Транзитные судьбы: истории женщин без определенного места жизни

У нового поколения, скорее всего, праздника под названием "8 Марта" уже не будет. Но для поколения нынешнего этот день — еще один повод вспомнить о мамах и сёстрах, любимых и дочках. О тех, кто с нами рядом и любим безо всяких праздников.

Два года назад у всех нас появились новые соседи. Новые мамы с колясками. Новые бабушки в очереди. Новые продавщицы в магазине возле дома. Переселенцы, ищущие мирной жизни в чужих городах. Переселенцы, порой жестко припечатанные штампом "малообразованных маргиналов с Донбасса". Но на самом деле они разные, пишет ZN.UA.

Одна молодая мама, переехавшая в Киев из Луганска, однажды сказала: "А ведь мы всегда и везде теперь будем предателями. Где бы мы ни жили. Когда мы уезжали оттуда, увозя из-под бомбежек детей, убегая от неумолимо надвигающегося 37-го года, оставшиеся там кричали нам вслед: "Вы предатели, вы предали свой город". Когда мы приехали сюда, нам говорили: "Вы предатели, вы позвали в наш дом войну, это вы выходили на референдумы, это за вас гибнут лучшие из наших мужчин". У нас больше никогда не будет дома. Нигде в этой стране".

Кто-то уезжал на несколько недель. Кто-то с пониманием, что никогда не вернется. Кто-то успел вывезти только детей. Кто-то не смог забрать документы. Кто-то бросал в сумки семейные фотографии. Кто-то тащил через блокпосты ковыль из-под дома. Они уезжали последними поездами и чужими машинами. Они ехали к друзьям или в неизвестность, оставляя за спиной всю свою жизнь — счастливую или несчастную, чтобы все начать с чистого листа. Им снится их дом, который никогда уже не будет прежним. Они часами могут говорить о прошлом и почти никогда — о будущем. Они узнают друг друга в толпе в чужом городе по одним им понятным признакам и радуются этим встречам. Они пытаются построить жизнь заново тут, в чужих городах. Переселенцы. Люди с корнем вырванные из прошлой жизни. Украинцы. Которые не могут найти место в своей стране.

Анна Мокроусова

Аня выехала из Луганска 4 мая 2014 года. В тот же день, как ее освободили из плена. В плен в те дни попасть было легче легкого — Аню опознали как участницу Евромайдана. Собственно, свою позицию она и не скрывала. Когда ее взяли, знакомые звонили Парубию, и он обещал помочь. Правда, потом трубку так больше никогда и не взял, но это обещание дало ей силы. Знакомые из "Восток SOS" буквально за шкирки вытащили их с дочкой в Киев. Аня говорит, что если бы их тогда силком не забрали, она осталась бы в городе — помогать своим и организовывать мирные акции. Тогда, после плена, она все равно верила в мирные акции и Украину в Луганске .

Через неделю, во время референдума вернулась в город забрать машину. И все, что можно было на ней вывезти. К этому моменту она уже понимала, что какое-то время им с Майкой придется пожить в Киеве. Правда, не думала, что это затянется на годы. Большинство людей, выезжавших тогда, вывозили одежду и бытовую технику, ценности и документы. Аня — баночки и бутылки, которые расписывала в мирной жизни. Кружку, сделанную своими руками. Связку ковыля. Говорит, тут такого нет…

Ни разу за это время она не просила помощи у государства. Наоборот, считала и продолжает считать, что страна не готова к войне. И не страна должна помогать ей, а она стране. Столько, сколько сможет. Три образования — неплохое подспорье для помощи другим.

Первые дни скиталась то там, то тут — по квартирам малознакомых людей, предлагавших пожить пару дней. Потом смогла сдать свою квартиру в Луганске, и это позволило частично покрыть расходы на съем квартиры тут. Чтение семинаров и тренингов по психологии — не очень стабильный заработок, но они с дочкой на него живут. Сами, не прося помощи у других. Все свободное время Аня занимается семьями пропавших без вести и пленными. "Блакитний птах" оказывает не только психологическую, но и абсолютно практическую помощь. От того, как написать заявление и где искать человека, до помощи с едой и лечением.

Аня не считает себя переселенкой. Она живет в своей стране. Просто в другом городе. Временно. Во всяком случае, продолжает верить, что временно.

