Четыре ведра супа на день и постоянные бомбежки: выживший на "Азовстали" рассказал, что там происходит
Житель Мариуполя, работник "Метинвеста" вместе с семьей провел почти два месяца в бомбоубежище на "Азовстали". Он рассказал, как сотням и сотням мирных граждан с детьми удавалось выживать в подземельях завода, как они добывали воду и еду, переживали авианалеты и бомбардировки.
Как украинские военные помогали им продуктами, лекарствами. Он опроверг данные российских пропагандистов о том, что якобы мариупольцам военные не давали покинуть завод. Также свидетель рассказал, как они проходили так называемую российскую фильтрацию. Как ехали в колонне с пустыми автобусами, куда российские оккупанты не позволяли садиться сотням украинцев, напрасно ожидавшим эвакуацию на улицах других городов и сел.
Имя собеседника мы не называем в целях безопасности его родных, которые еще остались на оккупированной территории.
Подробнее об этом читайте в материале OBOZREVATEL.
Варили четыре ведра супа и ели один раз в день
– Сколько времени вы провели на "Азовстали"?
– Мы были там с 8 марта. Нас было пятеро – я с женой и ребенком, сестра жены и мать. Мы заехали туда из-за бомбежек в Мариуполе.
– У вас в Мариуполе сохранилось жилье?
– Частично жилье в городе какое-то сохранилось. Дома повреждены практически все, одни разрушены полностью, другие – частично, есть побитые осколками. У нас дом на четыре подъезда. В соседний подъезд на 8-9 этаж был прилет и пробило плиты. Наша квартира и наш стояк "живой". На стояке, где находится квартира бабушки, пять этажей выгорели, соседний подъезд остался "живой", а в третьем подъезде – там было падение авиационной бомбы – уже ничего нету.
– Как вы попали на "Азовсталь"?
– Мы 24 февраля выехали из квартиры за город в направлении Мангуша, у нас там дача. Так получилось, что несколько дней мы побыли там и пропустили момент, когда был занят Мелитополь и Токмак. Т. е. свободного выезда на Запорожье уже не было. Нам пришлось 2 марта вернуться в город. Мы поселились у друзей в квартире. Тогда уже в городе появились блокпосты и наши военные готовились к обороне города.
2-4 марта в Старом Крыму уже шли бои, российские войска были отброшены. Но 4-5 марта они активизировались. Начался пролет авиации, обстрелы, вокруг все горело. В несколько школ были попадания, они тоже горели. Были случаи, когда мы ночью просыпались от пролета самолетов на низких высотах. Все вскочили, испугались. И 8 марта решили перебираться в полноценное бомбоубежище на "Азовсталь", где я работаю.
Руководство комбината открыло доступ на завод для работников с семьями, с автомобилями для укрытия в бомбоубежищах.
– В каких условиях вы там находились? Что было с водой, едой, как вы там жили?
– Изначально "Метинвест" делал запасы продовольствия в своих бомбоубежищах. Плюс еще были запасы еды в столовых, которые есть в каждом цеху. За счет этих продуктов мы протянули до конца марта.
– Что вы ели?
– Мы питались раз в день, варили четыре ведра супа на 70 жителей нашего бомбоубежища. Первое время поднимались в цех и готовили там. Потом 12 марта был первый прилет в этот цех, снаряд пробил стену и повредил нашу машину, она уже была не на ходу. 14 марта был еще один прилет, пробило крышу, частично обрушилась кровля и еще 8-9 машин были заблокированы или повреждены. И с этого момента мы перебрались готовить в подвал бомбоубежища, другого выхода не было.
Дальше с едой нам уже помогали военные. Каждые 3-4 дня приносили продукты – каши, крупы, консервы. По словам одного военного, в начале войны магазин "Метро" максимально вывез свои запасы в убежище на территории комбината. За счет этого мы и держались
Что касается воды, то пока была электроэнергия, руководство комбината дало указание накачать техническую воду во все емкости. Набрали воду во все бойлеры, которые были в цехах, ее хватало, чтобы что-то помыть, помыться самим.
