там просто спросили фамилию, имя, отчество и все. Ты фотографируешься, тебе на фамилию, которую ты назвал, выдают удостоверение личности.
– И оружие выдают?
– Быстрее всего, оружие выдают тебе сразу. Вообще я был снайпером, у меня был автомат, у меня была винтовка. Был и гранатомет, и пулемет, в принципе стрелковое оружие было все. Когда мы прибыли на позицию в Никишино, на передовую, там стояли местные ополченцы, у них был один рожок на каждого и автомат, они толком не одеты, а у нас было всё, мы были экипированы полностью – и гранаты, и пулеметы, и РПГ, и заряды к ним, всё абсолютно. У нас даже были две свои машины, на которых мы могли передвигаться.
– Это все вам выдали в Ростовской области в тренировочном лагере?
– Нет, в Ростовской области ничего не выдают, это все выдали на территории Донбасса. В Ростовской области ополченцев, которые раньше были танкистами в армии, отправляли на полигон, там на этом полигоне их обучали, формировались экипажи. Там им выдавали оружие. Я это видел сам. На тралах эти танки довозили до границы России и Украины, там уже пересекали своим ходом и отправлялись непосредственно в зону боевых действий. А мне оружие выдавали на Донбассе.
– Как вы переходили границу?
– Нас через поле перевезли. Первый раз мы приехали на КПП официально, но у меня было ограничение на выезд за границу, меня там не пропустили. Потом пограничник мне сказал: проблем никаких нет, вас ребята проведут. Нас действительно провезли, сформировали группу побольше, человек 15, и днем поехали по полю просто, там границы как таковой нет.
– У вас было долговое ограничение на выезд?
– Есть небольшой долг у судебных приставов, поэтому у меня был закрыт выезд за границу, я об этом не знал.
– Подразделение было сформировано еще в России или уже на территории Донбасса?
– В подразделение вливаешься уже на территории Донбасса. В Ростовской области несколько перевалочных пунктов, там собираются и ожидают отправки. Кто-то хочет в "ДНР", кто-то хочет в "ЛНР", кто-то хочет в бригаду "Призрак" – это учитывается, вас отправят именно туда. В бригаду "Призрак" ночью приехали, с утра приходят с различных рот, предлагают: хотите в Вергулевку, где было соприкосновение, хотите в разведку, хотите в танкисты, хотите в контрразведку – пожалуйста, куда хочешь, туда и идешь.
– Но необходимы же какие-то навыки?
– Теоретически да, должны быть какие-то навыки. Но какие навыки в контрразведке? Какие там контрразведчики? У них просто власть, открытым беспределом занимаются. Необходимы навыки, если ты, допустим, танкист. А стрелять или стоять в окопе, какие там навыки нужны? Стой себе и стой, идет артиллерийская война. А потом все это стадо начинает двигаться, танки в одну сторону, причем в этих танках элементарно не бывает танкового переговорного устройства, у них нет рации, пехота не может докричаться до танкистов, танкисты идут в одну сторону, пехота идет в другую сторону, причем нет ни слаженья, ни обучения, ничего. Вы думаете, это стадо могло выиграть войну? Войну летом, знаете, как выигрывали? Залетали "сушки" с России. Один из ополченцев, который был на зенитной установке, сказал: поступил приказ, сейчас залетят "сушки", по ним огонь не открывать. Летом были российские войска, скорее всего. Что самолеты были, я от ополченцев слышал. Сам я российских войск не видел. Офицеров, да, очень много видел офицеров, "отпускники", которые там были. В штабе того же "Призрака" есть несколько российских кадровых офицеров.
– Общались или просто видели случайно?
– Я их очень хорошо знал, я очень часто бывал в штабе. Я знал начальника разведки штаба бригады, начальника штаба, начальника штаба поменьше, соприкасался, когда приезжали добровольцы. С начальником разведки очень часто общался, недалеко живем, оба россияне. Я стремился к разведке больше, поэтому больше общались.
– Чем занималась бригада "Призрак" во время вашего пребывания там?