И отчаянно тоскует по своему дому. По своим стенам, раскрашенным в синий цвет. По своей ванне, в которой можно лежать часами и слушать музыку. По паратрайку, на котором можно подняться в небо. По той жизни, которая была до лета 2014-го. По той жизни, в которой можно было говорить о хенд-мейде, а не о пытках. И где Майка была маленькой принцессой, девочкой со счастливым беззаботным детством. Недавно Майка, которая учится сейчас во втором классе, сказала: "Мама, зачем нам все эти вещи? Если война придет в Киев, что мы будем с ними делать?". И мама Аня, профессиональный психолог, умеющая помочь другим, так и не нашла, что ей ответить…

Оксана Судейко

Оксана выехала из охваченного войной Донецка с тремя детьми. И с собакой. И с котом. Когда ее спрашивают, как она рискнула тащить с собой в неизвестность еще и животных, она искренне удивляется: это же члены семьи.

Младший сын Данька живет между реанимацией и домом. Почти в равных пропорциях, хотя в последние месяцы в больнице он бывает чаще. Никто так и не смог толком сказать, что с ним такое, кроме энтеропатии. Диагноз "лимфодема" то ставят, то снимают. Данька больше всего похож на мультяшного Капитошку. Ручки и ножки как будто сложены из шариков разной величины — у него в мягких тканях скапливается лимфа. В легких — тоже, поэтому отеки легких стали привычным явлением. Анализы у него — как при четвертой стадии онкологии. И вообще не понятно, каким чудом он жив. Двухлетний Данька сам тянется за кислородом, когда ему становится трудно дышать. И сам себе "делает уколы" шприцем без иголки в те места, где сегодня сильнее болит. Он на удивление сильный мальчик. У него за спиной не одна клиническая смерть. Но он борется за свою жизнь. И мама борется вместе с ним. Она сильная. Она почти никогда не плачет и успевает утешать окружающих. Ей некогда впадать в депрессию или предаваться унынию — на ней большая семья и тяжелый Данька.

Никто, конечно, никакого жилья им не предоставил, квартиру приходится снимать. А "переселенческих" денег, даже вместе с пособием на Даньку, не хватает для оплаты жилья. После школы прибегают старшие — 15-летняя Инесса и 16-летний Сережка. Они не хуже мамы научились на глаз определять, когда Данька просто хрипит, а когда пора в реанимацию. Поэтому после школы по очереди сидят с братом, а мама бегает по клиентам. Маникюр, педикюр, коррекция бровей. Несколько "своих" клиентов по домам и немного — в салоне. По домам легче — там всегда можно перенести на полчасика. Или отложить на завтра, если Даньке резко становится хуже. В салоне так не получается. Поэтому там она может работать только в те дни, когда малыш стабилен. Это бывает не так часто. В салоне хозяйка строго-настрого запретила говорить клиентам, что Оксана из Донецка. И уж тем более, что у нее больной ребенок. Только улыбаться и поддерживать нейтральные разговоры. Она улыбается и поддерживает. Улыбается искренне, как ни странно. Она вообще на удивление жизнерадостный человек.

"У меня все хорошо, — говорит искренне, без всякой фальши. — Я точно знаю: я его вытащу. Я ж говорила — мне много лет снилось, как под обстрелами я спасаю белого козленка с красным пятном на шее. Это было еще до войны и до Данькиного рождения. У него как раз в этом месте на шее опухоль. И мне всегда во сне удавалось его спасти".

Оля Ткачова

Богдан, Настя, Никита, Ромка и Вероська — единственное богатство, которое вывезла с собой из Макеевки Оля. По идее, вывозом должно было заниматься МЧС, но почему-то не занялось. Поэтому первое, что Оля сделала в Киеве — пришла сказать спасибо волонтерам, которые помогли выехать.

Вероське тогда было всего пару месяцев, и ее сложно было разглядеть среди пеленок. Первые дни жили у знакомых в казарме военной части, потом смогли снять крошечную квартиру на окраине Киева. Буквально через месяц муж решил, что жить в Киеве удобнее с местной и необремененной детьми. Такое бывает. И как это ни печально — достаточно часто. Оля собрала детей и переехала жить в Полтаву. Пособие везде одинаковое, а квартиры там дешевле. Она и против дома в селе не возражала бы, но справиться с хозяйством без мужчины с пятью детьми на руках — неподъемный труд даже для очень сильной женщины.