Также "Метинвест" уже несколько лет обеспечивает горячие цеха питьевой газированной водой. По 1,5 л на человека в смену. В этом году, к счастью, они завезли ее зимой. Ее пили меньше в холодное время, поэтому образовался запас по кабинетам, складам. И мы начали ходить по помещениям и собирать эту воду в подвал. Вот так и выживали. Когда в городе начался коллапс с водой и люди как зомби ходили под обстрелами и искали воду, то у нас она была.
Военные привозили памперсы, питание
– А с лекарствами?
– С ним было сложнее. У кого-то были свои медикаменты с собой. Также мы прошлись по кабинетам, собрали аптечки, в основном там были перевязочные материалы, перекись водорода. Очень многим еще помогали украинские военные, подвозили свои лекарства. До конца марта они много помогали детям. Привозили конфеты, цукаты, для совсем маленьких – памперсы, питание.
– А что было с медикаментами для людей, кому приходилось их принимать постоянно, больных?
– У нас в убежище таких не было. Я слышал, что в других убежищах были те, кому нужен был инсулин, но как его добывали, я не знаю. У нас никто не умирал.
– А детей много было, сколько самому маленькому?
– У нас было 14-15 детей, самой младшей девочке около полугода. Дети жили, как и взрослые. Играли между собой по возрастам. То шумно было, то тихо, гоняли их, чтобы не шумели. Мы просто отсиживались там, потому что другого выхода не было. У нас генератора не было, нам военные заряжали и привозили снятые с тепловозов генераторы. Мы подключали лампочку. Бывали дни, когда приходилось сидеть со свечками. Дети, может, лучше держались, чем взрослые. Взрослые больше переживали и нервничали.
Когда вы слышите самолет, можете уже не бежать
– Что касается обстрелов завода, были ли серьезные разрушения, как часто были такие взрывы?
– Обстрелы не прекращались. Стреляли с минометов, корабельная артиллерия, скидывали авиабомбы. Когда мы выходили на поверхность, то видели много кассетных боеприпасов по территории комбината. Очень сильно повреждены цеха комбината. У нас было частичное обрушение крыши, позже рядом скинули авиабомбу и было полное обрушение участка кровли цеха. Я видел, как трехэтажное здание полностью сложилось, до подвала. Такое миномет или артиллерия сделать не могут, это только бомба. Внизу находилось наполовину убежище, хорошо, что там никто не пострадал.
– Насколько слышны были все эти взрывы бомб, снарядов?
– Прекрасно слышали. Бомбы – это страшный удар. Если выходить из убежища, то слышны пролеты самолетов. Говорят, что над "Азовсталью" летали одновременно по 10 самолетов. И когда вы слышите самолет, то можете уже никуда не бежать – либо вам повезло, либо нет. Когда он к вам летит, вы его не услышите. Вы слышите его тогда, когда он от вас улетает. Либо он скинул бомбу – и через секунду она взорвется, либо не сбросил. Поэтому смысла бегать от них нет.
Обстрелы там не прекращались. Как-то были днем сильные обстрелы, потом вроде успокоилось. Но ночью жене не спалось, снова начались обстрелы, и она стала записывать их. Оказалось, что стреляли каждые 5 минут. Трясется здание, трясется земля, идет вибрация, шум. Внутри находились армированные стекла, по ним по системе вентиляции заходил звук внутрь. Бывает тихо-тихо, потом раз – и хлопок, все испугались. Одно время, когда стреляют постоянно, и ты часа три-четыре в напряжении. А бывает нет обстрела, тишина, а потом раз – и удар.
Когда еще были бои на заводе Ильича по соседству, то стреляли и там, поэтому у нас были времена затишья. У меня дочка на поверхность не поднималась с 8 марта, она солнышка не видела. Мы, мужчины, выходили, потому что надо было пройтись по этажам, посмотреть, есть ли антисептики, потому что из них можно горелки сделать, подогреть воду, плюс одежду найти. И с того места было видно завод Ильича, как он горит и обстреливается.
– Как много на комбинате таких убежищ?
– Всего перед началом войны на территории комбината было 36 убежищ. Они находились под административно-бытовыми корпусами. В каждом цеху в зависимости от его размеров и количества людей было 2-3 убежища. Они все разные. У нас было поглубже, а другие, более свежей постройки, всего на два лестничных пролета. В другом цеху было убежище старое, 1946 года постройки, на один пролет, вот там как раз все и сложилось от взрыва.