– Когда я был в "Призраке", фактически бригада контролировала полностью город Алчевск. Наши боевые части были на линии соприкосновения в Вергулевке, в Комиссаровке и еще в паре населенных пунктов. Человек 100-150 в Вергулевке находятся, в Комиссаровке небольшие подразделения, а все остальные находились в Алчевске. В принципе, "ДНР", "ЛНР" не признавали бригаду "Призрак". У них внутренняя конфронтация была, они делали ограничения в поставках вооружения. Было время, когда вооружение не очень шло из России, ни артиллерия, ни танки, но как-то они умудрялись в "Призраке" эти вопросы решать. Несколько общежитий: добровольцы постоянно прибывали из России, из других стран тоже.
Единственное, кто тренировался, – это испанцы, интернациональная у них была рота: испанцы, итальянцы, французы. У всех остальных распорядок такой: с утра ротный встал, провел перекличку, построение, такая же перекличка вечером. Все остальное время ополченцы ходят по Алчевску, снимают металлолом, где-то железные ворота снимают, мародерством занимаются, сдают его, чтобы деньги были на выпивку, покурить купить. Они сами себе предоставлены. Где-то напьются, друг друга перестреляют. Было такое даже: один напился, в комнату хотел гранату бросить, вовремя скрутили. Такая мирная жизнь. Кому скучно, отправляются на передовую.
– То есть жалованья вообще не платили, приходилось зарабатывать сбором металлолома?
– Фактически да. Кто и оружие продавал. Россияне собирают деньги, рации, амуницию присылают, бронежилеты – это все продавалось, пропивалось. Такая была жизнь.
– Какое примерно соотношение между местными людьми в бригаде "Призрак" и приезжими из России и других стран?
– Где-то, думаю, процентов 10, максимум 30 приезжих, все остальное – это местные.
– Как местное население к вам относилось?
– Когда мы прибыли в Алчевск, на следующий день мы пошли на рынок обменять рубли, мы встретили бабушку, которая говорит: ты же против нас? Потом буквально через полчаса пошли в церковь, женщина ко мне подошла, говорит: скоро будут выборы у нас, за кого нам голосовать? Я говорю: голосуйте, к чему душа велит. Вам разве кто-то может сказать, за кого голосовать? "Нам Путин не нужен, мы не хотим в Россию. Мы хотим, чтобы у нас была Украина независимая". Это первое, что я стал встречать, причем сразу же по приезде. Потом в Никишино к одной женщине подошел, специально поинтересовался. Я говорю: когда Никишино было под вооруженными силами Украины, как они здесь, беспредельничали? Она говорит: нет, все было очень хорошо, к ним вопросов никаких не было. Но, говорит, "Оплот" когда зашел – Захарченко возглавлял "Оплот", это его подразделение, – они нас просто вывели из домов и просто подгоняли машины, всякую мелочь загребали туда, вывозили по мелочевке, просто грабили. Россияне, спасите нас, мы, говорит, нациков не боимся, мы боимся "Оплот", мы боимся ополченцев. Вот это, что я встречал. Еще были различные высказывания от людей, которые нас в принципе считают оккупантами. У них вопрос: зачем вы сюда приехали?
– Местные люди, которые служили с вами в бригаде, были ультрапатриотами Донбасса, или у них были меркантильные интересы, или просто равнодушны к политике?
– Мне кажется, им на политику наплевать. По большей части это ранее судимые, причем неоднократно судимые. У меня есть фотографии, которые висели у нас в казарме, я их сфотографировал. Комичность в том, что эти ранее судимые разыскивают бывших сотрудников милиции. Нет, они все далеки от политики. В "ДНР" платили деньги, они шли туда исключительно пересидеть войну, чтобы платили хоть какую-то зарплату. Все остальные – это просто отморозки, которым дали в руки оружие. Более того, у него как у ополченца есть власть какая-никакая. Там ведь нет никаких законов, а когда ездит транспорт, на красный свет ополченцы всегда проезжают. Если местное население увидит, что едут вооруженные люди, конечно, они всегда ополченцев пропускают, потому что ополченцы вооруженные. Ополченцы говорят: нас уважают, мы можем ездить и на красный свет, не должны останавливаться.