Согласно закону "о правах и свободах переселенцев" она получает максимально возможную выплату — 2400 грн на всю семью. Еще детские пособия. Общая сумма ненамного превышает ту, что она отдает за квартиру. Урок с внезапно растворившимся мужем она усвоила на всю жизнь. Рассчитывать только на себя и свои силы. Больше не на кого.

Где-то там, в Макеевке, остался отец. Дозвониться до него уже много месяцев она не может. Соседи говорят, что дом закрыт, и в нем никто не живет. А больше у нее и нет никого.

Младшие совсем маленькие, и в садик их пока не определишь. Впрочем, и позже это будет сделать сложно, — прививок у них нет, делать бесплатные в поликлинике страшно, а на платные собрать практически нереально. Поэтому с работой тоже что-то придумать трудно.

Вечером Оля укладывает детей спать и идет мыть подъезды. ЖЭК платит исправно. Если без помощника самой таскать воду из квартиры в ведре — 100 грн за ночь. Это то, за счет чего она может прокормить детей. Подъезды мыть надо тихо, не грохотать ведром, не задеть случайно чужую дверь — все нормальные люди в это время спят и не хотят, чтобы им мешали.

Оля гордая. Уговорить ее взять деньги, чтобы помочь закрыть очередную брешь в семейном бюджете, почти невозможно. Только когда уж совсем становится туго. Например, когда собес что-то напутал и два месяца не выплачивал пособия. За это время дома закончилось все. Включая чай и сахар. Она с благодарностью принимает посылки с одеждой для детей или канцелярией. Но никогда ничего не просит, "я сама". За последние полтора года у нее осталось всего четыре целых зуба. Можно обманывать себя, что чай — это тоже еда. Но организм обмануть трудно. Поэтому Оля почти перестала улыбаться — ужасно стесняется. За старшего мужчину в семье 15-летний Богдан. Вся мужская работа на нем. И присмотреть за младшими — тоже. Он очень повзрослел за то время, пока они мыкаются по чужим квартирам.

У Боди есть мечта. Он хочет поступить в военное училище, стать военным и освободить Макеевку. Чтоб им всем было куда вернуться.

Татьяна Везелева

Таня, художница из Горловки, живет в Фастове с сентября 2014-го. Когда поняла, что нужно уезжать, стала искать в Интернете через знакомых художников, кто поможет выехать и найти жилье. Тогда, впрочем, как и сейчас, проще было обратиться за помощью к людям, чем к представителям власти.

Как и до войны, Таня рисует. Все ее мысли и эмоции живут там, на полотне. Как это ни странно, тональность ее картин не наполнилась войной. Наоборот, они стали светлее и свободнее. Таня говорит, что, переехав в Фастов, выходила на улицу специально, чтобы послушать украинский язык. Он давал ей спокойствие и уверенность в том, что она — дома, на своей земле. Ей нравится видеть на улицах много людей. Что возле магазинов стоят тележки "для АТО". Что вокруг много тех, у кого чистые помыслы и вера в будущее.

Она благодарна за теплоту и помощь людям, которые рядом. Хозяйка квартиры за все это время ни разу не подняла арендную плату, несмотря на рост цен вокруг. Картины — заработок нерегулярный, а к привычным тратам прибавилась необходимость с нуля обживаться на новом месте и платить за жилье. Поэтому после продажи картины она в первую очередь делает запас продуктов и красок — неизвестно, когда будет следующая возможность.

Часть картин уходит на благотворительность — их забирают волонтеры и проводят аукционы для помощи бойцам в АТО. Это тоже помогает ей жить — она чувствует, что может в чем-то поучаствовать и кому-то помочь. Что в общем количестве доброты в мире есть капелька ее усилий.

Крошечная комната, в которой она сейчас живет, — одновременно и дом, и мастерская. А тарелки — и посуда, и палитра. Но она знает, что это временно. И верит, что когда-нибудь сможет заработать достаточно денег, чтобы купить себе скромный домик. Где будет место для жизни и творчества.