Люди могли выйти с завода на свой страх и риск
– Пытался ли кто-то покинуть бомбоубежище и была ли такая возможность?
– 20 марта часть людей выехала на своих автомобилях. Осталось три неповрежденных автомобиля, и люди на свой страх и риск выехали с территории цеха, а потом из города. Одна семья точно добралась до места назначения, я с ним общался. О других ничего не знаю. У остальных не было такой возможности. Может, кто-то пешком и пытался выйти в перерывах между обстрелами. Но только на левый берег, потому что на правый берег уже выйти было невозможно в конце марта – там были обрушены два моста.
И то, что нам рассказывали на фильтрации, мол, с начала апреля постоянно были режимы тишины, прекращения огня и можно было выйти, почему же вы не выходили, так это неправда. Первое полноценное прекращение огня было 30 апреля, когда первых людей забрали совместно с ООН. До этого ничего не было. В другом убежище был мой коллега, с которым мы работали, я его спрашивал. Он говорит, что была тишина, мы только поднялись наверх, нам военные пригнали машину, чтобы попробовать нас вывезти, а тут сразу прилет – и два военных получили ранения. Это была середина апреля.
– То есть никто людей там не держал, как это пытаются подать российские пропагандисты.
– Людей никто не держал. Военные нам во всем только помогали, приносили еду, рассказывали информацию. Люди уже сами решали, что им делать. К тому же мы понимали, что уже в середине марта часть проходных была заминирована. Мы понимали, что держится только "Азовсталь", со всех остальных позиций наших военных уже начали выбивать. Очень большое окружение. Поэтому никто никого не держал, как это рассказывает российская пропаганда, такого не было.
– Информация извне вам как-то поступала?
– От военных. Никакого интернета, связи не было. Одно время на четвертом этаже нашего цеха, возле одного окошка, пробивалась связь, когда еще были минимальные обстрелы, и люди поднимались туда.
А потом, когда начались обстрелы цеха, мы перестали туда ходить. Там уже были постоянные повреждения, частично здание горело над нами, нам пришлось его тушить, чтобы оно не выгорело полностью. Военные сообщали, у кого какие позиции. Рассказали, когда скинули бомбу на драмтеатр.
Россияне не дают выезжать украинцам
– Когда вы вышли оттуда и ехали через город, что вы видели, как это восприняли?
– Мы вышли 1 мая, нас было семь человек из нашего убежища, тех, кто решился. И двинулись к колонне, куда нам указали военные. Пешком дошли до проходной, вышли на набережную и дошли до автобусов. Нас встретили российские военные, посадили в автобус. Пытались везти в Безыменное, но представитель ООН сказал, что ждем всех людей и будем ехать вместе, по отдельности никто никуда не едет.
Мы ждали. Собралось три автобуса, и мы двинулись. По пути ехали по левому берегу. Ехали на российских автобусах, потому что украинские в город не пустили, чтобы они глаза не мозолили. Нам изначально военные говорили, что Восточного микрорайона Мариуполя нет, осталось только направление ветра. На самом деле мы какие-то здания увидели. Где-то были частичные повреждения, где-то полностью повреждены, а есть такие, у которых осталась одна стенка. В микрорайоне Восточный 9-этажки от Таганрогской улицы полностью уничтожены, дальше уже стоят частично выгоревшие дома.
– Как происходила фильтрация? Там были россияне, что они спрашивали, предлагали ли ехать в РФ?
– Нас привезли в Безыменное. Красный крест и ООН пошли разговаривать с представителями российских военных. Они сказали, что надо обязательно проходить фильтрацию, потом нас будут расселять и мы будем выбираться в Запорожье.
Нас вывели, я пошел в одну палатку, жена с дочкой – в другую, мы взяли свои вещи. Их все вывернули, пересмотрели. Долго рассматривали телефоны, все контакты, мессенджеры. Ноутбук запускали, спрашивали, есть ли страничка в ВКонтакте. Потом начался допрос. Раздели до нижнего белья, смотрели татуировки, синяки, повреждения. У жены при дочке заглядывали в трусы, осматривали пятки.