– Вы интеллигентный человек, вам наверняка было трудно найти с ними общий язык. Как у вас складывались отношения?
– Особо и не складывались. Был у меня товарищ, он 10 лет прожил в Германии, мы с ним общались. Было несколько россиян. Из России несколько другие люди едут, не все, но есть люди, с которыми можно пообщаться. Потом испанцы, один парень из Мадрида был молодой. Было, с кем пообщаться, но не так много таких людей. Поэтому, наверное, я уехал. Я из Алчевска хотел уехать сразу, но я хотел еще доехать до передовой, посмотреть, что происходит там. Там я начал сочувствовать противоборствующей стороне. Потому что это было перемирие, а их крыли тяжелой ствольной артиллерией, реактивной артиллерией, "Градами" просто пепелили. Когда по рации слышишь, когда наши ребята под Никишино сожгли два "Урала" с живой силой, когда слышишь, как там люди кричат, конечно же, ты понимаешь, что все происходит с точностью наоборот, чем ты думал. Чувство жалости к той стороне, которых просто там уничтожают. А уничтожают их обычные головорезы, им без разницы, против кого воевать, у них образ жизни такой бандитский.
– Это было сразу после подписания первых минских соглашений?
– Да. Я в Никишино был с ноября, ноябрь-декабрь. В Вергулевке было абсолютно то же самое. Бомбили с нашей стороны противоположную часть.
– А украинцы соблюдали перемирие и не отвечали?
– Нет, они, конечно, тоже бывало плотненько по нам били. Но я смотрел, какие потери, наши же делали постоянно вылазки туда. Два "Урала" сожгли при мне, потом танк подбили, потом БТР подбили. Как напьются, пойдут кошмарить блокпост. С той стороны к нам вылазки не делали. Хотя я прекрасно реально понимал, что нас просто перебить, нас в этом Никишино было, может быть, человек 80, нас просто перебить с Каменки, где огромное количество противника находилось... У них просто желания такого не было.
– Много было погибших в вашем подразделении?
– Нет, на нашей стороне в Никишино за месяц один человек всего лишь погиб, осколком снаряда его ранило в голову. На другом фланге, где был ротный, позывной его "Байкер", от них я не слышал тоже, чтобы люди погибали.
– Вы сказали, что у бригады "Призрак" были конфликтные отношения с "ДНР". В чем этот конфликт выражался и каковы его причины?
– "ДНР" и "ЛНР" бригаду "Призрак" не хотели признавать, политический какой-то вопрос. Предлагали Мозговому войти в состав "ЛНР" не всей бригадой, а по частям расформировать, чтобы у него не было власти никакой. Он, конечно, на это не шел, хотел оставаться самостоятельной фигурой.
– А вы с ним общались непосредственно?
– Здороваться здоровался, но не общался. Я общался со Стрелковым, но это еще в Москве. Я случайно встретил Стрелкова, и мы разговаривали по поводу Мозгового. Он сказал, что это единственный командир, которому он еще доверяет.
– А когда впервые вы почувствовали разочарование – когда поняли, что то, что вам говорили по "России-24", вообще не соответствует действительности? Это был медленный процесс осознания или вы с самого начала это чувствовали?
– С самого начала. Только мы перешли границу, первое, что мы увидели буквально через 5 минут, – это была драка между ополченцами. Потом пришла колонна где-то часа через два, замкомбрига Мозгового Николаич ходил с пистолетом, хотел расстрелять двоих водителей. Я сразу же понял, куда я попал, тут армией не пахло. У меня разочарование было сразу же, в дальнейшем оно только подтверждалось.
– Почему же вы полгода продержались?