Она не хочет возвращаться в Горловку. Даже если там закончится война. Даже если туда вернется Украина. Потому что не понимает, как сможет жить с теми людьми в одном городе.

Наталья Васильева

Эта история могла стать очередной трагедией на фоне войны. Но стала примером того, как можно начать жизнь с чистого листа, не имея для этого ничего, кроме желания выжить. Война выгнала Наташу с детьми из дома и забросила в Ватутино Черкасской области. Первое время оплачивать жилье помогали волонтеры. Но то, что вначале казалось просто страшным сном, который вот-вот закончится, стало затягиваться на неопределенный срок. Четыре дочери — это невероятный стимул, чтобы не сидеть сложа руки и не ждать, пока все решится само собой. Ватутино — городок маленький. С работой там не очень. А уж с такой, которая позволит оплатить квартиру и потребности четверых детей, — тем более.

Однажды на страничке Наташи в Фейсбуке появился пост: "Пожалуйста, присылайте нам одежду или обувь б/у в любом состоянии. Мы приведем все в порядок и продадим по доступной цене. Это позволит нам оплатить аренду жилья и другие нужды". Посылки приходили и приходят со всех концов страны. Наташа вместе со старшими детьми отстирывает, зашивает, гладит, реставрирует и продает те вещи, которые вышли из моды, отслужили свое или просто надоели хозяевам. Цены на ее маленькой раскладке значительно ниже, чем в секонд-хенде, и вещи там в идеальном состоянии. Поэтому покупатели из местных жителей не переводятся. Она делает то, что умеет. Делает с душой.

Постепенно призрак голода и нищеты отступил. И семья перестала бояться завтрашнего дня. Наташина страничка в Фейсбуке полна словами благодарности людям, которые дают возможность ее семье держаться на плаву, и фотографиями детей. Счастливых детей. Совершенно не похожих на самих себя полтора года назад.

Иногда там попадаются и такие записи: "Хочемо не тільки приймати, але і щось робити, віддавати! Одного разу хтось нам вислав для нашої розпродажі багато білої тканини. Я спочатку думала: що з нею робити? Потім побачила оголошення від волонтерів: "Поки не закінчилася зима, для нашої Української армії дуже потрібні білі маскувальні сітки з білої тканини". Я відразу зрозуміла — нас чекає робота! Ми взяли у волонтерів нашого міста сітку 7 м на 5 м. I нашу білу тканину. З дітьми стали плести маскування для АТО. На жаль, війна ще не закінчилася. Нам так хочеться, щоб більше ніхто не загинув!".

Война не закончилась… Но ее окончание приближают в том числе и они. Большая семья в маленьком чужом городке.

Наталья Менякина

До войны Наташа работала в юридической фирме. Ее жизнь можно было назвать состоявшейся и счастливой. Любимый муж, успешная карьера, ребенок и собственный дом. Она говорит, что ей очень повезло с соседями — они жили почти одной семьей. На улице Крупской. Возле Донецкого аэропорта… Из ста сорока четырех домов там сейчас осталось четыре. Наташин стоит. Мина, попавшая в дом, не слишком сильно его повредила, стены остались целы. Значительно больше вреда причинили мародеры. Но и это уже не важно. Вокруг — пустыня. Картинка из фильма "Сталкер". Как и у большинства жителей Донбасса, с началом войны у них был выбор куда ехать — в Украину или в Россию. Родственники звали в Ростов. Там было где жить, и работу Наташе предложили более чем достойную.

Но они не смогли. Даже рядом с родными, большинство из которых сумели остаться адекватными людьми. Не смогли жить в стране, которая лишила их дома.

В Киеве все было не так радужно — начинать приходилось совсем с нуля. Друзья мужа помогли с жильем, почти полгода они платили только за коммунальные услуги. Это дало возможность собраться с силами и начать новую жизнь.

Еще до войны у Наташи было хобби — мягкие игрушки. Она шила зайцев и кукол по чужим лекалам, иногда участвовала в каких-то мастер-классах. Здесь хобби превратилось в основную работу. На открытом ею сайте поселились интерьерные игрушки и подушки самых невероятных расцветок и форм.