Спрашивали, где вы жили, как вы жили, кого вы знаете, а сколько там военных, на какой технике они приезжали, где они располагаются? Знаете ли кого-то из службы города, СБУ, полиции? Во второй комнате сняли отпечатки пальцев, ладоней, опять спрашивали, где и как жили, какое отношение к государственной власти, городской власти? Предлагали выехать в Запорожье, "Л/ДНР" или отправиться в Россию. Но вы должны понимать, что там присутствовали ООН и Красный крест, это впервые было полноценно сделано.
Те, кто раньше частным образом приехал, на своих машинах, то они ждали неделю-полторы-две там. Нас не держали, за день мы прошли эту фильтрацию. Мы сидели в автобусах, в туалет выходили в сопровождении военных. В 22 часа нас покормили и расселили по палаткам, и в 6 утра уже поехали в Запорожье.
Ехали в направлении Новоазовска, там принимали решение, какой дорогой нас везти в Запорожье, возили потом заправиться. У нас была колонна из 50 автобусов, 20 скорых, представители МЧС Запорожья и российские военные. Они повезли нас через Волноваху, мы сделали круг 140 км, чтобы не заезжать в город. А картинку они сделали красивую: три автобуса заняты людьми, остальные едут пустыми. Типа украинцы не хотят выезжать на неоккупированную территорию Украины.
Хотя по пути мы заехали в Мангуш, там посадили в два автобуса людей, которые прошли фильтрацию, к нам присоединилось 60 частных машин. При этом МЧС сказали, что в городе находятся около 500 украинцев, желающих выехать. Нас не пустили в город забрать этих людей.
Мы приехали в Дмитриевку возле Бердянска и там заночевали. Женщины и дети в школе, мужчин оставили в автобусах. 3 мая рано утром выдвинулись в Запорожье. По пути в Васильевке тоже стояло много желающих людей уехать, но никому не дали возможности. В других поселках было то же самое. В итоге мы проехали по пути мимо 250-300 человек, которые стояли у дороги с вещами. Красный крест и ООН пытались разговаривать с российскими военными, но никого не разрешили забрать. Так и ехали: пять автобусов полных и 45 пустых. Людей просто не выпускали.
– Какие ваши дальнейшие планы?
– Мы Запорожье уже покинули. В Мариуполь мы не возвращаемся. Всем, кто там еще остался на связи, говорю, выезжайте, война еще будет тянуться, но Мариуполь будет украинским. Мы прекрасно видим, что творится у нас и у них, поэтому туда возвращаться нельзя. Я рассказывал, как нас пропустили через фильтрацию. Но это было при представителях ООН и Красного креста.
А как проверяют людей, которые едут самостоятельно, я даже не представляю. Там никакого закона и порядка нет. Там люди стоят с оружием и могут делать все, что хотят. С нами две сестры шли, одна из них – работник полиции. Она об этом сказала, прошла фильтрацию. Но вечером к ней пришли и сказали: "собирайся и уходишь". За время нахождения в Мариуполе ей дали статус участника боевых действий. Из-за этого ее забрали и увезли в неизвестном направлении, и что с ней, мы не знаем. Ее 15-летняя сестра осталась в лагере. Звонили родителям, чтобы они ее забирали.
Мое мнение: нужно пытаться на постоянной основе в эти фильтрационные лагеря заводить Красный Крест и ООН. Чтобы были списки людей, кто находится у них в плену, потому что мы ведь даже этого не знаем. Вот видел информацию, что 4-летнюю девочку выпустили, а мать ее осталась там. Это "Азов" об этом заявил. А сколько людей сами приезжают и потом назад не выезжают, мы же об этом не знаем.
Я работник "Метинвеста", нас никто не увольнял, предприятие не ликвидировано. Будем искать работу, думать, как жить дальше. Немного переведем дух, отдохнем от этих постоянных обстрелов и будем дальше что-то предпринимать. И надо теперь вытаскивать оттуда военных, тех людей, благодаря которым мы просто там выжили. Они герои, которые своими жизнями держат все это.