– Было так: я пришел в июле, пробыл неделю, вышел оттуда, вернулся в Российскую Федерацию. В Москве встретился со Стрелковым, просто случайно мы с ним встретились на Рублевском шоссе в торговом центре. И как-то я посчитал, что, может быть, я не до конца все посмотрел, может быть, где-то все по-другому. Изначально я хотел поехать к Стрелкову, я думал, что, возможно, от командира что-то зависит. Потом я отправился еще раз, как раз в октябре приехал. Пробыл в "Призраке" и убедился, что все так, как я думаю. Потом я отправился в "ДНР", в Никишино, и увидел то же самое абсолютно. Более того, я там разговаривал с другими людьми, как обстоят дела в "Заре" в "ЛНР", везде все одно и то же.
– Как вы думаете, долго продержатся самопровозглашенные республики?
– Если бы Россия не помогала, этого всего бы не было. Россия настроена дальше поддерживать это движение, поэтому ополченцы будут еще долго держаться.
– Что бы вы хотели сказать слушателям в России, которые раздумывают, не помочь ли им самопровозглашенным республикам?
– Я хотел бы посоветовать не ехать на Донбасс – это ложный патриотизм. Никакой России там нет, там самая настоящая агрессия. Более того, вы просто попадете в банду. Когда я недавно увидел информацию, что полицейский из Москвы, следователь оставил свою работу и отправился туда, у меня просто волосы дыбом. Он отправился просто в логово самое настоящее. Я не знаю, как он там будет жить среди таких людей.
Я хотел бы посоветовать людям туда не ездить, потому что это к защите родины никакого отношения не имеет. Нам показывают по телевизору так, как будто это уже Великая отечественная война, на самом деле это не Великая отечественная война, а это самая настоящая агрессия. Мы зашли на эту территорию, и российские власти поддерживают террор. Если бы мы туда не ездили, если бы Россия не помогала ополчению, не было бы тысяч убитых, там вообще ничего бы не было. Началось с чего? Приехал Стрелков туда со своей группой, Стрелков человек военный, дай возможность – он всю жизнь будет воевать. Я был настолько ярым сторонником этого движения, я агитировал людей ехать туда, но когда назад я выезжал, меня эфэсбэшники на границе остановили, мы долго с ними беседовали. Я им так же откровенно, как вам сейчас, все рассказал. Более того, они мне сказали: до тебя сейчас 180 россиян вышло неделю назад оттуда. Они об одном только просили: ты только об этом не говори. Я им сказал: я вернусь, я буду в соцсетях везде рассказывать, чтобы люди туда не ездили, потому что все совершенно не так, как нам показывают. Там есть и убийства, есть и грабежи. Более того, с первого момента я понял то, что меня если здесь кто-то может убить, то скорее всего это не вооруженные силы Украины, не противник, а тебя просто кто-нибудь из ополченцев может по пьяни застрелить.
– Легко покинуть отряд? Вы просто бросаете автомат на стол и говорите: все, я возвращаюсь в Россию? Или это приходится тайно делать?
– Ты доброволец, говоришь: все, достаточно, я желаю уехать. В Никишино, правда, меня просили остаться, потому что говорили: здесь вас не так много, останься, куда ты уедешь? Я говорю: хорошо, останусь еще на неделю. Через неделю опять. Про местных я вообще молчу, у меня создалось впечатление, что они подневольные. Где-то через две недели я просто пришел, сдал свою винтовку, потому что она была на меня записана, была возможность на следующий день уехать, машина уезжала, я сдал винтовку и сказал: я уезжаю в Россию. У меня перед ними абсолютно никаких обязательств не было. Командир твой ротный туда два раза в неделю приезжает на полчаса и быстро оттуда удирает, там ни командиров, никого нет. Я там как пушечное мясо. И воевать не за что. Главное, там не за что воевать! Я бы и рад был бы чем-то пригодиться, но там не та война, когда стоит рисковать самым дорогим, что у тебя есть.
– Ваши политические взгляды за это время поменялись на прямо противоположные?
– Да. Более того, я и раньше отрицательно относился к нашей действующей власти, потому что когда-то у меня был бизнес достаточно успешный, нефтебаза, я занимался крупным оптом. Потом я потерял, благодаря нашим властям. Но год назад я переменил свое мнение о Путине, о действующей власти, думал: какой молодец. А сейчас эта пелена спала.