Немножко помогает OLX, иногда — выставки и ярмарки. Хотя на выставки она ходит редко — полторы тысячи за место могут и не окупиться, но в бюджете семьи явно не будут лишними.

Сказать, что государство совсем уж не принимает участия в их судьбе, было бы несправедливо. 880 грн на ребенка оно выплачивает исправно. И даже почти без задержек. Остальное — сами. Оказывается, на продаже игрушек можно заработать сумму, достаточную для оплаты квартиры. Не в центре. И небольшой. Но квартиры. А жить с любимой семьей можно и в однокомнатной. Им некуда будет возвращаться в Донецк. Даже после войны. Потому что дом — это не только стены. Это родная улица, друзья и соседи, разъехавшиеся по миру. Это чувство покоя и защищенности, которое уже никто не вернет.

Но все равно Наташа мечтает о мире. Не просто о том, чтобы перестали стрелять. Но чтобы в ее Донецк вернулась Украина. Потому что среди тех, кто там остался, много людей, которые ждут ее.

Ольга Козловская

Полтора года назад Оля сидела на веранде чужой дачи под Киевом и рыдала в три ручья. Ее родная Горловка к тому моменту уже окончательно перестала быть местом, пригодным для жизни. Заканчивалось лето, которое она провела у незнакомых людей, пустивших ее с детьми пожить, пока что-то решится. Еве тогда не было еще двух. Вовке — чуть меньше семи.

Муж поехал в райцентр искать работу и квартиру. А вместо этого нашел девушку, пустившую его к себе жить. На этом Олина семейная жизнь закончилась.

Еще через месяц в ее жизни появился другой мужчина. Она тогда не знала, что зовут его Гордеем. И вообще ничего о нем не знала. Он появился слишком неожиданно — двумя полосочками на тесте на беременность. Прощальный "привет" от бывшего мужа.

И никто из ее маленькой семьи не мог сказать ей ни слова в утешение. Старший сын — аутист, хороший мальчик, но так и не овладевший речью. Дочка еще не научилась говорить связно. Еще один ребенок, появившийся на свет чуть больше чем через полгода. И ни работы, ни жилья, ни хоть каких-то перспектив.

Оля сидела и плакала. От страха, от обиды, от безысходности. Хозяйка дачи плакала с ней вместе и обещала: "Все получится. Просто поверь мне. Мы тебя не бросим. Веришь?". Оля глотала слезы и говорила: "Верю".

Сейчас Вовке почти девять. Он так и не научился говорить, но помогает маме, как и положено старшему мужчине в семье. И посуду помыть, и со стола убрать, и сумки принести. А вот Ева болтает как заведенная — у нее самый смешной "почемучистый" возраст. Вовка учится в спецшколе. Ева — в садике. Гордею чуть больше полугода, и он осваивает ходунки. А Оля ждет, когда сможет отдать младшего в ясли и выйти на работу.

Квартиру помогли снять добрые люди, которых раньше она никогда не знала. И определить Вовку в школу тоже помогли они. А с остальным она справляется сама. Если не задерживают выплаты, ей хватает и на садик, и на памперсы, и даже на оплату Интернета. А там — сможет работать и будет значительно легче. Они справятся. Потому что она в это верит.

Вера Решетняк-Звягинцева

На заднем сидении такси Снегурочка качает грудного малыша. С переднего, повернувшись вполоборота, Дед Мороз вполголоса поет "Черепаха-аха-аха у піску сиділа…". Годовалый Любомир потихонечку засыпает под папин голос. Он родился уже тут, в Киеве. Когда мама и папа "на две недели" выезжали из Луганска с его сестрой и братом, никто еще не знал, что в их семье не двое, а уже трое детей. И что две недели затянутся сначала на месяцы, а потом на годы.

Новый Год — время чудес. Во многих квартирах возле красиво наряженных елок дети ждут волшебства. Они готовят стихи и песенки и с удовольствием фотографируются на коленках у сказочного волшебника. Дед Мороз со Снегурочкой умеют устроить настоящий праздник. И не важно — для одного ребенка или для нескольких сотен. Они одинаково искренни со всеми и, кажется, никогда не устают.

Весь день самый маленький гном Любомир с ними. Пока мама и папа водят хороводы вокруг бесконечных елок, он терпеливо ждет внизу. В подъезде, на руках у маминой знакомой. Ведь ни в одной волшебной сказке у Деда Мороза и Снегурочки не было с собой малыша-снеговичка. А потом, в такси, по дороге к следующим детям, как и положено нормальному младенцу, пьет мамино молоко и слушает папины колыбельные…

На самом деле Снегурочку зовут Верой, а Деда Мороза — Женей. И, конечно, они не всю жизнь были Дедом Морозом и Снегурочкой. Женя — программист, а Вера — модельер по пошиву одежды. Давно, до войны они сначала помогали с организацией детских праздников. А потом набрали свою команду и устраивали программы до девяти часов подряд для детей и взрослых.

Когда они приехали в Киев, в надежде неделю-другую переждать, пока все закончится, то захватили с собой пару костюмов. Просто для уверенности, что смогут что-то заработать, если придется задержаться. Потом, пока еще работала почта, удалось отправить еще несколько нарядов. Все костюмы Вера придумывала и делала сама. "Мышь Трамвайная" и "Дюдюка Барбидосская" переехали жить в Киев. А в запертой костюмерке в Луганске ждут лучших времен "Белая Кошка", "Шмель Масяня", клоуны всех видов и мастей и еще три сотни персонажей.

Здесь, без постоянных клиентов и своего жилья, экономить приходится почти на всем. Единственное, что не обсуждается, — это занятия и кружки для детей. Кроме годовалого Любчика, есть еще шестилетний Тимофей и девятилетняя Дарина. Старшая дочка танцует в ансамбле Вирского. Она еще в Луганске занималась танцами, и большая удача, что здесь удалось продолжить.

На концерт ансамбля во Дворце "Украина" Вера надеялась попасть до последнего. Но билет за 500 гривен — это, пожалуй, не совсем по карману многодетной Снегурочке.

Это ничем невозможно объяснить, но при всей сложности и неустроенности жизни, при том, что во многом приходится себе отказывать, они улыбаются, искренне радуются жизни и заставляют радоваться окружающих. И когда смотришь на них, даже без грима, веришь, что Дед Мороз существует.

Марина Люта

Наверное, все началось с семьи…Бабушка Марины была украиноведом, общалась с шестидесятниками. Мама мечтала о балете. Организовала студию в селе, шила девочкам пачки из марли. Марина занималась балетом, писала песни, играла в ансамбле украинской музыки. Украину не просто любила — болела ею. Историей, традициями, культурой. Болела сама и заражала других.

Мечтала поступить в Могилянку или Шевченко. И поступила бы, умница, медалистка, победительница олимпиад. Но денег не оказалось даже на дорогу. Поэтому осталась в Донбассе, поступила на эколога и работала то лаборантом, то слесарем. А параллельно открывала в Северодонецке танцкласс для любителей. Слесарь и балерина в одном лице. И писала. Потому что хотела быть журналистом.

Однажды, как сон наяву, — конкурс редакции лисичанской газеты, поиск свежих людей и свежих идей. Радио, газета, возможность учиться и развиваться. Это был далекий 2007 год. Когда в Киеве грянул Майдан, именно эта редакция осталась крошечным островком, где люди боролись, как могли.

На улице Марина тогда все время ходила в наушниках — чтоб не слышать, о чем говорят люди. А люди боялись. Боялись страшных бандеровцев, не догадываясь, что они живут на соседней улице, проводят этнофестивали, носят и сами шьют вышиванки, поют украинские песни. Не там, в далеком и страшном Киеве. А здесь, под боком.

Однажды наушники сломались. В автобусе, между двумя городами. И Марина вышла из него, потому что не могла слышать, как весь огромный автобус гудит ненавистью к Украине и хочет войны.

Буквально сразу после этого был Майдан в Рубежном. Она была одним из его организаторов. А потом появились первые блокпосты "от бандеровцев". И в городе стало совсем страшно. Она передвигалась по городу на такси и закрывала ладонью ротик маленькой Ластусе. Потом, уже в Киеве, она долго спрашивала: "Мама, а можно тут по-украински говорить"? И еще полгода рисовала, как папу привязывали к дереву…

Они уехали за три дня до взятия города. Уезжали трудно, люди обступили их, что б они смогли сесть в поезд. Им просто повезло. Уже не было Рыбака. Не было Чернявского.

Первый месяц жили в гостинице в Киеве, помог Ярослав Бабич из "Азова". Тот самый, который погиб при невыясненных обстоятельствах уже тут, когда вернулся домой. Потом — у других друзей, которые были на Майдане здесь, в Киеве. Потом уже самостоятельно.

Государство так и не дало ее семье статус переселенцев — сначала потому, что муж родился и вырос в Киеве, а сколько лет он прожил в Донбассе, никому не было интересно. Потом — потому что Рубежное освободили, и можно было возвращаться домой. Была бы на то добрая воля.

Но она не может заставить себя вернуться. Потому что мало кого из тех, кого они передавали в СБУ, посадили. Многие из них теперь вручают ключи от квартир атошникам-инвалидам. Потому что не может понять, как ребята, которые в 2006-м подпевали ей "Лента за лентою" и заказывали вышиванки, теперь стреляют в наших ребят. Не может понять. И простить не сможет.

"Я безумно завидую вам, киевлянам. Потому что у вас тут так просто. Вы даже не представляете, что нужно сделать там, на Востоке, чтоб ты был и не свихнулся. Небо головой пробивать", - говорит Марина.

Любовь Агеева

У мамы Любы четыре Славика. Те, кто видит их впервые, впадают в ступор. Мальчишки до того похожи друг на друга, что выглядят четверняшками. На самом деле Ростиславу и Святославу по 10 лет, Ярославу — восемь, Мирославу — семь. И Славиками их дома никто не называет. Для мамы они Ростик, Свят, Яся и Мирек.

В августе 2014-го они уехали из родного Донецка. Никто не организовывал им эвакуацию. Просто сели в машину и вывезли детей в Краматорск. И вернулись за собакой. Потому что война, и оставить ее там они не могли. На прощание укрепили на своем доме украинский флаг, заперли двери и уехали.

Выезжать второй раз было уже на порядок сложнее — везде стояли дээнэровские посты, и было страшно. Пока пробирались полями — остановили люди в камуфляже. Наставили автоматы и спросили: куда они, собственно, направляются. У Любы тогда было две мысли: "слава Богу, дети в Краматорске и документы при них" и "только бы собака не залаяла — пристрелят с перепугу". Как ни странно, именно собака растрогала людей в форме без опознавательных знаков. "Славный песик, ладно — едьте".

В Краматорске Сережа и Люба продали машину и открыли торговую точку по продаже овощей-фруктов. Но то ли покупательская способность у людей была уже совсем низкая, то ли просто не повезло — не задалось. Пытались получить грант на собственный бизнес, тоже не вышло — надо было вложить часть своих денег, а их не было даже на жилье.

Исчерпав все варианты прокормить детей в Краматорске, перебрались в Киев. Здесь больше возможностей и легче найти работу. Папа достаточно быстро устроился начальником отдела в супермаркете. Его зарплата равна арендной плате за квартиру на Русановке. Люба перебивается подработками, но пока ничего толком найти не может. Прокормить, одеть, обуть и обучить четверых быстро растущих мальчишек без чужой помощи практически нереально. Но в этом им повезло — то одни, то другие добрые люди понемногу помогают. В Донецк дорога заказана — там слишком хорошо знают об их проукраинской позиции.

Мальчишки колоритны. С ними охотно фотографируются. Им вслед оборачиваются. И никто не знает, как им на самом деле живется в чужом городе.

Занятия в музыкальной школе пришлось забросить — за время скитаний Славики сильно отстали от программы и боятся, что не смогут наверстать. В общеобразовательной школе из отличников сползли в "середнячки". Они тяжело адаптируются — им важна стабильность и понимание, что будет завтра. "Мама, мы в сентябре пойдем в эту же школу?" Мама не знает.

Они давно перестали просить мороженое или сладости — они взрослые мальчики и все понимают. Они хотят жить в Украине. Они носят вышиванки и поют украинские песни. И очень интересуются историей страны, в которой они живут.

В конце прошлого года первая леди сводила их вместе с группой других детей-переселенцев в Музей Голодомора… так что теперь они знают, что в этой жизни может быть и хуже. И то, что дома не всегда хватает на еду, — еще не катастрофа…